– Да, я грезил девчонкой. Платья, куклы, серьги, ободки… Я всегда боялся, да и сейчас боюсь, что не смогу преподать реальные мужские уроки, ведь то как я вижу мужчину, и вообще все эти гендерные роли… Начать надо с того, что с девочками мне всегда было легче общаться. Пару десятков лет назад мы ездили с родителями на приток Волги, в котором, кстати, постоянно плавала зараженная червями рыба. Это легко было понять – все заболевшие рыбы рано или поздно плыли пузом вбок или пузом вверх. Они еще были живы, но внутри них средоточились ебучие паразиты, поедавшие бедных созданий изнутри. На маленьком пляже, где валялись рыбьи скелеты и еще недоеденные птицами рыбьи трупы, я познакомился с Сашей и Варварой и мы быстро нашли общий язык, тусуясь втроем все дни напролет. Я впитывал в себя всё, чем они делились со мной, не забывая поглядывать на толстые соски Саши, проглядывавшие сквозь самые толстые свитера, и на гладко выбритые ноги Вари, которые она демонстрировала каждый день. Это был первый полноценный опыт общения с женщиной. Не такого, как представляется каждому мужику, где нужно обязательно подъебывать, не забывать отпустить сальный комплимент и, конечно, напрягать бицепсы по любому поводу, а что-то сродни нахождению в школьной столовой в разгар учебного года. Мы обсуждали волосы на ногах, профессиональных волейболистов, приезжавших поиграть на поле с каучуковым покрытием, жесткие пружины в кроватях наших гостевых домов, первые поцелуи, неожиданные и неконтролируемые стояки, боли в животе при месячных, котенка Пшика, жившего с бабулькой, которой было лет сто, и даже итоги первых лет президентства Путина. Я чувствовал себя в этих разговорах настолько органично, будто до этого был немым. Манящий запах уже наступившего отрочества бил под дых. Хотелось познать как можно больше, жадными глотками, и со сверкающими, красными от усталости глазами. Тогда я понял, что с девочками общаться попросту интереснее. К ним сложнее подобрать подход – у каждой свой замочек, а с любым мужиком можно договориться попить пива в любой день недели.

– А если он не пьет пиво?

– Значит что-то потяжелее. А если он и потяжелее не пьет, значит есть проблемы с головой.

Бобер хихикнул и выпустил кривое кольцо дыма, выплюнув немного табака.

– Потом мы все потерялись и не смогли продолжить общение, но я все равно благодарен им за тот опыт. Считай, первый раз, когда почувствовал себя живым человеком в социуме.

– Сейчас заплачу.

Парень поджал губы.

– Потом прошло лет 5. Я зависал дома у своего одноклассника. Выкурил пол-пипетки за раз, словил панику и побежал в последний подъезд его дома и только там выдохнул. Сердце словило обычный ритм. Жутко хотелось ссать и единственный вариант, пришедший мне в голову, был справить нужду рядом с трансформатором. Это была пятиэтажка, и полы там не сказать, что супер ровные, но я только отойдя заметил, что моча затекла прямо под него. Но ни искр, ни замыкания не было. Я еще немного постоял, покурил и услышал, как кто-то выходит с коляской из квартиры на первом этаже. Это была Варя. Она узнала меня, я её, но тех эмоций у меня уже не было. Мы обменялись тремя предложениями, я из вежливости спросил ее номер и записал в свой сименс М65. Позвонил через пару недель от скуки. Она рассказала про ребенка, и про бросившего ее чувака. Я про свою первую любовь и занятия карате с малышами. С Сашей они тоже потеряли связь. Потом я узнал от Вари, что у ее соседей по лестничной клетке произошел несчастный случай с собакой – она что-то лизнула рядом с трансформатором и ее шибануло током, да так, что почти пол-языка омертвело и поврежденную часть пришлось отрезать. Я чувствовал, как мое лицо становилось красным от стыда. Я пособолезновал ее соседям. Обещал ей, что как-нибудь встретимся и вспомним старые деньки.

– Ты не мог сделать это на улице?

– Это была моя вторая измена. Сердце заколотило, руки затряслись, холодный пот пробил по всему телу и я просто убежал из квартиры друга куда глаза глядели…

– Надеюсь, с Бабблзом такого не случится…

Я пожал плечами.

– Ведь не случится?

– Вряд ли.

