Глава 2. Бизнес на вечной жизни

Все великие человеческие системы – религии, идеологии, империи – построены на фундаменте одной-единственной лжи: обещании победы над смертью. Неважно, в какой форме подается эта ложь – как вечная жизнь в раю, как бессмертие в памяти потомков или как физическое продление дряхлеющей плоти. Механизм всегда один. Он апеллирует не к разуму, а к первобытному, животному ужасу перед небытием.

Этот страх – самая стабильная валюта в мире. Он не подвержен инфляции, не зависит от биржевых котировок и не признает государственных границ. За иллюзию отсрочки, за призрачную надежду на еще один день, год или вздох, человек готов отдать все: состояние, рассудок, достоинство. Логика отступает, критическое мышление испаряется, и на их место приходит слепая, отчаянная вера.

И тот, кто понимает эту простую механику, становится настоящим властителем мира. Ему не нужны армии или законы. Ему достаточно лишь найти свою нефтяную скважину в безграничном месторождении человеческой глупости, питаемой страхом.

Сергей Лашин, в прошлом – человек с широкой известностью в узких кругах, а ныне – скромный предприниматель, искренне верил в две вещи: в неизбежность смерти и в безграничную человеческую глупость. Первая была абсолютной константой, уравнивающей всех – и воров в законе, и олигархов, и нищих пенсионеров. Именно животный, иррациональный страх перед ней и заставлял этих самых пенсионеров снимать с книжки последние гроши в тщетной надежде купить еще немного времени. Вторая же была неиссякаемым природным ресурсом, на котором, как на нефти или газе, можно было строить целые империи. На второй своей вере он и построил свой нынешний, относительно честный бизнес.

Его офис, расположенный в полуподвальном помещении на окраине Москвы, гудел, как растревоженный улей. Воздух был пропитан запахом дешевого растворимого кофе и застарелого табачного дыма. Флуоресцентные лампы на потолке противно мерцали, отбрасывая бледный, мертвенный свет на потертые столы и стены с криво распечатанными мотивационными плакатами: «Клиент всегда прав (пока не перевел деньги)» и «Цель оправдывает средства».

Десяток сотрудников, его новая «бригада», сидели в наушниках. Это был колл-центр компании «Эликсир Жизни».

Лашин стоял у двери своего кабинета и с отеческой улыбкой наблюдал за этим театром абсурда. Он создал для этих людей рабочие места. Дал им шанс. Ну а то, что шанс этот заключался в обмане пенсионеров… Что ж, такова была цена социальной реабилитации.

– Галина Иннокентьевна, милая, ну что же вы! – вещал в гарнитуру бывший медвежатник по кличке Фитиль. – Наш препарат «Атлант-Форте» не просто боль снимает, он хрящевую ткань восстанавливает!

В этот момент входная дверь со скрипом отворилась, и в приемную вошел крепкий мужчина лет сорока в рабочей куртке. Он решительно направился к стойке секретарши.

– Мне нужен ваш начальник!

– У Сергея Павловича совещание, – не отрываясь от маникюра, ответила девушка.

– Значит, совещание у него сейчас закончится! – мужчина ударил кулаком по стойке. – Быстро позвала его!

Шум привлек внимание. Лашин вышел из своего кабинета.

– Я Сергей Павлович. Чем могу помочь?

– Ты, что ли, тут главный? – мужчина шагнул к нему, потрясая баночками «Эликсира Жизни».

– Ты моей матери эту дрянь продал на пятнадцать тысяч! Она пенсию всю отдала! Деньги верни, аферист!

Фитиль и Граф напряглись, но Лашин остановил их легким движением руки. Он сделал шаг навстречу. Его взгляд был абсолютно спокойным, но в нем появилось что-то такое, отчего мужчина инстинктивно сделал полшага назад.

– Во-первых, не кричи. Здесь люди работают, – тихо сказал Лашин. – Во-вторых, твою маму никто не заставлял. Она взрослый человек. В-третьих, если у тебя есть претензии – для этого есть суд. Можешь подавать. Мои адвокаты с удовольствием с тобой пообщаются. Особенно, когда в их адрес звучат слова вроде «аферист». Это уже клевета, статья.

Мужчина нахмурился, его напор стал спадать.

– Какие еще адвокаты?

– Самые лучшие, – пожал плечами Лашин. – Но я вижу, ты мужик рабочий, правильный. За мать переживаешь. Это по-человечески. Поэтому давай решим вопрос без суда.

