Аду очень шел такой оттенок. Это был его оттенок и без него видимый сейчас Ад стал бы другим Адом. Эта легкая и небрежная багровость в почти каждой молекуле проклятого мира, насыщенного человеческими страданиями и пренебрежениям к людским жизням требовалась Геенне Огненной, как красивые ногти каждой девушке, дабы подчеркнуть утонченные кисти. А если кто-то спросит, почему «почти в каждой молекуле», а не в каждой молекуле, то достаточно взглянуть ввысь.

Небо Ада было ярким и бесцветным, точнее белым, как сказал Лкетинг, и на нем отсутствовала какая-либо крылатая живность. Ни облачка, ни пташки… Оно было пустым, кроме того его участка, где правил красный карлик, заливающий свою часть небес так идущим Аду оттенком. Дима еще подумал, что если убрать окружающий мир, оставив только небеса, то Геенна Огненная будет мертва. Давно мертва и возможно так оно и есть, ибо в ней отсутствовала духовность, чтобы там не говорили черти о своих извечных поисках Творцов. Рогатые давно никого не ищут, превратившись в скотоводов, фермеров и зоофилов, ежели вглядеться в их нынешнее поведение. Адом правят деньги с похотью, также, как и Землей, а вот какой мир первый пошел этим путем, уже отдельный вопрос.

Выжегший глаза ярчайший свет совсем не ощущался и скажи Диме, что видимое им недавно лишило его зрения, он бы заплевал наглого болтуна насмерть. Все было просто красноватым, и пусть очень светлым, но по яркости вполне терпимым, видимо сгоревшие глаза адаптировались к Аду, благоразумно вырастив новые светофильтры… Так думал мальчишка, а как на самом деле… Наверное никто, кроме самих чертей не знает, да и то тех, что поумней, остальные же, наверняка копии землян, желающих в ЕС и кружевнее трусики.

А еще тело… Его новое, видоизменившееся тело. Как только Дима увидел коричневую Лизу с идентичным малышом, то сразу же решил рассмотреть себя, но забылся и вспомнил лишь сейчас. Его ноги, руки, живот, грудь, все было темно-коричневого цвета. Кожа приятно и сильно отблескивала, пыша недюжинным здоровьем и отталкивая солидную часть безумного света, пытающегося сожрать свежее мясо, привезенное на Рынок Ада. Короче впечатлений – море, и если бы не цепи на шеях, рогатые по бокам, рогатые на грязной набережной, рогатые из окон уродливых, раскаленных домов, то жизнь казалась бы прекрасной.

Дмитрий тяжело вздохнул, уставившись в мускулистую спину масаи и видя худые ноги коричневого японца, ошалело крутящего лохматой головой, цвет волос которой оставался неизменно черным и не поддающимся безумным солнцам. Любопытство Такеши было понятно, ведь вокруг столько нового, чудесного и пугающего грядущими ужасами, что хотелось насмотреться на две жизни вперед, а потом закрыть глаза и уснуть, дабы не участвовать в продолжение «банкета».

Четыре унылые, почти чернокожие человеческие вереницы так и шли по набережной или пристани – непонятно, как на деле она называется – где стояли на приколе редеющие суда, среди которых отсутствовали ржавые гробоподобные посудины, подобные доставившей людской скот на Рынок, однако это ничего не меняло. Все корабли, мимо которых проходили изнеможенные Адом рабы были хоть и вполне чистыми, но не сказать, что красивыми. Множество форм, от простых до изысканно сложных, но ужасно негармоничных, пестрили перед напуганными глазами, отвлекая от пребывания в ужасной Геенне Огненной. А еще все, как одно плавательные средства, порожденные фантазией рогатых конструкторов, исполнялись из красноватого металла, коим так богат Ад, а по их палубам расхаживали ярко одетые черти, как ни странно с козлиными, бараньими и кабаньими головами.

«Правильно я подумал, что нет никакой связи между божествами древних египтян и местными жителями… Если в Хароне они бедные, то это не значит, что здесь будут такими же…», – перед серо-голубыми глазами Димы промелькнул возвышающееся над другими судно, на палубе которого стоял крупный ящер без одежды и вторичных половых признаков, даже не повернувший водянистых глаз на ведомых по пристани рабов. «Интересно… А у Джумоука есть яхта? Наверное, да… Почему бы и нет? Он богатый, работящий, не на этом же ржавом корыте ему плавать… Иногда отпуск берет и тискает в каюте молодых козочек или дорогих ящериц… Натягивает втихую рогатых и чешуйчатых красоток…», – его размышления прервал голос Лизы.

– Ты ответишь мне Дим? Что такого в моем вопросе? – только пережившая кошмар девушка вопросительно смотрела на него, ее же коричневый ребенок чавкал наливной сиськой, не обращая внимания на лучи сумасшедших солнц, как и исхудавший юноша, чувствующий просто жар на коже.

