Одна бредовая картинка сменяла другую. И вот уже вождь мирового пролетариата привиделся ему сидящим под пальмой. Он сдвинул кепку, обнажив половину лысины, и потягивал из горлышка пластиковой бутылки пиво, с любопытством поглядывая на зеркальные окна небоскреба напротив. А потом вдруг появился Андрей Миронов в костюме Остапа Бендера и, небрежно прикрыв рот блондинистой женщине, произнес слова совсем из другого фильма:

– Я бы сказал: «Чушь! Ерунда!», как это я называю, – сказал он, невесело усмехнувшись, и плавно обвел рукою сверкающие позолотой и глянцем окрестности. – Рио—де—Жанейро…

После Андрея Миронова ни к селу, ни к городу приснился Денису его старый товарищ Александр Сергеевич Колонов, просто Сашка. И вот этот самый тяжелый и непостижимый человек, обидчивый бумагомарака стоял на коньке крыши крестьянской избы, а к нему раскорячившись, впиваясь пальцами в щели между темного теса, полз человек.

Многое еще привиделось Денису в эту ночь. Сновидение мелькнуло перед глазами призрачным калейдоскопом, показало роскошный райский хвост и обернулось тошнотой, резкой побудкой…

– Мать твою! Да ты же все прое…л! – во всю глотку вопил Виктор. – Бля… бля…

Денис резко сел и увидел, как он пролез в купе через разбитое окно с улицы. В купе царил полный разгром. Игорь Петрович и армейский капитан исчезли. Из сумок все было вытряхнуто на пол, сами сумки распороты по швам. Коньяк был допит, закуски съедены, а столик усеян крупными осколками оконного стекла.

– Все, прое…л, сука… Все прое…л… С голой, бля, жопой остались…

– Не понял?! – с вызовом осведомился Денис.

– С—с—суки! – выдохнул Виктор.

За окном начинался мутный, серенький рассвет.

В этот момент в дверь забарабанили и выкрикнули несколько раз: «Открывайте! Немедленно открывайте!»

Денис вздрогнул и посмотрел на Виктора.

– Нормально все, – сказал тот. – Это проводница. Про окно придется что—нибудь соврать. Тебе…

Проводницей оказалась немолодая, крашеная рыжим тетка. Она довольно резко высказалась, что чушь, которую они ей рассказали и в обстрел поезда камнями в Загогулинске она не верит. Мол, Загогулинск – спокойное местечко и отродясь там не учиняли хулиганства проходящим поездам. А указав на пустую тару из—под спиртного и на остатки закуски, сказала, что, видно, парни, то есть Виктор с Денисом, напились пьяными, разодрались между собой и разбили окно вдребезги.

– Вообще—то, мы курить выходили в это время, – врал Виктор. – Может быть, попутчики наши окно разбили, а потом скрылись? Мы их с трех часов ночи не видели.

Денис поспешно закивал и прикрыл ногой окурки, лежавшие под столиком.

– Какие такие ваши попутчики?! – очень натурально удивилась проводница. Виктор подмигнул Денису. – Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Едете вы в купе одни, а насвинячили, как целый табор.

Она повздыхала, потопталась на битом стекле, скосив глаза в сторону.

– Ладно, на первый раз прощаю. Спишу окно на Загогулинск. Но только на первый раз, учтите!.. Приберусь позже. Но чтобы теперь до Твери ни звука!

Когда она ушла, Виктор смахнул мусор со столика на пол и закурил. На минуту в купе воцарилось тягостное молчание. Денис все порывался сказать, что, мол, не пора ли поворачивать обратно – коли все так неудачно складывается. Расхотелось ему продолжать путешествие. Испугался. Но сказать это вслух он так и не решился. Вроде бы и речь приготовил славную, убедительную, разумную. А сказать не смог – язык не повернулся, совестно вдруг стало, неловко сказать такое. Сам удивлялся своей нерешительности.

– Кто с нами ехал, теперь ясно, как божий день, – угрюмо пробормотал Виктор. – То—то проводница засуетилась: «Прощаю!», «Смотрите мне!» Небось сейчас с ними водку хлещет, тварь божья, да над нами посмеивается.

