– Сел! – тоном, не терпящим возражений, рыкнул Тырин. И уже спокойнее добавил: – Сказал же, разберемся. Ты точно не курсант? Уж больно выправка характерная.
Я помотал головой.
Более всего здесь меня удивил не паркет, не удобный стул и деревянный крытый лаком стол, не ровные белоснежные стены, а фотография неизвестного политического деятеля, где обычно вешали фото нашего бессменного президента.
Пока меня фотографировали и «снимали пальчики», я таращился на нового вождя, перебирая в уме всех известных политиков, которые могли бы стать генсеком, благо память позволяла, но не нашел никого похожего. Да и не застал я то время, мне было десять, когда Союз развалился на Россию и четырнадцать маленьких, но очень гордых республик. Октябренком еще был, а вот в пионеры уже не успел.
Сколько ни глядел на вождя на стене, так и не вспомнил. На вид ему было лет сорок-пятьдесят, узкое лицо, правильные черты, темные с проседью волосы. Чем-то напоминал Машкова, но губы были тоньше. И ведь не спросить, как зовут неизвестного мне лидера страны, – идиотом посчитают.
Да и не дали мне шанса задать вопрос – вопросы здесь задавал товарищ капитан Тырин.
Получив на все свои вопросы одно и то же «не помню», он поморщился и с дружелюбного «ты» снова перешел на формальное «вы»:
– Значит, говорите, не помните ничего? Ни имени, ни фамилии, ни адреса проживания? – Тырин скептически сморщился и посмотрел на часы. Увиденное ему не понравилось, и он снова начал тыкать, причем без всякого дружелюбия в голосе, наоборот, зло и раздраженно: – Слушай, парень, у меня нет ни времени, ни желания с тобой тут валандаться! Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому!
Он уставился пристально, словно хотел просверлить во мне дыру, и я всем своим существом ощутил, что больше всего на свете этот человек хочет домой, посмотреть футбольный матч. Ага, вот как работает «Эмпатия», ради которой я набрал столько фобий! Что ж, забавно и… воодушевляюще. Значит, и второй особый талант при мне…
– За «Динамо» болеете? – брякнул я и прикусил язык.
Однако суровое лицо капитана смягчилось (манипуляция сработала!), во взгляде прочлось некое подобие симпатии, и он проговорил примирительно:
– Не хочешь говорить, посиди, подумай. Задержан до установления личности! – Он что-то чиркнул в бумагах и гаркнул: – Гаврилов!
Дверь приоткрылась, там появился мордатый дежурный.
– Да, товарищ капитан!
– Уведите!
Гаврилов взял под козырек и потащил меня на выход из кабинета следователя. Я настроился на Гаврилова и ничего не ощутил, кроме легкого чувства голода, которое подстегнуло собственное, и мой желудок не просто заурчал – взревел. Толстое пузо дежурного радостно закурлыкало в ответ. Похоже, наши внутренности поняли друг друга лучше, чем мы сами.
– И это! – окликнул его капитан. – Оденьте его во что-нибудь! Чего он у вас как этот, как его…
– Шотландец, – подсказал я.
– …клоун! – не воспользовался подсказкой капитан Тырин.
– Так это, че было, в то и упаковали, – объяснил дежурный. – Шлюх из «бардака» как раз загребли, везли в участок, а по дороге этот нудист…
– Понятно, – следователь тут же потерял ко мне интерес.
Дежурный отвел меня в камеру, где мирно дрых какой-то бывший интеллигент с козлиной бородкой, в затрепанном пиджаке и трениках.
Через некоторое время Гаврилов вернулся с окаменевшими от краски штанами, такими же кроссовками производства тольяттинской обувной фабрики и грязной футболкой с надписью «Добро пожаловать на Слънчев бряг!».
– Оденься, нудист, – сказал он.
– Товарищ дежурный, – проговорил я, натягивая штаны. – А где я…
Тот хохотнул.
– В Третьяковской галерее, не видно, что ли? Ну ты в натуре клоун!
Штаны спадали, и я закрутил их на поясе.
– Город какой, вот что я хотел спросить.
– Лиловск. Н-да, парень, вот ты попал! – с сочувствием покачал головой мент.
Расспрашивать, что это за Лиловск такой, я не стал. Ясно, что не Москва и не Питер, то есть Ленинград. Здесь есть хрущевки и более старые дома, значит, он не новый, а в Лиловск переименовали какой-то небольшой городок.
– А Саратов далеко? – спросил я.
