4

Разбудил меня громкий звук где-то рядом. Я заворочался, заскрипев пружинами раскладушки, потянул одеяло на голову, желая удержать стремительно улетучивающийся сон. Увы, это оказалось мне не под силу, потому как навязчивый звук превратился из громового ворчания в мужской бас. И стоило мне понять это, как тут же к голосу присоединилась какофония звуков из позвякивания ложкой по стенкам чашки, скрипа стула и какого-то шуршания.

– Семёныч, это иррационально! – возмущённо прорычал незнакомый бас. – Ты бы себя со стороны послушал.

– Я знаю, что говорю, – возразил ему голос Степанова.

Заскрипели доски пола, раскладушка качнулась, будто мимо прошёл кто-то большой и тяжёлый. В нос ударил запах крепкого табака.

Не желая больше притворяться спящим, я перевернулся на спину и откинул с лица одеяло.

Первым ощущением было, словно я и не спал вовсе. Всё та же темнота ночи в маленьких окнах под потолком, всё так же тускло светит лампа, старик в безрукавке сидит на стуле, держа в руках дымящийся стакан в подстаканнике, на столе дымится пепельница.

А вот напротив него, в метре от меня, стоял великан, большой и определённо тяжёлый. Я сразу узнал в нём персонажа карикатуры со стены – тёмная борода, торчащая в разные стороны, будто у пирата, длинные волосы, стянутые сзади в хвост, маленькие глаза над холмами щёк. Одетый в длинный болоньевый анорак невероятных размеров и в линялые джинсы, он тёмно-зелёной тучей закрывал от меня большую часть потолка. В своей лапище великан держал чайную чашку, которая практически терялась между пальцами.

Старик заметил, что я проснулся, скосил глаза. И тут же туча пришла в движение, и практически мне в лицо протянулась огромная лопата ладони для рукопожатия.

– Карчевский Олег Аркадьевич, геолог-рецидивист, – абсолютно серьёзный тоном представился великан и тут же опять отвернулся к собеседнику. – Не прав ты, Семёныч, не прав. И доказывать я тут ничего не буду.

– Твоя воля, – легко согласился старик и улыбнулся мне. – Вставайте, Игорь, чай заварился.

Я бросил взгляд на наручные часы. Надо же, половина десятого утра.

Завтракал я за столом в одиночестве. Степанов выставил передо мной большую чашку и тарелку с парой бутербродов. Пододвинул открытую коробку с мелким рафинадом. Пожелал приятного аппетита. После чего они с Карчевским ушли курить на крыльцо.

Покушал я быстро, обжигаясь крепким чаем. Всегда неловко себя чувствую по утрам в гостях. А уж тут тем более. А ну как старик уйдёт, сдав смену, и мне придётся, пусть и недолго, но находиться один на один с этим бородатым шутником?

Но опасался я зря – человек-гора оказался не сменщиком.

– …Заброшу и уйду, – услышал я голос Степанова. Дверь открылась, и они вошли в диспетчерскую. – Сколько уже можно-то?

– А я что тебе говорил? – вставил Карчевский. – Оно уже нахрен никому не надо…

Я запихнул в себя последний кусок бутерброда, запил остатком чая. Поднялся из-за стола, как раз им навстречу.

– Позавтракали? – кивнул старик. – Прошу извинить меня, Игорь, но я не смогу составить вам компанию. Опять сменщик не пришёл. Вы помните дорогу до нотариальной конторы?

– Да, помню.

– Тут несложно, по прямой. – Николай Семёнович кивнул на входную дверь. – И надевайте пальто, на улице моросит. Если вдруг что-то случится – я тут ещё сутки буду, приходите, не стесняйтесь.

– А что может произойти? – спросил я между делом, собирая вещи.

– Это вы нам потом расскажете, – ответил мне Карчевский, нагло ухмыляясь в бороду. – Нам очень это интересно.

Я хмыкнул, показывая, что оценил сарказм, накинул пальто. Отказался от старого чёрного зонта с поломанной ручкой, на всякий случай попрощался. И с облегчением покинул старую диспетчерскую, хлопнув на последок дверью.