Бобер забычковал сигару об бачок, оторвал обугленные листья табака, стараясь не испачкаться, и положил ее в карман. Парень пристально смотрел на него.

– Ты сам сказал, что она дорогая…

Дэйв кивнул.

– Бабблз такая детская кличка… Не слишком ли она выбивается из общей канвы?

– Здесь все просто. Когда Джен взяла его из приюта щеночком, они с Марком долго не знали чем его накормить. Положили корм для малышей – он не стал его есть. Раскрыли пакетик мокрого премиум корма – понюхал и лег к нему задницей. Тогда Марк дал ему молока и песик начал пить впопыхах, пытаясь заглотить как можно больше. В какой-то момент он начал захлебываться, и из его ноздрей поперли белые пузыри. Так и было решено.

– Если с ним что-то случится, я тебе этого точно не прощу!

Парень закрыл глаза и степенно помотал головой.

– Так почему не получилось с девочкой?

– Врач сказал, что наш купон просрочен.

Бобер с недоумением взглянул на Дэйва.

– Ты дурак, блядь? Как мы вообще могли выбрать пол? Мы же не единственные представители бриллиантовой расы⁵¹!

– Эту шутку поймет только русскоговорящий человек.

– Мы же не родились в Лаксидазии⁵².

– Уже лучше, только теперь для слишком узкого круга.

– Когда это будут адаптировать для…

Бобер заржал во все горло. Он не мог остановиться от смеха, слюни попали в дыхательные пути и он уже наполовину крякал, отхаркиваясь, а наполовину смеялся.

Дэйв цокнул.

– В общем, я готовил сперму для ребенка…

– Звучит достойно, – широко улыбнулся грызун.

– Я подготавливал сперму. Много дрочил, больше чем Марк Ханна⁵³.

– То есть образ жизни оставался тем же?

– Еще раз подденешь, – строго сказал Дэйв, указывая на него пальцем. – Будет бобо!

Бобер посмотрел на свои когти, еле заметно улыбаясь уголком рта.

– Да, мы не планировали беременность. Я принимал довольно тяжелые таблетки, и мне казалось, что если постоянно опустошать яйца, то риски повредить ДНК сперматозоидов будут минимальны. Потом я спросил у врача, и он убедил меня, что это работает по другому. Получился мальчик, грех жаловаться… Но я всегда хотел девочку.

– На нем это никак не отразилось?

– А как? Я должен был ему платья покупать? Или меньше любить?

Бобер задумался.

– О чем ты думаешь?

Поднялся небольшой ветер, куда-то исчезли скорпионы. Саксаулы медленно зацветали. Быстрее, чем обычно, но все еще медленно. Маленькие почки уже набухли, и красные цветочки немного показывали свой «язычок» пустыне.

– Просто ты подошел к точке невозврата. Как потом сказать своему ребенку, что ты хотел другого?

– Зачем вообще это объяснять? Он прошел полную рандомизацию, как в какой-нибудь РПГ. Да, все свойства и качества плюс внешность скорее всего были в определенном котле наших клеток, но все они были выбраны случайно. Возможно, что сперматозоид с Х хромосомой опоздал на тысячные доли секунды, долго перекидываясь фразами с кем-то в фаллопиевой трубе. А тот, с кем он общался, был нагло вымыт горяченной водой из душевой лейки, и отправлен вниз в канализацию, чтобы зачать дерьмодемона.

– А как вода достанет до трубок?

– Ну… Значит он просто вытечет сам. Рано или поздно.

– И останется каким-нибудь пятном на трусах?

– Да.

– У тебя там, наверное, целое поколение похоронено…

Бобер лежал на операционном столе. Он был под наркозом. Вокруг него была толпа народу – врачи, консультанты, медсестры и один штатный анестезиолог. Все они шумели, о чем-то громко разговаривали, яростно обсуждали детали хирургического вмешательства.

– Сложно, очень сложно.

– Послушайте, нужно просто сделать кесарево. Схватки неритмичные, до регулярных мы будем ждать долго.

– ¿Quién aguantará la cola⁵⁴?

– Доктор Назардан.

– Коллеги, я немного не по этой теме.

– Вы здесь и вы самый квалифицированный врач в этой комнате. Зажим лежит под столом, только будьте аккуратнее. Мне бы не хотелось потом заниматься хвостопластикой.

– Как скажете.

– Бэзил!

– Да, сэр.

– Держите наготове эпидуралку.

– Никаких уколов! – послышался голос из угла.

