– Золото и серебро. Не имея даже серебряного статуса, ты будешь жить почти как гоблин. В тех же темных одинаковых коридорах. Нет входа в особые красивые зоны. Нет входа в действительно просторные места. Жизнь без серебра – жизнь крысы в крысиных норах. Серебро – жизнь нормального гнома. Золото… ох золото… я закончил – отбросив флягу, старик прикорм поднялся и скомандовал призму – Давай, урод. Помоги дедушке отправиться в последний полет.

– Может – Хван наметил удар по шее старика – Так быстрее… и не так больно, наверное.

– Наверное – передразнил его старик – Кто тут боится боли, щенок?! Делай что сказано и не будь плаксивой бабой!

– Ты же не сопротивляешься…

– Каппа – вмешался я – Окажи уважение старику.

– Убей их всех, Оди! – схватившийся за край окна старик тяжело шагнул на подоконник, отпустил упавший на пол дробовик – Убей их всех!

– Ага – отсалютовал я ему револьвером, что непонятно как снова оказался у меня в руке – Убью.

Одно движение мечника… и старый наставник Прикормов стальным бруском рухнул с третьего этажа. Будто приняв это за сигнал, крики спорящих утихли и вражеский отряд начал медленно втягиваться на четвертый этаж. И у них это получилось – с четвертого этажа не доносилось ни звука.

– Не вздумайте даже пальца за окно выставить! – предупредил я занервничавших бойцов и встал – Сейчас начнется… Ладно. Пора кончать с этим дерьмом. Пока не отдам приказ – не останавливаться! Игнорировать все! За мной!

С легкой неохотой оставив еще теплых и таких удобных для сидения и закидывания ног мертвецов, мы миновали дымящуюся гору мяса и в быстром, но не суматошном темпе направились к лестнице на четвертый этаж. Я задавал ритм и с каждым двадцатым шагом он становился чуть медленнее. И не по моей вине. Гоблин торопился! Но вот там наверху что-то нихрена не спешили.

Минуты тишины… а за минуту можно сделать многое.

Еще тридцать секунд затишья… а это тоже немалый срок!

Еще тридцать секунд. Конец коридора опустел, весь отряд втянулся на лестницу.

Я остановился и тяжело вздохнул:

– Ну да… всем присесть, открыть пасти и быть готовым!

Взрыв…

Когда ты находишься в здании, где гремит по-настоящему сильный взрыв, такой, что легко разламывает вековую толстенную кирпичную кладку на куски, шутя крошит железобетонные плиты и гнет стальные балки… такой взрыв ощущается по-особому, ведь в этот момент любое здание на несколько мгновений становится по-настоящему живым. Но только в том случае, если взрыв фатален. Вот тогда да… тогда умирающее здание либо обрушивается как старый инфарктник, молча и почти беззвучно, либо устраивает настоящий истеричный концерт, мотаясь из стороны в сторону и пытаясь напоследок заявить о себе как можно громче, либо же переламывается в поясе, хватая разбитыми окнами воздух… а может просто получить сильный нокдаун и на мгновение поплыть, но затем мгновенно восстановить равновесие и снова застыть, тяжело дыша вибрирующими стенами, коридорами, комнатами и всем нутром.

С нами случился нокдаун.

Я так и не услышал взрыва. Просто мы оказались на полу среди трупов, прокатились по лужам крови, что скорее смыли с нас излишки блевоты и рваных потрохов, улучшая общую гигиену. Едва мы замерли, мокрые и ошеломленные, по нам ударила мощнейшая воздушная волна, что заботливо подсушила нас и одарила запахом чего-то тошнотворно сладкого. Будто где-то взорвалась жопа великана, сожравшего недавно пирог с клубникой.

– Чтоб меня – прохрипел стоящий на коленях орк, держащий в руках не игстрел, а чересчур длинный и тяжелый четырехствольный дробовик улетевшего ветерана – Какая сила…

Ему никто не ответил. Поднявшись, я сплюнул на пол красным и прислушался. Сначала мешал сильный звон в ушах, а когда он исчез стало ненамного лучше – здание звенело как камертон. Нет, его уже почти не трясло, но… слышимость была как видимость – никакая.

В коридоре повисло густое и едкое облако сорванной со стен и потолка штукатурки. Воздух наполнен звоном бьющегося стекла, падающих где-то труб, лопающихся тросов, с треском ломающихся камней. Гигант может и устоял после взрывного удара, но бесследно для него это не прошло. Уверен, что в несущих стенах появилось немало трещин.

