Цитаты из книги «Охота на мудрецов. Неизданное»

Нуждаюсь я в женской ласке, хоть и не чувствую романтической влюбленности. Разумом понимаю, что Диана зрелая женщина и цветы с конфетами ей уже не интересны. С каждым прожитым циклом ритуал ухаживания все проще и короче, а все равно не могу прижать Поэтессу к стене лифта и настойчиво поцеловать. Не боюсь пощечины за наглость, разочарование в ее глазах не хочу видеть.

Не умеют женщины быстро одеваться. Не стояли над ними в училище инструкторы с таймерами и не засекали норматив, а жаль.

Разговор окончен, я понял. Она вправе не верить, а мне нельзя сейчас что-то обещать. Подарить напрасную надежду хуже, чем ее забрать.

Боялась, что умру? Еще одна глупость. Такая же, как выслушать чужого тебе цзы’дарица. Или привести к себе в дом женщину, а потом раздражаться, что она не твоя.

Мужчины не плачут и не делятся болью с первым попавшимся мудрецом. Это так же стыдно, как раздеться догола в центральном парке. Даже друг с другом, даже под Шуи они редко откровенны. Закрыты своими правилами, как молнией на комбинезоне. Наглухо. Под горло.

Юные и трепетные должны любить. И не так важно, что будет потом, нужно наслаждаться своим «сейчас».

Все стены комнаты в офицерском общежитии были, как картинная галерея с портретами. И каждый – мое признание в любви. Флора, я так хотел, чтобы ты их увидела. Пришла в мой дом. Осталась. Они жгут, как неотправленные письма, не сказанные слова.

Мать запрещала встречаться с мужчинами, потому что от нас одни беды. – И дети, – шепчет Поэтесса, – моя также говорила.

Флора, тебя нет, а светило все так же поднимается над горизонтом, Тарс несет воды в океан и Равэнна царапает шпилями раненое небо. Тебя нет, а я жив. Дышу пустым воздухом и пью безвкусную воду. Каждое утро застегиваю комбинезон на молнию под горло и считаю шаги до лифта. Каждый вечер стою на галерее за стеклом и смотрю вниз. Бесконечно долго смотрю на чужие жизни, мелькающие огнями города. Зачем нужны миллионы, если среди них больше нет тебя?

В пустой квартире хуже, чем в пустой палате психиатрической клиники. Там я хотя бы знала, что за дверью ходят санитары, за стеной страдают такие же пациенты, и психиатр ни за что не оставит в покое. А здесь только квадратная мебель, холод климат-системы и попискивание дронов-уборщиков. Даже у них своя жизнь. Все комнаты я давно измерила шагами, пересчитала трещины на стенах и потолке, снова срезала и пришила пуговицы на двух рубашках, и все равно тоскливо. Теперь понимаю, отчего Публий на цзы’дарийцев бросается. Столько одиночества просто не выдержать.