–… Опять он вмешивается…

Дэйв подошел к столу и одарил всех почтительным взглядом. Бобер занимал лишь треть стола, поэтому на оставшуюся часть парень выложил подробный рисунок тела грызуна. Сверху изображения красовалась надпись – «Витрувианский Бобер».

– Простите… – хотела поправить его медсестра, но Дэйв щелкнул пальцами и она исчезла. Никто не удивился. В дверь операционной постучались. Главный на операции громко сказал: – Войдите! Дверь приоткрылась и из нее показалась кудрявая голова.

– Купитман Иван Натанович, – сказала голова и икнула. Из-за двери послышался картавый голос: – Ты ж писькин доктор, зачем лезешь к настоящим врачам…

– Стыд и позор, – сказал Дэйв и покачал головой. Дверь закрылась и послышался оглушающий треск выстрелов из автоматического оружия. Все присутствующие закрыли уши, даже Бобер немного поморщился. Когда звуки стихли в дверь опять постучали.

– Да?

В кабинет вошел Кад Мерад в синем медицинском халате.

– Coucou!

– Здравствуйте, – расплылся в улыбке Дэйв.

– Он даже не врач, – зашептал кто-то в толпе.

– Я знаю… Но до чего он хорош…

Кад Мерад понял, что его хвалят, но не понял за что именно. Он скинул с себя стетоскоп и аккуратно повесил его на железную вешалку. Протер усы и начал рассматривать кабинет, потом врачей. Он поднял руку и показал всем большой палец.

– Comment puis-je aider⁵⁵?

– Нет, нет. Так дело не пойдет, говорите на нашем языке.

Француз комично показал на себя пальцами.

– Да, да.

– Здравствуйте.

Кад сказал это слово так проникновенно и с такой теплотой, что кто-то даже ойкнул от смущения.

– У вас кстати самая сложная задача. Будете вытаскивать его.

Кад заискивающе кивнул.

– Все готовы?

Все молчали, не издавая ни звука.

– Хорошо…

Недовольный голос из толпы робко сказал: —… Мы вообще-то давали клятву…

– Кто это спизданул? – сказал Дэйв и вытаращил глаза.

Все молчали.

– Бобер должен быть наказан, хотите вы этого или нет. Мы не собираемся убивать его или, не дай бог, калечить. Это простенькая медицинская операция. Проникнем, вытащим, зашьем. Никто не пострадает, понимаете?

Кто-то недовольно свистнул.

– Ладно, засранцы. Каждому коробку конфет и бутылку шампанского.

Все молчали.

– Их можно будет забрать домой, а не оставлять на ресепшене, чтобы кормить персонал.

Все молчали.

– Суки… Всем квартальная премия вне очереди!

– Другой разговор!

– Так бы сразу!

– Мне, пожалуйста, в евро!

– Давайте мне скальпель!

Работа закипела, подготовка приобретала завершающий характер. Главный врач подозвал к себе медсестру с инструментами, начищенными до блеска, скинул рисунок на пол и положил их на стол. Реаниматолог играл пальцем с дефибриллятором. Замужняя парочка выбирала нитки для зашивания. Кад Мерад улыбался и старался успевать поглядывать на работу всех в кабинете.

– Будим?

– Будим.

Толстый фельдшер плеснул в лицо Бобру ледяной водой. Тот вскрикнул и фельдшер тут же прикрыл ему рот марлей.

– Фва… бавра… бор…мор…

– Сученыш, попался! – прошипел Дэйв.

Главный врач направил на пузо Бобра здоровенный фонарь. Сам грызун старался вырваться, но неутомимый фельдшер так крепко привязал его ремнями к столу, что от него не было даже вибраций. Тогда Бобер попытался помочь себе хвостом, но доктор Назардан сидя на табуретке держал его в зажиме, невольно похрапывая.

– Протереть.

– Sí.

Медсестра протерла пузо ваткой со спиртовым раствором.

– Режем?

Дэйв томно прикрыл глаза.

Врач рассек пузо Бобра. Разрез был длиной сантиметров семь. Бобер выплюнул марлю и завыл.

– Ой, да не ври ты. Я же не живодер.

Парень повертел в руках бутылку Evian, которую взял с собой из пустыни.

– Здесь было обезболивающее.

– Знал все заранее, говнюк…

– Не продумывал, нет. Просто ты не оставил шансов.

Из разреза показалась маленькая, конусовидная макушка.