До нотариальной конторы я добрался довольно споро, практически в одиночестве шлёпая по лужам пустого проспекта. В свете бледных фонарей я видел несколько человек, спешащих по своим делам, но их оказалось до пугающего мало для будничного утра. Машин проехало чуть больше, причём три или четыре из них оказались бортовыми грузовиками и ехали они со стороны шахт. Где-то вдалеке несколько раз прогудела сирена. Я читал, что так на заводах оповещают о начале рабочего дня.

Я прошлёпал по лужам, старательно обходя грязевые разводы, прыжком оказался под козырьком двери нотариальной конторы. Без особой надежды потянул ручку двери, но она легко подалась, пропуская меня внутрь.

Миновав светлый коридорчик, я упёрся в обитую дверь с вывеской: «Нотариус А. Ю. Савохин». Из-за неё раздавался стук клавиш печатной машинки. Ещё не решив, как вести себя, я вошёл внутрь.

Нотариус оказался, как все встреченные мной здесь люди, каким-то растрёпанным и взъерошенным, хотя и старался поддерживать официально-канцелярскую внешность. Немолодой уже мужчина с мягкими чертами лица, одетый в поношенный серый костюм с ослабленным синим галстуком, он усердно печатал что-то на тяжёлой печатной машинке. Машинка была из тех, что показывают в кино про эпоху развитого социализма, – высокая, с чёрными клавишами и кареткой с длинным рычажком. Она буквально вбивала буквы в лист, зажатый между двумя валиками.

Отодвинутая в сторону, перед нотариусом лежала клавиатура выключенного компьютера. Видимо, современной оргтехнике Савохин предпочитал старое и доброе.

– Здравствуйте, – хмуро поздоровался я.

– Здравствуйте, – человек поднял на меня голову, с трудом оторвавшись от напечатанного. – Чем могу помочь?

Я молча положил перед ним мятый лист телеграммы. Отчего-то начало проявляться глухое раздражение. Конечно, нотариус не мог меня знать в лицо. Но неужели к нему в последнее время заходит так много посетителей, что он даже не удосужился поразмышлять и понять, кто я и зачем заявился? Тем более что кругом все знакомые лица, а по мне за версту видно приезжего.

Нотариус взял листок и внимательно пробежал его глазами, кажется, тщательно вчитываясь в каждое слово. Я терпеливо ждал.

– Вот оно что, – протянул Савохин. – Присаживайтесь.

Он без особенного энтузиазма указал мне на стул возле стены. Я секунду задержался, смерил его взглядом, потом снял пальто и сел на стул. Ох, что-то он как-то спокойно отреагировал. Обычно платные юристы, которых я знал, адвокаты и нотариусы, вцеплялись в клиента похлеще весенних клещей. Учитывая количество институтов и университетов всех мастей, выпускающих адептов Фемиды, конкуренция среди них была как среди ночных таксистов, а рабочие места становились призом в гонке связей и знакомств. Потому меня несколько озадачило такое наплевательское отношение этого Савохина А. Ю. Впрочем, возможно, у него тут конкурентов и вовсе нет, учитывая массовый исход местного электората из города.

– Да, это моя телеграмма, – зачем-то уточнил нотариус. – Но вы разве не получали вторую?

– Вторую? Нет, не получал, – напрягся я. – А в чём, собственно, дело?

– Я отправлял вам вторую телеграмму, – Савохин развернулся в пол-оборота ко мне, сложил руки на столе, – в которой сообщал, что необходимость вашего непосредственного присутствия отпала. Вы ведь её получали?

Я хотел возмущённо возразить, но нотариус опередил меня, продолжив:

– Впрочем, раз вы тут, то, видимо нет. Что же, мне очень жаль сообщать вам лично такие вести. – Нотариус открыл верхний ящик стола и стал вытаскивать оттуда тонкие папки-скоросшиватели, складывая их на столе. – Но дело в том, что наш город в скором времени деорганизуют, а потому большая часть квартир и домов, которые лишились своих жильцов, выводят из жилого фонда и консервируют до неопределённых времён. К моему сожалению, квартира господина Краснова подпадает под этот случай.

– Что значит – деорганизуют?