Но кое-что все же я услышал – стрельба. Ожесточенная разноголосая стрельба. И крики. Много криков. Большей частью это вопли боли. Но слышны и крики ярости.

Смешанный отряд гномьей рати выжил хотя бы частично и дал озлобленный бой засевшему на четвертом этаже противнику.

Ладно. Я снова двинулся вперед, ведя за собой группу. Стрельба не затихала.

– Система победила – кашлянул я, обращаясь к шагающей рядом Джоранн – Синий свет будет зажжен сегодня.

– Так уверен в нас, командир?

– Уверен – кивнул я – Но даже если мы сдохнем – мудрая хитрожопая Кассандра довершит дело. Пояснить почему? Или сама?

– Что тут думать? Все на поверхности. Гномы пробили защиту этой цитадели – ответила едва узнаваемая бело-красная Джоранн.

Кровь, белая пыль… мы похожи на освежеванные и покрытые панировкой куски мяса готовые к зажарке. Зря я переживал о маскировке – теперь даже вблизи гномам будет тяжело понять, что мы не одни из них. Разве что по призму опознают, но он держится за спиной Рэка.

Джоранн тем временем продолжала:

– Зомбаки потратили немало ресурсов. Боеприпасы, взрывчатка, смертники, обученные бойцы. Так просто это не восстановить. И дело это небыстрое. Короче – мы сделали самое трудное. Кассандре останется лишь слизать вкусный желток. Но легче всего справиться именно сегодня. Завтра зомбаки восстановят часть численности и защиты. Послезавтра они станут еще сильнее, залатают еще пару дыр…

– Ты поняла принцип – кивнул я – Хорошо. А теперь будь хорошей девочкой и постарайся не сдохнуть.

– Ты все время меня сравниваешь с ней, да? С этой сраной Йоркой. Я настолько хуже нее?

– О чем ты?

– Она бросила тебя. Предала. А я иду за тобой в самое пекло, командир. Я лучше сраной гоблинши Йорки! Во всем!

– Прекратить бред, боец. И стреляй во все, что движется.

– Легко!

Вскинув дробовик, я дважды нажал на курок и тут же переломил оружие, выбрасывая гильзы. Лежащие на лестнице подранки сумевшие стащить с себя шлемы и вяло моргающие запорошенными глазами разом превратились в двух безголовых дебилов. Ментальное состояние обрело физическое воплощение.

Дерьмо… опять наркота подает о себе голос. Когда я последний раз закидывался таблеткой? Я не помню такого. Но почему-то под языком знакомо и сладко горчит.

Выстрел. И вместо малого красного плукса разбрызганное зеленое пятно на ступени. Выстрел. И нога с сорванной взрывом защитой отлетает в сторону, кривит рот в безумном крике деваха с вытатуированными усами и бородой. Джоранн сует ствол под прозрачное забрало ее шлема и жмет на курок. Шлем заполняется ало-желтым бульоном, дергающееся тело выпускает оружие и сползает по ступенькам. Выстрел. Рот старого крикуна становится кровавой багровой дырой – и в конце сраного тоннеля я вижу свет! Он все же есть! А в свете том я вижу морду отшатывающегося мужика. Я стреляю прямо сквозь дыру в теле и лицо мужика взрывается – равно как и дыра, что позволяет замолкшей башке благополучно улететь. Выстрел… выстрел… выстрел…

Кончики пальцев горят огнем. О эта боль от раскаленных гильз. Она тоже сладка. И тоже знакома. Я на бегу облизываю кончики пальцев и снова ощущаю горечь мемваса. Выстрел. Выстрел. Сорвать нож с перевязи и коротким тычком вбить в голову однорукого дебила пытающегося зубами всунуть патроны в переломленный дробовик. Обратным движением к себе выхватить из мертвой пасти патроны и загнать в свой дробовик. Щелчок. Поймать в прицел мутное пятно пытающегося вскинуть оружие ублюдка в рваной броне. Выстрел. Дробовик за спину, в памяти зацепка – один патрон еще есть – выхватить из чужих вялых рук оружие, захватить из разгрузки пару магазинов. Палец сам находит переключатель, и залитая кровавым месивом лестница освещается злым огнем короткой жалящей очереди.

– Бегите, гномы! – ору я во всю глотку – Бегите, твари! Гоблины идут! Гоблины идут!