– Все этот поджидок – Игорек! – в тон ему поддакнул Денис. – Я сразу заметил, что коньяк его не берет. Видно, мне дряни какой—то подсыпал, вот я и вырубился.

– «Вырубился!» – передразнил его Виктор. – Водку надо меньше жрать! Знал ведь, на что идешь!

– А чего ты на меня гавкаешь?! – повысил голос Денис. – Ты сам—то где был? Часики по поезду срезал! Ворюга, на…

И неизвестно, чем бы их разговор закончился. Оба вскочили, сбычились, засверкали глазами. Но, к счастью, в этот момент в дверь осторожно побарабанили.

– Входите, не заперто! – злобно выкрикнул Денис.

В купе медленно, тактично покашливая, словно не на них только что голос подняли, вошли два пожилых человека. Он и она. И на Дениса с Виктором, словно дохнуло из прошлого, и им сразу же захотелось подобраться, и быть очень внимательными, очень корректными. «Белая кость» появилась в их купе, остатки битой гвардии.

– Здравствуйте, молодые люди, – улыбнулась попутчикам старушка. – Надеюсь, мы не помешали?

– Вот, решили перебраться к вам… Н—да, – старик незаметно согнал Виктора со скамьи. – Шумные у нас были соседи.

– Два обормота, – рассмеялась его супруга. В руках у нее появились ведро с веником.

Старик задернул на окне штору, включил освещение. А старушка с грохотом ссыпала в ведро осколки стекла.

– Да и вы не тихони, – заключил старик. – Но думаю, мы поладим. Обязательно поладим.

Виктор с Денисом ошеломленно наблюдали за новыми соседями.

– А папа?! – вдруг ужаснулась старуха.

– Еще и папа?! – вслед за ней ужаснулся Денис.

– А что папа? – рассудительно заметил старик. – Что ему сделается?!

– Действительно! – рассмеялась старушка. – Что ему сделается? Но мы обязательно познакомим вас с папой.

Беседа завязалась сама собой. Несколько раз появлялась всклокоченная проводница, в наспех надетом кителе и с красным бланшем под левым глазом. Сначала она принесла чай, потом выпечку. Старик коротко и доходчиво высказал ей неудовольствие от медлительности обслуживания. А старушка, потешно кивая в такт его словам, вытащила из недр своей черной сумки торт.

– Посудите сами, молодые люди, – тем временем говорил старик. – К сожалению, достигнутое редко радует и удовлетворяет нас. Чаще всего оно озадачивает результатами или раздражает. Почему озадачивает? Во—первых, потому что вожделенная цель представляется нам в радужном свете. Мы воображаем ее не так, какой она выглядит в действительности. А, во—вторых… Впрочем, хватит и первого объяснения. В качестве примера я могу привести своих внуков. В детстве они мечтали о полном, до отказа забитом телеэфире. Мечтали о том, чтобы программа телевизионных передач была толще газеты «Правда». И что же? С течением времени и обстоятельств это произошло. Но повзрослевшие, уже отцами семейств, погрязшие в повседневных хлопотах, они забыли, что их детская мечта стала явью. Ведь в наши дни стоит только купить и установить хорошую антенну, и телевидение, насыщенное фильмами, викторинами и рекламой придет в дом… Живем мы в глубинке, на метровом канале показывают у нас всего три телеканала, хотя с современными антеннами можно принимать массу телевизионных каналов… А лучшим примером может стать мой тесть…

– Олег Святославович, прекратите! – старушка отставила стакан с чаем в сторону и с укором посмотрела на мужа. – То, что произошло с моим отцом – настоящая трагедия. Он стал жертвой своего времени. И я не позволю навешивать на него ярлыки! В конце концов, любой человек не застрахован от ошибок. Особенно много досадных ошибок и заблуждений совершено его поколением. Если мне не изменяет память, в свое время вы даже воспользовались его служебным положением. И это вас отнюдь не смущало!

– Хорошо, Клара, – кивнул старик. – Вы правы. Это довольно бестактно с моей стороны.