Мужчина неуверенно кивнул.

– Вот и отлично. Лена, – обратился Лашин к секретарше, – принеси бланк соглашения о примирении.

Он повернулся обратно к посетителю.

– Мы вернем тебе часть суммы. В качестве жеста доброй воли. Скажем, десять тысяч. Ты подпишешь бумагу, что не имеешь к компании никаких претензий. И мы расходимся.

– Почему десять, а не пятнадцать? – насупился мужчина.

– Потому что пять – это стоимость моего потраченного времени. Можешь считать это платой за юридическую консультацию.

Лена принесла бланк. Лашин протянул его мужчине вместе с ручкой. Тот несколько секунд колебался, затем быстро чиркнул подпись. Лашин взял бумагу, проверил, затем достал из кармана десять тысяч и протянул ему.

– А баночки оставь матери. Пусть пьет. Вера, она, знаешь ли, тоже лечит. А теперь иди.

Мужчина, ошарашенно глядя то на деньги, то на Лашина, взял купюры и, ничего не сказав, развернулся и вышел. В офисе воцарилась тишина. Лашин посмотрел на свою «бригаду». На их лицах было восхищение.

– Что уставились? – бросил он. – Работайте. План сам себя не выполнит.

Он вернулся в свой кабинет. Он был хозяином стаи, который только что продемонстрировал, как вожак решает проблемы.

Внезапно идиллия в офисе «Эликсира Жизни» была разрушена. Входная дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и в помещение, не говоря ни слова, вошли люди. Сначала трое – двое в аккуратных штатских костюмах, один в полицейской форме. Возглавлял процессию человек с усталым, ничего не выражающим лицом и тяжелым взглядом – это был оперуполномоченный Рассказов. Сразу за ними, заполняя собой весь дверной проем, в офис бесшумно влились пять человек в черной форме с надписями СОБР. В касках, бронежилетах, с короткими автоматами наперевес. «Тяжелые», как их называли.

Гудение колл-центра оборвалось на полуслове, словно кто-то выключил рубильник. Фитиль замер с телефонной трубкой у уха, его медовый голос застрял в горле. Ленка-Форточка инстинктивно вжалась в свое кресло.

– Кто здесь главный? – громко, но безэмоционально задал вопрос Рассказов. Вопрос был риторическим; его взгляд был уже направлен на единственного человека в комнате, который не выказывал страха.

Лашин спокойно шагнул ему навстречу. Он нутром чувствовал – это не обычная проверка. Это процедура. И сейчас, на глазах у его «бригады», было важно не потерять лицо.

– Лашин Сергей Павлович. Директор, – представился он, его голос звучал ровно.

– Рассказов Сергей Валентинович, старший оперуполномоченный УБЭП по Таганскому району. У нас постановление на обыск, – он протянул Лашину сложенный вдвое лист бумаги. – Прошу во время обыска всем оставаться на своих местах и помещение не покидать.

Он кивнул своим подчиненным, и те, двигаясь слаженно и методично, как хирургическая бригада, принялись за работу. Один отключал сервер, другие начали упаковывать системные блоки компьютеров в черные мешки.

Лашин развернул постановление. Его взгляд быстро пробежался по строчкам. Он искал не суть, он искал ошибки. Но все было оформлено безупречно. Он достал телефон и спокойно сфотографировал документ. Уголовное дело было возбуждено по статье 159, часть 4 – мошенничество, совершенное организованной группой либо в особо крупном размере.

Он всё понял. Это была не попытка посадить его. Для этого не нужен был такой спектакль. Его бы приняли тихо, мордой в пол, и через сутки он бы уже знакомился с сокамерниками в СИЗО. Нет, это была процедура давления. Сигнал. Оставалось лишь точно определить отправителя, хотя он уже догадывался.

Это была системная, методичная работа на уничтожение его маленькой империи. Капитан Харченко, его «крыша» из экономического отдела, перестал отвечать на звонки еще неделю назад. Лашин прокрутил в голове варианты. Либо Харченко самого «приняли», что маловероятно – такие, как он, тонут редко. Либо, что более вероятно, он решил сдать его бизнес кому-то повыше, обменяв его на более выгодное партнерство.

– Хорошо, – спокойно кивнул Лашин Рассказову, понимая, что сопротивление бесполезно. – Поехали. Только дайте один звонок сделать. Адвокату.

Рассказов безразлично пожал плечами. Для него это была рутина.