Но гномы не бегут. Они не могут. Они уже мертвы, хотя еще не понимают этого. Они, стоя, лежа, сидя, вяло стаскивают с голов шлемы, у них течет кровь из ушей, глаз, рта. Он кривят рты, но не слышно ни звука. Те, кто пережил взрывную контузию чуть лучше, пытаются оказать столь же вялое сопротивление, но… это жалкая попытка. Стреляя, нанося удары ножами, тесаками, страшенными лезвиями Хвана, пиная, а порой и бодая, мы поднимаемся по лестницам, уничтожая на пути все живое. Отщелкнув и отбросив магазин, я забил в автомат новый и, забросив оружие за спину, где уже болтался игстрел и трофейная винтовка с зажигательными патронами, взялся снова за дробовик. Он тут лучше – впереди расхристанная хрипящая мясная стена, что сама не понимает, чего хочет. В их тупых головах только кровь и звон… кровь и звон… снявшие шлемы, стоящие на коленях, изуродованные и умирающие, они не думают, они просто дышат. Но это ненадолго. Наши выстрелы проходятся по вершине стены, перебивая картечью гномьи шеи, раскрывая головы бутонами кошмарных влажных цветов, расцвечивая и без того красные стены всеми цветами внутриутробной палитры. Льется на пол дерьмо и кровь. Скулит отчаянно кто-то в углу, надрывно зовя маму и бригадиру Тошу. Он не хочет больше воевать, он хочет мыть полы – он любит мыть полы. Выстрелом я ломаю его надежды и оставляю захлебываться кровью.

Мы наверху.

Мы на четвертом этаже.

Мы на краю густой мясной каши с вкраплением стали и чешуи, что прямо на наших глазах медленно утекает в дыру во внешней стене, густыми потеками-телами летя вниз и уродуя остатки газонов. Тела мертвые и живые, сползают в пропасть и беззвучно исчезают. Вместе с ними летят куски бетона с торчащей арматурой и битые кирпичи. Падающие в дыру гномы мертвы. На их телах визгом заливаются аптечки, но к этому визгу мы давно привыкли еще там – по пути наверх. Этот аптечный истошный визг преследует нас уже давно и теперь воспринимается как нечто привычное.

Удерживая бойцов за углом, я прижался к стене, встал у широкой трещины, что пересекла пол и дальше побежала вверх по стене. В трещину стекает густая припыленная кровь, пятная носки моих ботинок. Ствол вернувшейся в руки винтовки смотрит в глубину четвертого этажа, а мои глаза пытаются пробить многослойное пыльное облако, что повисло над место взрыва и не собирается оседать. Но кое-что мне увидеть все же удается. Там что-то оседает. Оседает прямо сейчас. Повода для паники нет – это что-то явно локальное. И-и-и…

Пол четвертого этажа частично проваливается, с грохотом припечатывая третий, прессуя трупы и выжимая из них питательный сок. Зомби будут в восторге – воткни трубочку в лужу и наслаждайся коктейлем. А может и ванну принять – чтобы зомбо-кожа была нежной и шелковистой.

С протяжным стоном ломается еще часть пола, накреняется как льдина, медлит перед падением. Две трети мясного завала подлетает к потолку, шлепается на шатающуюся плиту и по ней соскальзывает вниз. С гулким хлопком следом падает сама плита, до ушей доносится чавканье. Свежевыжатого сока прибавилось! Один за другим, как упавшие домино, трупы и умирающие падают вниз, увлекая за собой обломки. Через минуту мы оказались на краю громадного красно-бело-бурого влажного пятна с «островами» рваного мяса и редких трупов. Большая часть погибшего отряда ухнула на третий. А встревоженное случившимся локальным катаклизмом облако пыли стало чуть гуще, но при этом начало лениво выплывать в пролом в стене и через окна. Там, где-то за буками, снова взвыла истошно сирена и тут же поперхнулась, а затем и заткнулась. Тихо-то как…

И что по ту сторону пропасти?

Первое что я увидел – изодранную жопу плукса, что продолжал жить и нести на себе сбрую. Но рыцарей стрелков на нем уже не было.

Затем я услышал голос – мужской, хрипящий, злобный, требовательный:

– Зомбаки! Вы действуете разумно! Вы не твари – это видно! Значит можно договориться! Так давайте говорить! Нам Прикормам не нужно ваше сраное логово, не нужны ваши сокровища, не нужны ваши жизни. Нам нужен только долбанный Оди! Отдайте нам Оди – только его! – и мы уйдем! Просто уйдем и наши пути разойдутся навсегда!

– Он сказал «ваши сокровища»? – изумленно пробормотал я – Охренеть словечко…

– Отдайте нам Оди! – не унимался крикун. Через секунду его голос стал громче и отчетливей – будто он повернулся в нашу сторону.