– Отключают от коммунальных линий, закрывают маршрутные пассажирские перелёты, прекращают подвоз продовольствия. – Нотариус наконец нашёл нужную папку, положил её отдельно, остальные так же неспешна стал перекладывать обратно. – Видите ли, наш город с тех пор, как иссякли запасы недр, медленно вымирает. Кому было куда уехать – уехали. Уже не работают больница, почта и ряд магазинов. Из правоохранителей остались один участковый да следователь, оба уже пенсионеры. На прошлой неделе уехала вся администрация, оставив руководить городом бывшего начальника шахты. Мы ничего не производим, не приносим прибыли, поэтому Министерство горных разработок обоснованно посчитало нас нерентабельными. Подводя итог – город закрывают. Вот документы на квартиру Краснова.

Савохин подвинул мне найденную папку, но я не стал её открывать, растерянно переваривая услышанное.

– Так что, я зря ехал? – задал я наконец вопрос, запоздало осознавая его глупость.

– Ну, не хочу вас расстраивать, – Савохин как-то кисло улыбнулся, – могу биться об заклад, что немногие могут похвастаться тем, что видели целый город в таком вот виде. Походите, посмотрите. Проникнетесь величием момента, так сказать. Со своей стороны могу посоветовать следующее.

Он сам раскрыл папку, вытащил из середины стопки листов один, с мелькнувшей надписью «Приказ» в шапке.

– Вот, прочитайте. Это Приказ Министерства о компенсации владельцам жилья. Так как дарственная оформлена на вас, и компенсацию выплатят именно вам.

– Сколько? – воскликнул я, пробежал глазами текст. – В размере двадцати процентов от стоимости квартиры? Я так предполагаю, квартиры тут стоят не шибко дорого?

– Я взял на себя труд посчитать. Сумма компенсации составит семьдесят тысяч минус налоги. Неплохие деньги, если посмотреть. Особенно учитывая, что даются они за квартиру, которую даже продать не выйдет за отсутствием желающих жить в этом городе.

– Невелика компенсация, – буркнул я.

– Ну, тут я ничем помочь не могу. – Савохин безразлично пожал плечами. – Для меня лично это большая сумма. Вопросы ко мне ещё есть?

– Честно говоря, я в растерянности, – признался я. – Если уж говорить начистоту, знал бы, так не попёрся бы в такую даль. У меня только билеты обошлись в десятку, а ещё назад ехать. А потом ещё по инстанциям бегать, выбивая эти деньги за квартиру? Я даже не знаю, с чего и начинать-то, учитывая, что жить мне негде, а вертолёт прилетит лишь в среду. Эх, понёс же меня чёрт…

– Да-да, конечно, – кивал мне нотариус, углубившись в свои мысли. – Вы правы. Но бывают в жизни моменты, которые от нас не зависят. Относитесь к этому философски. А по поводу жилья, так в этом проблемы нет, собственно. Давайте я вам покажу квартиру Краснова, в ней вы и переночуете пару дней. Дом ещё от линий снабжения не отключили, так что газ и вода там есть. С электричеством, увы, проблемы, но да вам же там детей не растить?

Савохин позволил себе кривую улыбку, поднялся из-за стола. Поднялся и я, чувствуя себя жертвой какого-то большого обмана. Обидно было, честное слово.

– Давайте, ведите, – вздохнул я. – Делать всё равно нечего.

Первая ассоциация, которая приходит мне на ум при словах «временное жилище», – это гостиница. Мне иногда приходится ездить по рабочим командировкам, поэтому своё мнение об этих «приютах путника» у меня сложилось. Впрочем, не могу сказать, что навскидку вспомню все номера, интерьеры и ванные комнаты, довольно однообразные мне попадались образчики. Обезличенным стандартом в голову приходят тусклые стаканы на столе, выцветшая ковровая дорожка, прожжённая занавеска у форточки, плохо закрываемая дверь с дряблым замком, поломанные вешалки в шкафу. Естественно, всё это укладывалось в тот гостиничный набор, на который был рассчитан выдаваемый мне на работе лимит средств. Думаю, что в отелях, которые хотя бы могут заикаться про наличие мифических звёзд на фасаде, всё, возможно, обстоит по-другому. Не знаю, я в них не бывал.