– Да! – он ответил ей спокойным взглядом, но в груди стало горячей. – Я не люблю людей! Не всех конечно, но подавляющее большинство! Если ты назовешь хоть одну причину, за что их любить, то возможно я соглашусь, но разве ты не видишь, как они себя ведут? – он высказал личное мнение, переживая, лишь о том, чтобы в разговор не встряли жирные и беспрерывно орущие сатиры.

– Разойдись! Посторонись! Не трогай рабов! Кому сказал отойти! В стороны! В стороны! – крики толстожопых карликов с зазубренными клинками разносились по всей набережной, залитой безумными солнцами и заполненной разномастным адским людом. – Не трогай рабов! Убрали лапы! Сначала купи, потом щупай! – гнусавые вопли разбавлялись громогласным ревом Варгха, напарник которого орал за двоих, но даже не охрип, ибо перед ним величаво цокал Джумоук, любящий активных помощников, а не бездельников. – Разойдись! Разойдись! В стороны! Дорогу, господину Джумоуку! Дорогу! – распинался вдалеке гнусавый демон, чем-то походящий на преданного пса.

– Ну, здесь-то понятно… – шмыгнула шелушащимся носом девушка. – Но ведь ты и на Земле их не любил, еще до смерти… Как ты вообще жил среди людей? Вот я, например, только здесь… – она сглотнула. – В Аду могу тебя понять, но до смерти не обращала на это внимания. Были у меня подружки, которые нравились, были, которых недолюбливала, но считала подружками. Были хорошие парни, были плохие, но я всегда считала, что они и должны быть разными! Это же люди! А ты получается всегда жил отдельно от человеческого общества… Каково это жить, не чувствуя себя частью социума? – она моргнула карими глазами, метнув взгляд на безумолчно-орущих, брызжущих слюнями демонов.

– Нормально! – грубо ответил напрягшийся парень, не любящий, когда лезут в душу, и успевающий разглядывать мелькающих сплошь и рядом местных жителей с огромными рогами, видимо от хорошего питания. – Я когда бухал, всегда являлся частью социума, а пил я круглосуточно! Сами поиски выпивки заставляли меня быть частью общества, так как приходилось общаться с людьми! Например, стрелять мелочь в особо трудные времена, каким бы это позором не казалось! Зато, когда жил трезво, видел мир совершенно иначе! Никому не пожелаю такого видения! – сатир позади резко заткнулся, натужно закашлявшись, и зло ткнул Диму кончиком мачете в спину, видимо от раздражения, по-другому никак.

– Потише там! Кха! Кха! Кха! – свин захлебывался надрывным кашлем, сбивая размеренное цоканье и вопли не умолкающего собрата. – Разговорился на повышенных тонах! Кха! Кха! Кха! Отличная… Кха! Задница! Кха! – похотливый поросенок не забывал оглядывать ягодицы Лизы, совершенно не смущавшейся этого. – Скоро придем, там и поговорите! Кха! – раздался самый сильный отголосок кашля, и в спину парня с силой стукнулось что-то мокрое, наверное, сатир выкашлял попавшую в пасть гадость, может адскую муху, но Дима промолчал, не комментируя сие непотребство, по крайней мере, вслух.

«Проклятый карлик, чтоб ему пусто было… Насмерть бы подавился… Но с другой стороны даже повезло… Не очень-то я хотел объяснять, как видел мир…», – прервавший их диалог свин вновь раскрыл клыкастый рот, заполнив раскаленный воздух Ада гнусавыми воплями, перемешанными с вонью из луженой глотки, Дима же облегчено разглядывал местные достопримечательности, как и Лкетинг с Такеши.

Противоположная побережью сторона города состояла из уродливо исполненных домов, сильно напоминающих, да что там напоминающих… Копирующих унылые жилища тусклого Харона! Словно выпиленные из цельного куска огромного камня дома были темными, серыми и с прорубленными в понравившихся местах окнами. Если Рынок и считался в Аду авторитетным местом, то его отличие от Харона состояло в наличии трех и четырех этажах в домах, походящих на гробницы. И все. В остальном это место еще больше вгоняло в тоску, ибо от живущих здесь невозможно ожидать жалости.

Валяющийся всюду мусор, бесконечный шум прибывающих кораблей, болезненные вопли людей и блеющий гам разномастных рогатых – это не добавляло цены портовой недвижимости, но здешние обитатели, будто наслаждались сей какофонией, поэтому жили именно тут. В общем, картина Рынка – злобного кусочка Ада, по которому уныло двигались грешники, выглядела, как оглаживаемое Рекой Мертвых красноватое побережье, залитое лучами двух сумасшедших солнц и насыщенное легкой вонью отбросов, «скрашиваемых» бесконечно тянущимися, уродливыми зданиями.