Лашин достал телефон, нашел в контактах номер, который не использовал уже несколько лет. Номер человека, который вытаскивал его из таких передряг, из которых, казалось, не было выхода.

Ростов-на-Дону, 1999 год.

На заре туманной юности, в свои семнадцать лет, они с неизменным подельником Димой Калжи по кличке «Калач» начали выстраивать свой жизненный путь в одной из «бригад криминального подряда». Карьера их в качестве стажеров воровских университетов складывалась далеко не всегда удачно. «Фарт», неизбежный спутник на их пути, иногда стыдливо прикрывал глаза, потому что закрывать их на смешные глупости подростков-вороваек бывало просто невозможно. Они работали в “бригаде братьев Фредов” и каждый раз когда они “попадали” Женя Фред постоянно их вытаскивал.

Ну что сказать, если после удачно выставленной квартиры, куда Серега «Лапша» пробрался через форточку, открыл дверь изнутри, и они вынесли достаточно весомый куш в виде наличных и драгоценностей, пока хозяин спал в другой комнате. Уже выходя из подъезда, Дима-Калач вдруг остановился. – Слушай, на хате-то телевизор у нас стремный. – И? – не понял Лашин. – А там плазма. Подержи, я сейчас, – и, отдав пакет с драгоценностями, оставив Серегу с открытым для возражения ртом, Калач побежал вверх по лестнице обратно в хату.

Он успел забрать присмотренный LG и уже выходил, когда из спальни вышел проснувшийся хозяин и начал предъявлять свои возражения, активно голося и отвешивая тумаки жадному Димасу. К вечеру оба были в ОВД Пролетарского района г. Ростова-на-Дону.

Жене Фреду, их старшему товарищу, начальник ОВД позвонил около десяти вечера.

– Привет. У меня в телевизоре твои Лапша и Калач. Что делать будем?

– Сейчас буду думать. После недолгой паузы кнопки телефона пропиликали мелодию.

– Борисыч, там Калач и Лапша опять залетели. В «пролетарке». Не знаю, что там. Разберешься? Можешь подскочить?

– Ок, – ответил на том конце провода молодой, но уже тогда очень эффективный адвокат Денис Краевский.

Краевский был в ОВД около одиннадцати. Там же, на ступеньках, его ждал отец Лашина. – Я сейчас пойду узнаю обстановку и скажу, что там по деньгам будет надо, – бросил ему Краевский и зашел в привычные интерьеры. Кивнув знакомому пэпээснику, он пошел на третий этаж к операм.

Начальник розыска Олег уже его ждал. На его столе стояла бутылка водки, какие-то бутерброды с огурцами и две уже налитые стопочки. Краевский, войдя, сел на стул, поднял стопку и, чокнувшись с Олегом, махнул ее, с оттягом выдохнул и закусил огурчиком. – Ну, что там опять? – Анекдот, – и Олег рассказал фабулу сюжета.

– Ну, терпиле все вернули же, ущерба нет, кроме морального. Получается, с терпилой сами решите, что по итогу?

– Ну, давай пять тысяч и расход. Это чисто из уважения.

– Дай десять минут, с папой переговорю.

Краевский вышел на ступеньки перед райотделом. К нему подошел Евгений Евгеньевич, отец Лапши.

– Ну что?

– В принципе, все более-менее. Можно отскочить. Цена вопроса – десять тысяч. За обоих.

– Не вопрос.

Но только он это произнес, раздался звон битого стекла. И из окна третьего этажа с криком «Они нас пиздят!» вылетел Сергей.

Во дворе ОВД началась суета. Внутрь никого не пускали. Начальник розыска Олег, с матом и до багровой рожи разрывая рот, орал на весь двор:

– Всех нахуй из ОВД!

Для Лапши такие истории тогда были обычным фоном жизни. Ещё один день, ещё одна поножовщина, ещё один обыск. Всё это напоминало дурной сериал, который почему-то не снимали с эфира.

Как-то после одного из их очередных залётов Краевский сказал ему с Калачом:

– Пацаны, я, конечно, не в накладе от ваших выходок. Но родителей ваших жалко. Вы уж определитесь. Если выбираете криминал – это ваш выбор, не вопрос. Тогда привыкайте: «мой дом – тюрьма». Если нет – я с институтом помогу, вы парни неглупые. Но с этими бл@дскими понтами, воровскими сказками и мелким ворьём надо завязывать.