– Тысячи две километров отсюда. А с чего это ты о нем вспомнил?
Я сжал виски, помассировал их и соврал:
– Да крутится в голове почему-то.
– Ну, вспоминай.
Дежурный ушел. Одевшись, я ощутил себя рыцарем, защищенным латами со всех сторон и готовым к подвигам.
Растянувшись на холодном полу, я подложил руки под голову. Наконец появилась минутка передохнуть и заняться стратегическим планированием.
Меня не любят – это минус, но и не гонят – это плюс.
Итак, что мы имеем? Я абсолютно свободен от обязательств, у меня нет долгов ни перед живыми, ни перед мертвыми. Моя жизнь – чистый лист. Я пилот полностью заправленного самолета, который может прилететь в любую точку. В любую, Карл!
От понимания закружилась голова. Мне больше не надо перебиваться случайными заработками или ходить на нелюбимую работу. Я волен прожить свою жизнь заново так, как всегда хотел, но не смог.
А чего я хотел?
Вроде бы об этом я уже думал, когда выбирал таланты. И даже решил, кем хочу стать.
Но тогда я не мог слушать сердце, потому что у меня его не было. Бесплотный, я не мог рассуждать душой, только бездушным разумом.
Итак, чего я хочу? Карьеру кавээнщика? Стать профессором экономики? Поступить в институт международных отношений и податься в разведчики? Изобрести лекарство от рака? Ага. Нацепить фрак (халат), посадить себя в клетку и воткнуться в бумаги.
А может, тогда просто радоваться каждому дню и жить на полную катушку?
Эй, Александр Звягинцев, то есть Нерушимый, чего ты хочешь? Чего ты хочешь всем сердцем, так, чтобы до ломоты в зубах?
В глубине души шевельнулся ребенок – тот самый, что очень-очень давно на соревнованиях отбил пять мячей подряд и спас команду. Он помнил, как ребята напрыгнули на него и повалили, их глаза светились счастьем, и он сам был счастлив. Большего счастья я не испытывал никогда. Точнее, не испытывал такого открытого искреннего счастья.
А после того, как сказал тренеру, что ухожу из спорта, вечером, укрывшись одеялом, я с трудом сдерживал слезы. Потому что мамина кровать находилась в этой же комнате, отделенная от моей шкафом, и проявлять слабость было нельзя.
Вот чего я хочу – играть в футбол. А еще хочу увидеть, как миллионы соотечественников выбегают на улицу, обнимаются, угощают друг друга пивом, когда наша сборная пройдет… ну, хотя бы в полуфинал чемпионата мира. О большем не мечтаю, ведь футбол – командная игра, не все зависит от одного человека.
Решено! Строю карьеру футболиста. Безумие? Ха! А то, что со мной произошло, не безумие?
Почти убедив себя, заколебался. Саня, ты серьезно? Ты же столько всего можешь сделать хорошего с такими возможностями – и для себя, и для страны, и для всего человечества! А ты собрался мячик гонять?
Мотнув головой, я никак не мог отделаться от картинки: вот я выхожу на поле вместе с командой. Мы встаем в круг, обняв друг друга за плечи, потом расходимся по позициям. Я встаю в ворота…
Я улыбнулся, представив свою команду на футбольном поле. Пусть не сборную, пусть даже рядовой клуб из Второй лиги, ворота которого я защищаю, и у меня перехватило дух и замерло сердце!
«Лучший в мире»…
От перспектив я не смог дышать. С таким талантом мечты станут реальны.
Я представил финал чемпионата мира, нашу сборную на поле со мной в воротах, летящий в мою дальнюю «девятку» мяч…
«Прыжок!.. Да! Нерушимый намертво берет мяч!» – заорал бы в восторге комментатор.
А потом, как в 2018-м в моем мире, жители моей необъятной Родины ликуют, выходят на улицы. Незнакомые люди, объединенные нашей победой, обнимаются, угощают друг друга пивом и коньяком.