Но одна гостиница мне всё же запомнилась. Причём запомнилась историей, которую не стыдно рассказать за пьяным столом старых знакомых, щёлкнув пальцами, воскликнув: «Ах да, случай со мной был один…»

Мотель назывался «Лукоморье» и находился на самом краю города, на конечной остановке автобуса. Двухэтажное кирпичное здание, с маленькими номерами и единым на этаж санузлом. Из удобств – лишь небольшой телевизор с огромным пультом да набор вафельных полотенец с синими печатями в уголках.

Я вселился в номер на втором этаже, приехав утром. Мне предстояло пробыть в городке несколько дней, помочь клиентам разобраться в хитросплетениях технической документации. Стоит упомянуть, что погода стояла великолепная, тёплое солнце позднего апреля подсушило землю, проталкивали сквозь пожухлый ковёр прелых листьев первые травинки, на ветках пели птицы.

Первый день я работал недолго, лишь представился руководству филиала да поговорил с парой специалистов. После чего направился в гостиницу, желая немного поспать после дороги. В номере поставил чайник, принялся раскладывать вещи, когда меня привлёк вид из окна.

Окна моего номера выходили на задний двор и буквально упирались в стоящий неподалёку дряхлый деревянный особняк. Такие обычно называют помещичьими или дворянскими, они сохранились ещё с царских времён и зачастую служили впоследствии коммунальными квартирами для победивших рабочих и крестьян.

Дом был с Т-образным фасадом и был выдвинут своим корпусом-ножкой в сторону гостиницы, прямо к моим окнам. При желании я мог добросить что-нибудь не очень тяжёлое до обитых досками стен, до резных наличников и разъехавшегося крыльца. Этот дом был заброшен и безлюден, входная дверь отсутствовала, а крыша местами провалилась. По всей видимости, хозяева когда-то строили его возле торгового тракта на пути в город, но теперь город сам пришёл к дому и теснил его кирпичными стенами новостроек. И, скорее всего, снос этой древности был лишь делом времени.

Напротив моих окон как раз располагались окна второго этажа особняка, внутри было темно и пусто. К удивлению сохранились и стёкла, за ними – короткий тюль, сдвинутый в сторону. Честно говоря, зрелище довольно унылое, если не сказать жалкое. Некогда здоровый для своего времени дом, крепкий и достаточно яркий, теперь доживал свой век, скособочившись, вынужденный лицезреть подслеповатыми глазами жизнь приезжих.

Я подивился открывшемуся виду и продолжил ходить по номеру, разбирая вещи, вытаскивая банки с кофе и сахаром из сумки, аккуратно раскладывая на столе рабочие бумаги.

Так прошло некоторое время, день близился к вечеру. Я с чашкой кофе поднялся из-за стола, чтобы размять ноги, прошёлся по номеру, прихлёбывая из кружки ароматный напиток. И замер, уставившись на старый дом.

Из окна напротив, из глубины пустой комнаты, на меня смотрел одетый в чёрное не то ребёнок, не то карлик. Его было видно нечётко, он стоял в полумраке, и я мог лишь различить общие черты. Большая лысая голова, крупные несимметричные глаза, широкий приоткрытый рот. Весь серый, морщинистый, без бровей. И абсолютно недвижимый.

Я смотрел на него, он смотрел на меня. Так длилось несколько секунд, потом мой неизвестный сосед словно шагнул назад и исчез в темноте комнаты, бесследно, не отводя от меня своего страшного взгляда.

Весь оставшийся вечер я чувствовал себя неуютно. Периодически подходил к окну и выглядывал наружу. Безрезультатно. Странный гость заброшенного дома не появлялся.

Через пару часов я лёг спать.

Следующий день практически стёр у меня из головы этот случай, я закрутился в делах и разговорах. Местные специалисты оказались абсолютно неподкованными, пришлось углубиться с головой в объяснения. Потом поехали на объект, там я показывал всё наглядно. Незаметно прошёл обед, а за ним и четырёхчасовой чай с баранками. Оценив объём работы на следующий день, попрощавшись с усталыми техниками, я решил проветриться и пошёл в гостиницу пешком. По пути купил пива, завернул в газетный киоск.