– Вы к чему это, собственно? – Денис осторожно взял кусок торта и посмотрел на попутчиков.

– Изумительно! – пискнула старушка.

– Н—да, – хмыкнул старик. – Дело в том, что мы уже в третий раз летим в Изумрудную республику, – сказал он. – Это очень удобно. Не нужно оформлять визу, нет пропускного режима. Заплатил деньги и спокойно отдыхай, либо обделывай свои дела. Все очень просто, почти никакой бюрократии. Месяц там, три месяца здесь.

– А ты, видно, богатый старикан, – негромко, но внушительно произнес Виктор и перегнулся через столик. – А ведь мы не летим в Изумрудную республику.

– Прекращай этот балаган, парень! – старик тоже перегнулся через столик. И сразу стало понятно, что он еще довольно крепкий человек. И не какая он не «белая кость», а скорее костолом. – От вас за версту разит перебежчиками! Иммигранты, нелегалы, предатели! Вы хоть знаете, что там происходит?

И он вкратце изложил содержание уничтоженных Денисом листовок. Для Виктора его слова стали откровением. И то, что родное государство его любит, а как переселенец он никому не нужен. И то, что в Изумрудной республике сплошной обман и летальные исходы.

– Вот так, ребята, – закончил политинформацию старик. – Но я предлагаю вам достойный выход из положения. Я предлагаю вам путь к отступлению. Я предлагаю вам работу в Изумрудной республике.

– Что?! – страшным голосом переспросил его Виктор. – Ты хочешь меня завербовать?..

– Прикуси жало! Как это у вас говорят, – оборвал его старик. – Заткнись и слушай внимательно!

– Денис, собирай вещи, – скомандовал Виктор.

Старики переглянулись. В глазах Виктора брильянтовыми искрами переливалось злорадство.

– В таком случае, – надменно произнес старик, снова вживаясь в роль белогвардейского офицера на пенсии, – купе покинем мы. Но ежели передумаете, мы всегда рядом. Милости просим.

За окном уже шумел вокзал. За разговорами они не заметили, как поезд сделал остановку. Денис поднял штору и полной грудью вдохнул холодный и влажный воздух. Виктор наполовину высунулся в окно, закурил и принялся озираться:

– Эй, браток! – окликнул он бродягу. – Поди—ка сюда.

– Чего тебе? – угрюмо поинтересовался тот.

– Давай сюда торт, – сказал Виктор Денису и благожелательно произнес. – Не побрезгуй угощением, братец!

– Не на паперти! – бомж презрительно сплюнул себе под ноги и отвернулся.

– Ах ты, гаденыш! – Виктор даже поперхнулся от бешенства и выронил торт. – А это еще что за дела?!

Из сливочного крема выскочил и покатился по асфальту маленький кругляк. Бродяга резво схватил его и бросился наутек, только пятки сверкнули.

– Проклятое старичье! – бешено прохрипел Виктор. – С—с—суки!

– Что это было? Прослушка? – по спине Дениса пробежал холодок.

Но до Твери он все—таки дотянул. Сам себе не смог этого объяснить, его так и подмывало повернуть в обратную сторону. Скорее всего, не сделал этого из упрямства. Все эти Игори Петровичи и ряженые, крутившиеся вокруг них, возбудили в нем ослиное, несгибаемое упрямство.

С поезда они сошли на станции Дизельная. А может быть и не на Дизельной, а Топливной или Локомотивной. В этом ли суть?

Было уже довольно темно, вечерние сумерки окутали туманным саваном окрестности. Свет желтых фонарей пробивался сквозь белесую пелену, как сквозь запотевшее стекло.

– Что это вы надумали? – недовольно осведомилась у них проводница, открывая дверь тамбура. – Вам до Твери!

– Чё за вопросы, мать твою?! – в ответ ей нагличал Виктор. – И скажи по совести: сколько тебе приплачивают за сексотство?

– А ты все—таки не заговаривайся! Я на работе сексом не занимаюсь! – было заметно, что слова Виктора задели ее за живое.

– Ты из себя дурочку не строй! Тьфу, на тебя! – Виктор отвернулся от проводницы и сказал Денису: – А нам в село Куличи. Не ссы, Денис, наша правда всегда неправду подогнет!