Осталось всего-то понять, как отсюда выбраться и что делать дальше. Если в этом Союзе все так же строго, как было в том, нужно сделать документы, прописаться, устроиться на работу и… как-то пробиваться на просмотр в местный клуб. Интересно, а в этом городке вообще есть футбольная команда? Что-то не слышал я ни о каком клубе из этого городка в моем мире…
Черт, а ведь по спортивным меркам я уже динозавр! Пацаны с пяти лет навыки нарабатывают, а я последний раз играл в десятом классе. Сперва надо вспомнить, что да как, ведь на «самом лучшем» далеко не уедешь, я таковым могу быть только раз в неделю, а на следующий день выпаду из жизни. Надо бы записаться в футбольную секцию, показывать себя там, заодно вспоминать навыки, а потом уже в клубы на просмотры рваться…
Кстати, неплохо бы опробовать второй особый талант. Вот только как? Стать самым лучшим взломщиком и свалить отсюда? Ага, поймают, а потом потарахтеть в Магадан лет на пять, а то и десять – наверняка все висяки на меня сбросят. Сделаться самым убедительным и уболтать себя выпустить? Так менты по уставу работают – не получится.
Загипнотизировать их, заставить забыть случившееся? Ага, размечтался. Здесь хоть и Советский Союз, да только двадцать первый век на дворе – меня уже оформили, и я есть в базе.
Ладно, отложим до лучших времен. Я прошелся по камере, глянул за решетку. С моей стороны было три зарешеченные двери, напротив – три глухие. Две камеры наблюдения в разных концах коридора. Что-то много тут помещений – видимо, с криминалом не очень.
Интересно, а где проститутки, которые со мной ехали? Заплатили штраф, и их отпустили?
Эх, не надо было тупить и светить голым задом в общественном месте. Спрятался бы быстренько – авось обошлось бы. А теперь что? Я в сердцах пнул решетку.
Вот тебе и тема для размышления. Оцени простор для полета мысли!
Время было вроде то же, да не совсем. Страна была другая. Не Россия. Но и не тот СССР, который я смутно помнил. В книгах я вычитал термин – точка бифуркации. Переломный момент, когда знаковые события идут по другому пути, рождая новую ветку реальности.
Где отправная точка? Не у алкаша же спрашивать.
Видимо, случилось это не так давно, потому что есть привычные глазу хрущевки, зато нет сочащихся кичем кривобоких уродцев девяностых, да и современные здания добротные, все оконные рамы в одном цвете. Судя по машинам на дорогах, люди тут живут небедно. Вот только что за марки авто? Неужто автопром так развился?
Не веря себе, я тряхнул головой. Неужели я в улучшенной версии мира? Там, где нет межнациональной розни среди советских народов? В мире, где мне можно пройтись по Дерибасовской и в Эстонии возложить цветы к памятникам воинам-освободителям? Где еще в цене семья, друзья, честь? Где решают интересы не олигархов или продажных чиновников, а Родины?
Разве не этого хотелось каждому, кого печалил развал великой страны? Или в этой версии СССР все только с виду так хорошо?
Вспомнился капитанов смартфон неизвестной модели, логотип подсмотреть не удалось. На мой пораженный взгляд он с какой-то гордостью сказал: «Ирва-десятка!»
Конечно, во мне тут же разыгралось любопытство! Какие отличия этого мира от привычного? Где провели чемпионат мира по футболу в 2018-м? Написал ли Джордж Мартин «Песнь льда и пламени»? Какие тут звезды на эстраде? И вообще, какие отношения у этого СССР с так называемым цивилизованным миром?
Но естественное любопытство было тут же придавлено грузом насущных проблем и вопросов. Если сначала меня накрыла эйфория, то теперь я взглянул на ситуацию более трезво.
Без имени, без адреса, без денег, работы и без каких-либо документов! Без бумажки я какашка, звать меня никак, и, что делать дальше, непонятно. Если мою личность не установят, что тогда? Попасть в какой-нибудь ЛТП мне совершенно не улыбалось. ЛТП – это лечебно-трудовой профилакторий, куда в моем Союзе насильно отправляли алкашей и наркоманов.
Ну спасибо, богиня, удружила! Со злости я опять стукнул по решетке, и появившийся мент призвал меня к порядку. Алкаш всхрапнул и перевернулся на другой бок. Вот что неизменно в моей стране, так это колдыри. «Пьют и воруют», – вспомнил я крылатую фразу авторства Розенбаума, ошибочно приписываемую Карамзину. Очень хотелось верить, что второе изменилось в лучшую сторону.
Помаявшись, я вдруг почувствовал, что смертельно хочу спать. Сунул ладонь под щеку и сразу вырубился. Не каждый день доводится умирать и оказываться в параллельной реальности, да еще в таком неприглядном виде.
Проснулся от того, что моего соседа по камере куда-то выводили, после чего я, недолго думая, перелег на лавочку и сразу же отключился снова, а во второй раз открыл глаза от стрельбы.
О проекте
О подписке