Но коридор пуст, если не считать трупы и застывших на том краю провала парочки явно пытающихся прийти в себя плуксов. Голос доносится из какой-то палаты по левую сторону. Ближайшей к нам или чуть дальше. Получается взрыв ахнул чуть запоздало, швырнув авангард вперед, перемолов центр и отбросив арьегард назад и вниз. Подохла ли та сука в жопе плукса?

– Зевера! – раздраженно взревел голос мужика, которого я обозначил как Тупой Лидер – Вылези уж из брюха! Говори! Помогай! Давай! Хватит сидеть в живой броне! Выбирай и помогай расхлебывать это дерьмо – мы сидим в одной тонущей лодке!

А в ответ ему тишина. Ни зомби, ни Зевера не дали внятного ответа. Зато кто-то другой, надрывно, испугано, в полный голос заявил со стальной уверенностью хотящего жить:

– Надо уходить, Тюфас! Надо уходить! Прямо сейчас!

– Нам нужен Оди! Заткнись!

– В жопу золотой статус, Тюфас! Мы тут все поляжем! Зверь Зеверы оглушен! Еле командует! Она сама может уже в коме – посмотри сам на ее зверя! Он от взрыва летел кувыркался, теряя куски! А с ней что?

– Заткнись!

– Погубить нас хочешь? – в голосе вопрошающего зазвучала звенящая кристальная эмоция – истеричная ненависть к тому, кто хочет его убить – Все поляжем ради чего? Просто так?

– Что ты скажешь золотому лидеру Турриону, идиот, когда вернешься с пустыми руками?!

– Правду! Что тут нехрена ловить! Этот сучий Оди либо уже сдох, либо выпрыгнул из окна и давно дал деру! Сидит сейчас где-нибудь у океана, лакает самогон, отмачивает мозоли в соленой водице и хер на нас ложит! А мы тут дохнем!

И опять тишина в ответ… но в палате что-то завозилось, заскрипело сталью и ботинками, загрюкало оружие. Уцелевшие и потерявший раж бойцы глубоко задумались. А там – дальше, глубже по коридору – вообще мертвым-мертво все. А мне ведь как раз туда и надо…

Ладно. Приставив винтовку к стеночке, я вооружился старым добрым игстрелом и, не жалея игл и батареи, принялся всаживать иглу за иглой в задницы оглушенных плуксов. Игстрел покашливал и потрескивал, ему в унисон стонало приходящее в себя здание, опять зазвучали злые и куда более испуганные голоса в палате. А я все стрелял, всаживая иглу за иглой в рваные прорехи чешуйчатой брони. Сколько игл выдержите, гиганты?

Я трижды сменил картриджи и только затем двое плуксов упали, а третий, видимо получив иглу куда-то в особо ценный орган, странно подпрыгнул и, волоча одну лапу, рванулся по коридору. Прекратив стрелять, я принялся наблюдать.

Десять метров. Плукс миновал палату с союзниками и рванул дальше.

Пятнадцать…

Р-р-р-рах…

Короткая очередь любезно встретила плукса и перечеркнула всего жизненные планы. Из палаты на мгновение высунулась железная удивленная голова одного из подземных рыцарей. Оружие сменить я не успевал и выпустил столько игл сколько успел, оттарабанив ему звонкий мотив по шлему, а заодно угодив пару раз по шее. Захрипев, рыцарь рухнул, схватился за шею. Туда – сквозь пальцы в шею – я выстрелил зажигательным зарядом из подхваченной винтовки. Рыцаря затащили внутрь.

– Какая сука?! Зомбаки?!

– У него шея дымится! Дерьмо! Загорелось!

– А-А-А-А-А-А-А!

– Туши!

– Как?! У него горло изнутри полыхает!

– А-А-А-К-Х-Х-Х… уб… убейте! – булькал несчастный, что, судя по звукам колотился о пол – Убейте!

– Оп-па – тихо произнес я, приседая и не сводя взгляда с коридора.

Парень с полыхающей глоткой еще что-то там булькал, но я уже не слышал и не слушал. Я смотрел на коридор, где в клубах пыли проявилось несколько спокойно и уверенно шагающих фигур. Знакомые очертания. Очень знакомые – стальные рыцари вышагивали по коридору четвертого этажа, держа в руках оружие. Сверкнула сквозь пыль сталь шлема, продавилось сквозь пылевую стену забрало шлема, и я увидел лицо – серое раздутое лицо зомби с белесыми равнодушными зенками.

– Иду-у-ут! – завопили из палаты.