– Ты мне лучше скажи, где мы ночевать будем? – спросил тот.

– Сначала узнаем, есть ли до Куличей автобус?.. По идее автобусы должны быть здесь же.

Виктор открыл дверь станции и отшатнулся как от удара.

– Этого не может быть! – ошеломленно пробормотал он.

Денис оттеснил его от двери и осторожно заглянул внутрь.

Неказистое, аляповатое снаружи здание внутри было насыщено чистыми и свежими красками. По стенам вился огромный транспарант: «Мы вас любим! Не покидайте нас!» Троицы в косоворотках и сарафанах с хлебом-солью в руках ходили по залу. Девушки в обтягивающих футболках с яркими надписями: «Страна заневестилась! Не уезжай!» Чванливые мужики с плакатами: «Одумайся, парень! Пожалей отца с матерью! Не глупи!» А на длинных свадебных столах дымили самовары и лежала снедь.

– Идем отсюда, – Виктор потянул Дениса за рукав.

– Может, перекусим?

– Ты не понимаешь! – неожиданно завопил Виктор. – Это полоса отчуждения! Забвение ждет нас за этой дверью. Вход есть, а выхода не будет!

– Ты чего орешь? – угрюмо спросил его Денис и тоже взорвался: – Катись ты со своей республикой к едрене фене, понял?! А я остаюсь! Остаюсь, понял ты?! Мне все это милее твоего дутого рая!.. А ты катись отсюда, уезжай и не возвращайся! А то повадились, жить там, а «капусту» рубить здесь!..

– Хорошо, – спокойно кивнул Виктор. – Оставайся. Но это был последний шанс стать человеком.

– Да насрать… Насрать!!! – Денис распахнул дверь настежь. И тут же перед ним возникла троица с хлебом и солью. – Мне здесь радостней, мне здесь веселей!

Дверь за ним закрылась. Виктор обессилено опустил голову и пошел прочь со станции.

Вечер вновь дал о себе знать. Только что не было его, забылся в горячке, в парах закипевшей крови, а сейчас обнял Виктора за плечи влажными ладонями, крикнул издалека простуженным голосом тепловоза, зашуршал листвой под сбитыми подошвами случайного прохожего.

– Дурак, – бормотал Виктор. – Какой же ты дурак…

И в этот момент он понял, что приключение закончилось. Словно увидел, что через мгновение остановится возле него старенький, красного цвета «ПАЗик» до Куличей, и будет в нем сидеть дюжина тех, кто, несмотря ни на что дошел, оставил в прошлом, обрубил концы, проклял малодушных спутников, но все же дошел на половину умершим от страха. И в этот же миг ему показалось, что счастья нет, не может быть радости победы после такого, не бывает ее после таких напряжений и тягот пути. Потому что забываешь, как улыбаются, не говоря уже об остальном.

Возле него остановился красный с белыми полосами, похожий на пожарную машину «ПАЗик». Виктор бросил окурок на отсыревший асфальт, подхватил сумку и поднялся в салон.

– Здравствуйте, – поздоровался он с попутчиками и сел на свободное место.

Когда самолет поднялся в воздух, и земля стремительно ушла вниз, Виктор увидел ЭТО. Вокруг радостно переговаривались, свинчивали с бутылок пробки, молились, расспрашивали стюардессу о какой—то ерунде. А Виктор, задрав от удивления брови, смотрел на проявившийся в лучах восходящего солнца огромный, немыслимой величины дуб. В салоне незаметно стихло. На экране телевизора медленно поворачивалось вокруг своей оси могучее древо. Пилот зачем—то завернул самолет на второй круг.

– Великий поэт, – глухо, как сквозь радиопомехи пробивался голос стюардессы, – считал, что Тверь и есть сказочное Лукоморье, и именно здесь произрастает сказочный дуб, вдохновивший его на создание бессмертных произведений…

– А мы будем лететь ровно сто одну минуту? – перебили ее, словно от этого зависела судьба полета.

– Мы будем лететь точно указанное время…»