– Достаем, достаем.

Врач двумя пальцами отодвинул бобриную кожу, сделав разрез чуть более широким, и подтянул голову наверх, но дальше она не проходила. Тогда он опять взял скальпель и прорезал кожу чуть дальше таким образом, что малыша уже можно было свободно достать.

– Ёп твою мать!

– Да тихо ты!

Врач посмотрел на Када Мерада и головой начал указывать ему на пузо. Француз, казалось, подпрыгнул на месте и тут же подошел к столу. Поморщившись, он опустил левую руку в нутро, потом правую, и обхватив малыша за зад, вытащил его наверх. Ахи умиления разошлись по кабинету.

– Перережете пуповину? – сказал врач Бобру, протянув тому ножницы.

– Я чувствую, как она еще пульсирует, – монотонно ответил тот.

Врач покачал головой и сжал пуповину пальцами до прозрачности. Бобер кое-как вставил пальцы в ножницы и клацнул ими только с третьего раза. Все в кабинете заорали от счастья, даже доктор Назардан проснулся. Врачи обнимались, танцевали.

Кад Мерад спросил у Бобра: – Хотите его увидеть?

Грызун закатил глаза и кивнул. Кад медленно опускал малыша вниз. Все остальные восхищенно смотрели. Малыш был похож на уродливого, мутировавшего инопланетного карлика с вытянутой головой, лицо его было расплывчатым.

– Фу, блядь.

Чем ближе уродец был к Бобру, тем отчетливее и яснее становилось его лицо. Наконец Кад поднес его прямо к морде грызуна. У младенца было маленькое лицо Дэйва.

– Не подскажете, где здесь технодром? – спросил уродец и засмеялся. Вместе с ним засмеялся весь кабинет, а громче всех испанская медсестра. Толпа людей вдруг начала превращаться в смерч – люди смешивались друг с другом, образовывая воронку. Смех становился всё громче, пока не произошел щелчок и Дэйв с Бобром вернулись в пустыню. Парень все также сидел на стуле, у Бобра посадка была менее приятная – он чуть не провалился в толчок. Отряхнувшись, грызун протер свой хвост и опять уселся на сидушку. Он был недоволен.

– Опять обманул. Говорил же, что камера и ты – не одно и то же…

– Я предупреждал.

Бобер надул губы и собрался достать сигару, но одежды на нем снова не было.

– Впрочем, я тоже не застрахован. Можешь быть уверен.

– Ладно…

Они оба были готовы к дальнейшему обсуждению.

– Он теперь нас еще и подгоняет… Кстати, женщины и правда чаще пишут?

– Гораздо. Раньше, конечно, нет. Много веков назад писарями, строгавшими летописи, или выбивавшими всякие узоры на стенах гробниц царей, были исключительно мужчины. Если не считать сказки первобытных людей, то первый раз женщина что-то написала в Месопотамии. Это были гимны так себе качества, но тем не менее весьма популярные – после смерти авторки, их читали еще сотни лет. Уже позже в Египте и Риме женская писанина еще не считалась зазорной, но тех, кто реально что-то написал, да еще и вменяемое, для людей, можно было пересчитать на пальцах одной руки. Может двух. В средневековье образованные аристократки писали про всё, что видели – зеленый понос от лихорадки прямо на городской площади, измены мужей в дальних походах, странствующие трубадуры с большими пенисами наперевес, много мистических страшилок про призраков в высоком замке и, конечно, религиозные мотивы, коими думы народа были переполнены… Шло время, знатные дамы писали все больше, аудитория читателей увеличивалась и тут один ушлый, толстый сын очередного плотника придумал любовный роман. Всё, литература разорвалась.

– В смысле все стали это писать?

– Нет, вообще не все. Просто с течением времени возможность научиться читать стала более доступной, что сыграло огромную роль в развитии этих любовных романов, ставших реальным конкурентом детективам. Написать любовную историю теперь мог каждый, а значит и прочитать ее смогут почти все.

– А детские книги?

– Они более дорогие. Ребенка надо завлечь – тут картинка, там картинка, мелованная бумага, отчисления процентов за известных героев и так далее, а в этих книжках просто лепишь мужика, сосущегося с бабой, на обложку и пишешь – «Единственный шанс» или «Последняя невеста Джека». Бам – тысячи покупателей идут толпой, лишь бы попускать слезы на твои потуги. И их не упрекнешь.