Однако самое интересное – это удивительный и высокотехнологичный метод строительства, так и кричащий о монолитности чертовых жилищ, отчего Дима засомневался, что рогатые лично занимались возведением сиих монументов с безграмотно прорубленными дырами под двери и окна. У него создалось ощущение, что черти и правда пришли на готовое, как говорил Анатон. Появились в мире, полном бесформенных каменных коробок, будто в игре, где сказано: «Развивайся и побеждай!», – вот они и развились. Понаделали дырок и хорош… Если, конечно у них нет поражающей воображение, высокотехнологичной столицы, где обитает сам великий Сатана, однако пока раскрывающийся Ад был уродлив, как и все его обитатели.

Идущие в противоположной стороне от обнаженных грешников жители и гости Рынка выглядели сытыми и довольными жизнью. Все встречающиеся по пути рогатые вполне нормально одевались, пусть не в такие блестящие одежды, как у Джумоука и состоятельных демонов, гуляющих по корабельным палубам, но достаточно симпатичные, без прорех на задницах, что явно бросалось в глаза в нищем Хароне. Много чертей одевалось подобно звероподобным козлоногим, сопровождающих рабов, то бишь в кожаные юбки по вогнутое внутрь колено, причем некоторые с татуировками… Да-да! С татуировками, причем не на колене! Дима не один заметил этот жуткий нюанс, породивший немало человеческих всхлипов и воплей, прервавшихся сильными ударами чертовых кулаков, что слышалось сквозь вопли свиномордых карликов.

Кроме куда-то стремящихся рогатых, мимо проходили богато ряженные, наверняка важные персоны с огромными блестящими рогами и золотыми узорчатыми копытами, чей покой охранялся четырьмя-восемью вооруженными чертями в виде козлов и баранов вперемешку. Одежда телохранителей повторяла все те же кожаные юбки, а вооружение состояло из изогнутых сабель за короткошерстными спинами, что говорило о порядке на Рынке, да и вообще эти козлоногие расслабленно выглядели, не то, что сжатый в пружину отряд сопровождения рабов.

Пару раз мимо проплелись несколько верениц сгорбленных узников, погоняемых жирными сатирами и чертями, а одну они обогнали сами, но там едва шаркали несчастные старики и старухи со слезящимися, пустыми взглядами, отчего сердце Дмитрия пронзила жалость.

«Блин! Лучше бы они визжали и кричали: «Долой Сатану! Да здравствует революция!», – тогда бы я их ненавидел, но когда жалкие, побитые… С не оправдавшимися надеждами о счастливой загробной жизни… Аж сердце кровью обливается…», – парень облегчено вздохнул, когда они прошли ряды едва звенящих цепями пожилых людей, ни на что не обращающих внимания.

– Лкетинг! – не успел масаи обернуться, как спину Дмитрия пронзило ощутимая боль, и он подпрыгнул, зазвенев раскаленной цепью. – Бл..ть! – мальчишка непроизвольно обернулся и само собой увидел скалящегося сатира, ранее посадившего ему на спину соплю.

– Я. Сказал. Тебе. Молчать! – прервавший свои вопли свин ловко крутанул тусклым клинком, красиво бликнувщим в лучах двух разных солнц. – Умерь пыл!! Понятно «Спящий»?!! – люто рявкнул он, а похолодевший Дима заткнулся, забыв, зачем окликал туземца, однако метнул мимолетный взор на сочувствующе смотревшую Лизу.

«Шоколадка, ей богу… Как перегревшаяся в солярии гламурная блондинка… Волосы белые, кожа коричневая, одни глаза блестят, да зубы… Хотя сам-то…», – юноша бросил серо-голубой взор на свои коричневые руки с полностью выгоревшими волосинками и почесал лохматую голову.

Волосы на ней были сухими и жесткими, но это понятно. В такой сумасшедшей жаре с полным отсутствием влажности высохнет все, что угодно, не только волосы, но не он успел додумать, как далекое начало четырех цепей резко повернуло, словно разогнавшийся Варгх напился, и его повело в сторону, однако уродливый монстр быстро выровнялся, четко зная свою работу. Сгорбленные рабы профессионально заплыли в поворот, ведущий внутрь немалого города Рынка и почти смешавшись с парнокопытными жителями, пошли по грязной улочке меж таких же, как и раньше уродливых домов с торчащими из окон, скучающими рогатыми мордами.

Улочка, как случайно назвал ее Дима, на деле являлась широкой улицей, где могли легко разойтись три их рабские колонны, а звонко-цокающих жителей Рынка стало на порядок больше, и все они направлялись в одну сторону, скорее всего за покупками, при мысли о которых в желудок упал огромный кусок сухого льда. С будущими рогатыми покупателями шли их детки – маленькие козлики, баранчики и кабанчики с любопытством рассматривающие коричневого цвета сутулых узников, с выжженными волосами, среди которых естественно присутствовали и лысые.