В номер поднялся уже в хорошем расположении духа. Включил телевизор, стал вешать на плечики костюм. Да так и застыл, прижав к груди свёрнутые брюки.

Из пустого дома в моё окно вновь смотрел чёрный мальчик-карлик. С тем же пустым выражением лица, с теми же вытаращенными глазами, с тем же полуоткрытым ртом.

Я не выдержал и, демонстративно бросив брюки на кровать, подошёл к окну. Мне показалось или выражение этого уродца изменилось? Или нет?

Я поднял руку и помахал ему. Странный человек никак не отреагировал, вновь словно растаял, скрывшись в темноте комнаты. Я ещё немного подождал, но незнакомец больше не показался.

И вот тут мне стало не по себе. Я даже поёжился. Неприязненно отошёл от окна, задёрнул шторы.

С чего бы нормальному человеку приходить каждый вечер в заброшенный дом и смотреть в окна гостиницы? Но то нормальному, а этот уродец, он нормальный? А может, извращенец? Маньяк? Папарацци?

Вечер был безвозвратно испорчен. Оставшееся время я просидел перед телевизором, нервно дёргаясь от любого шума, а когда наконец лёг спать, то долго не мог уснуть, сжимая в ладони металлический Parker.

Следующий день я был раздражителен и рассеян. С горем пополам доделал работу на объекте, чуть не поругался с главным техником, взял на презентацию не те слайды. Когда пришло время обеда, я уже чётко для себя уяснил, что вечером наберусь храбрости и схожу в этот дом. Возможно, смогу понять что там делает мой ночной смотрящий. Своё такое решение закрепил чашкой кофе.

Вечером, зайдя в гостиницу и оставив вещи, я подошёл к старому особняку, потирая в кармане украденный в кафе ножик с закруглённым кончиком. Стоял некоторое время, не решаясь войти и прислушиваясь. Всё же не горел я желанием встретиться с этим чёрным карликом, не решил я до конца, как реагировать. Не брошусь же я на него с кулаками? Или надо бы накостылять ему? Совсем не умею я вести себя в подобных ситуациях.

Глубоко вздохнув, я всё же начал свой короткий поход по старому дому.

Если вы когда-нибудь были в заброшенных домах, то представите себе общий антураж увиденного. Мебели нет, двери не везде сохранились. Сморщенные, отклеивающиеся обои, осыпающийся потолок. На полу старые газеты, бутылки из-под дешёвой водки, иногда шприцы. Запах сырости. В общем, ничего примечательного.

Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, я без труда нашёл комнату, из которой открывался вид на мои окна. И не увидел ничего особенного. Комната как комната, никаких ужасных надписей или пятен крови.

Я подошёл к окну, выглянул наружу, щурясь от вечерних лучей солнца. Повернулся, чтобы уйти. И узрел своего страшного соглядатая.

Лучи солнца проходили сквозь дырявый тюль, образуя на покрытой трещинами стене причудливый узор, который при желании можно принять за лицо. Как раз под узором часть штукатурки осыпалась, обнажив просмолённые доски, которые увиделись мне чёрными одеждами.

Несколько секунд я смотрел на эту игру света и тени, потом солнце опустилось за крышу гостиницы, и мой карлик растаял, оставив лишь трещины и сколы.

Такая вот курьёзная история со мной приключилась. Впрочем, в противном случае я бы просто стал ещё одним из очевидцев странных явлений, коими полнится телевидение и жёлтая пресса. Но всегда интересно знать суть вещей, хотя и не всегда эта суть интереснее самой вещи…

– Интересная история, – без особенных эмоций кивнул Савохин. – Мы пришли, вот дом номер пять по улице Солнечной.

Передо мной высилась стандартная панельная пятиэтажка бледно-голубого цвета. В четыре подъезда, с балконами в шахматном порядке. На глухой боковой стене выложена мелкой плиткой мозаика – скуластый суровый юноша в шахтёрской каске и с комсомольским значком, под ним лозунг: «Труд – Родине!».

В общем, дом номер 5 по улице Солнечной оказался обычным домом из эпохи скоростного и дешёвого строительства.