Калач определился быстро. Ушёл в бизнес, открыл сеть автомоек, тихо делал деньги. С утра до вечера по уши в грязи, но с чистыми бумагами.

А Лапша выбрал своё. Двадцать два года. Всё, как положено: сходки, разборки, лагеря. Десять лет от звонка до звонка, по частям. Своя ОПГ в Ростове, связи, влияние. Почти достиг цели – заветной короны, статуса вора в законе. Он верил во все эти сказки про «понятия», «честь», братство, блатную романтику. Верил искренне. До какого-то момента.

А потом романтика кончилась.

Это случилось на сходке, где делили самый прибыльный, самый циничный, самый стабильный бизнес города – похоронный. Речь шла не о венках и гробах, не о церемониях. Речь шла о контроле над кладбищами, о потоках информации из больниц и моргов, о монополии на горе.

Лапша тогда был на пике влияния. Рассчитывал закрепить за собой Ленинский район. Всё шло к этому. Все уже привыкли считать его за хозяина на этих костях.

Собрались в прокуренном кабинете в задней части ритуального агентства. Потёртая мебель, тяжёлый воздух, сладковатый запах увядающих лилий, формальдегида и дешёвых сигарет. В таких местах всегда немного мутит, но тогда Лапша ещё не знал, что его будет мутить не от запахов.

Когда слово было за его «братьями», теми, с кем он делил хлеб, нары, срок, он вдруг почувствовал, как меняется воздух. Что-то неуловимое, почти животное чувство. Кто-то из своих, сидящий рядом, небрежно положил руку ему на плечо. Рука казалась тяжёлой. А вместе с ней он ощутил холодное прикосновение лезвия к горлу.

Прямо под кадыком.

Его не убили. Смерть была бы слишком быстра, слишком проста. Даже слишком почётна. Нет. Его унизили. Медленно, методично, на глазах у всех, кого он считал стаей, и тех, кого считал дичью. Нож, ледяной полоской прижавшийся к коже, убрали. Но остриё предательства вошло глубже. Намного глубже. Прямо в сердце его веры в этот мир.

Тот, кто держал лезвие, сел обратно, закурил, будто ничего и не было.

Заговорил Бармалей. Лидер конкурентов. Угрюмый, кривой рот, тягучий голос. Он говорил не с Лапшой. Он говорил о нём. Будто о мебели, которую переставляют из одной комнаты в другую.

– Значит, решили, – прогудел Бармалей, выпуская в потолок струю дыма. – Точки Лапши по «ритуалке» в Ленинском районе отходят нам. За это наши общие друзья получают подряд на стройку того торгового центра на набережной. Всё по-честному.

Лапша медленно обвёл взглядом лица своих вчерашних союзников. Ни раскаяния. Только трусливое облегчение. Сегодня не они. Сегодня он.

Его использовали. Как разменную монету. Его влияние, его авторитет, его десять лет по лагерям – всё это просто обменяли. Взвесили на весах и списали. Несколько гектаров земли под застройку оказались дороже его «понятий», дружбы, крови.

И в тот момент он увидел всё, как на рентгене. Вся фальшь этого мира раскрылась перед ним без прикрас. Братство? Честь? Понятия? Всё это было сказками для дураков. Занавеской. Прикрытием для единственной истины – голой, примитивной борьбы за деньги и власть.

Он оглядел прокуренный кабинет. В углу, прислонённые к стене, стояли образцы дешёвых пластиковых венков. От запаха формальдегида и лилий мутило сильнее.

Ирония была убийственной. Его, почти достигшего вершины криминального мира, сделали товаром на рынке, где торгуют смертью. Его чуть не сделали клиентом бизнеса, который он пришёл делить.

Именно тогда, вдыхая этот сладкий, липкий запах тлена, он принял решение. Не на эмоциях. Не сгоряча. Холодное решение. Холодное, как то лезвие, что минуту назад было у его горла.

Завязать. Окончательно.

Хватит играть в чужие игры по чужим фальшивым правилам. Он создаст свои. Прозрачные, циничные. Без братства. Без понятий. Только деньги. Только правила, честные в своей беспринципности.

Москва, 2020 год.

…Лашин смотрел на подсвеченный экран телефона. В памяти всплыло лицо молодого, нагловатого адвоката на ступеньках ростовского ОВД. Он нажал кнопку вызова. Он ждал, слушая длинные гудки. На том конце провода долго не отвечали.