«Почему здешние черти, кем бы ни были, все темные, а не белые? Именно серые, коричневые, черные, но никак не светлые… Ведь белое лучше отталкивает солнечный свет…», – прямоугольные дома по обе стороны идеально-выложенной, определенно не ленивыми чертями дороги, были одинаковыми, как доски в заборе и отличались лишь размерами и этажностью.

Во всем остальном даже торчащие из проплывающих окон рогатые морды повторяли друг дружку, словно их чем-то провинившихся владельцев клонировали и навеки привязали к грустным и некрасивым зданиям, как наказание за мелкие грешки.

Глядя на происходящее, не верилось, что этим миром пугают людей. Ну, невозможно представить апатичных рогатых демонов злобными созданиями, насаживающими на вилы бедных грешников, а ведь, скорее всего скучающий в окне черт с проплешиной на вытянутой морде, недавно пришел с тяжелых трудовых суток… Небось занимается воющей человеческой свежатиной на заводе по производству консервов, где отрезает сладкую мякоть с задниц, дабы некто ему подобный продавал изделия их предприятия, торгуясь, подобно коренному одесситу.

А так, уныло-плетущийся по расширяющемуся Рынку человеческий скот мало кого интересовал, ведь подобное происходило сплошь и рядом, хотя и здесь не обходилось без рогатых, оценивающе оглядывающих узников, однако их не трогающих, видимо сатиры и рогатая охрана могли без разговора насадить на клинок, как-никак чужая собственность.

«Да уж… Я вещь, принадлежащая разумному псу, сжигающему людей на раз-два… Дожили… Ладно хоть ценная…», – Дима пошевелил ноздрями, проверяя все ли нормально с чувствительностью разгоряченного лица, так как оно онемело от безумной жары.

Широкая спина Лкетинга с перекатывающимися на ней сухими мышцами немного успокаивала и если долго на нее смотреть, то на секунды забывалось пребывание в проклятом месте, нагретом, словно сковородка с жарящимися котлетами. Так размышлял пошатывающийся Дима, залипнув взглядом на покрытом шрамами воине-масаи, чернокожий торс которого покачивался перед глазами, а кольцо на шее отбрасывало едва видимые блики из-за легкой коррозии, не дающей шансов гордому блеску. Сзади, сбоку, короче вокруг, четко слышалось цоканье копыт, звонко отражающееся от гладких плит под бесчувственными ступнями грешников, а по ушам били гнусавые вопли демонов-карликов, разгоняющих и так держащийся в стороне рогатый «люд». Мелькающие же снизу мускулистые икры выносливого Лкетинга легко двигались по разогретым плитам и безмолвный туземец словно не чувствовал жизненных невзгод, отлично гармонируя с Адом.

Дмитрий перевел усталый взор на совсем исхудавшего Такеши, сноровисто семенящего короткими и грязными ногами, не забывая вертеть густоволосой головой в разные стороны. Взгляд азиата был полон боязливости, однако любопытство являлось чересчур сильным, дабы удержаться от него, поэтому Такеши безостановочно крутил шеей, чем выделялся из массы смиренных узников. Эти несчастные с понурыми спинами и испуганными, прыгающими из стороны в сторону глазками, крестили слюнявые чела и шептали, наверное, молитвы, вхолостую разлетающиеся по хохочущему Аду.

Зато радовали взор добровольно вышедшие в цепи мусульмане, женщины и многие другие участники группового похода на третьей и второй цепях. Дима редко обращал на них внимание, ибо они его не привлекали в отличие от истеричных обладателей пятого тавро, прикованных к четвертой цепи и непредсказуемых, как самка игуаны в брачный период.

Мальчишке было дико интересно по каким причинам добровольцы приняли такое решение… Как размышляли? Что толкнуло вперед, навстречу кошмару? Подражание самым первым храбрецам или внутренняя искра? Дмитрия это реально мучило, ибо он был любопытен, а природа сильных людей притягивает необъяснимой загадочностью иначе работающего разума.

Эти идущие параллельно грешники без каких-либо проблем выполняли приказы адских отродий и не выделывались, но каждый из них делал это по каким-то своим причинам. Кто-то от большого ума, кто-то ввиду неизбежности происходящего, а кто-то втайне мечтая сбежать, а еще мучил вопрос, отчего мусульмане так безэмоционально относились к размахивающим клинками свиньям, приказывающим им? Что должны натворить истинные правоверные, дабы подчиняться грязным животным? Жаль не осталось буддистов с их неприятием зла… От этих бы вообще не исходило эмоций… Выполняли бы все и не издали ни звука!