В такие моменты я всегда был предельно сосредоточен и полностью погружен в работу. Тонкий скальпель в руках казался мне несокрушимым оружием, с которым я ежедневно сражался со смертью. За двенадцать лет медицинской практики я научился обращаться с этим инструментом так же искусно, как самураи в древней Японии с остроконечной смертельной катаной. В глубине души я мнил себя таким же отважным воином, который выходит на неравный бой со смертью, вооружившись лишь острым клинком в руках. И этот бой, раз за разом, оставался за мной. Я выходил победителем и буквально вырезал смерть из плоти несчастных жертв беспощадной судьбы.
Последний стежок ниткой, и зияющая дыра в голове была зашита. По давно сложившейся традиции я смыл следы крови с лезвия скальпеля, словно лишая смерть ее прав на несчастного пациента, лежащего на операционном столе. Вся операционная группа, которая на протяжении шести часов помогала мне в проведении многокомпонентной и сложной операции на головном мозге, начала тихо аплодировать. За двенадцать лет работы нейрохирургом я привык к подобной реакции и относился к персоналу с несвойственным моему характеру терпением.
Шесть часов напряженной и сложной работы давали о себе знать. Я чувствовал усталость в каждой клетке своего тела, но, как обычно, не показывал своего изнеможения. Для всего персонала Федерального Центра Нейрохирургии я всегда оставался непоколебимым и строгим специалистом, который не позволял себе эмоций и был лишен человеческих чувств.
Холодный душ помог привести мысли в порядок и снять усталость. На календаре числился апрель, и для столичного региона стояла аномально тёплая погода. За последние пятнадцать лет я не припомню, чтобы в апреле было так тепло.
Сменив свой врачебный костюм на повседневные джинсы и рубашку, я направился к парковочному комплексу клиники, мечтая поскорее оказаться за рулём своего нового немецкого седана. Хотя жизнь порой бывает жестокой, мне удалось достичь многих материальных благ, которые большинству жителей нашей огромной страны остаются недоступными.
Ночной воздух был наполнен ароматом свежести и чего-то сладкого и приторного. Однако я по-прежнему ощущал резкий и металлический запах крови, медикаментов и антисептика, которым был пропитан весь Федеральный Центр нейрохирургии. Этот запах преследовал меня с раннего детства и не отпускал до сих пор. Приторное зловоние крови и медикаментов было для меня напоминанием о том, ради чего я каждый день открываю глаза и занимаюсь своей работой.
Сев за руль, я с наслаждением развалился на кожаном сиденье, вдыхая аромат салона нового автомобиля. Несколько незначительных движений – и машина наполнилась звуками музыки.
Давай с тобою посидим брат до утра
Поговорим о том о чем болит твоя душа
Ну а душа твоя летит на небо безвозвратно
И снова я один и снова чувство виноват я
Посиди со мной просто не уходи
В небе звезда летит, я загадал желание
Чтобы побыть с тобой, но как же мне тебя найти
Зажгут в груди, в ответ одно молчание
Листаю в памяти о тебе мой сон
Я закричу, но только безответно
И я один тебя давно нет в нем
Все мои чувства в унисон
Давай с тобою посидим брат до утра
Поговорим о том о чем болит твоя душа
Ну а душа твоя летит на небо безвозвратно
И снова я один и снова чувство виноват я…
Блики ярких огней неоновых вывесок, фонарных столбов и рекламных щитов слепили глаза. Я давно привык к ритму большого города и даже отчасти полюбил этот нескончаемый поток городской жизни.
В столице всегда кипела жизнь: тысячи и миллионы прохожих, огромное количество туристов и нескончаемый поток приезжих, стремящихся покорить Московский Олимп, заполняли каждый метр бескрайнего мегаполиса. Москва была центром жизни.
Как нейрохирург со стажем, я представлял столицу как головной мозг всей России, который отдает команды всему остальному федеральному организму. И, как любой орган, Москва была подвержена изменениям и «недугам». Но, как бы мы ни старались удалить болезненное и губительное новообразование из федерального мозга, оно всегда прорастало вновь и пускало корни во всех сферах столичной жизни, словно смертельные метастазы.
Стены ставшего мне домом пристанища помогли обрести долгожданный покой. День выдался длинным, и отсутствие сна в течение тридцати часов сказывалось на моем физическом и ментальном состоянии. Но я не мог сдаться так просто и должен был вступить в бой со смертью как истинный самурай и храбрый борец с судьбой. День за днем, год за годом я полностью отдавался этой нескончаемой борьбе за жизнь и посылал смерть на все четыре стороны.
Как бы печально мне ни было это осознавать, но ни одно сражение не обходится без потерь. Конечно, и у меня были свои ошибки: несколько пациентов обратились ко мне слишком поздно, когда симптомы уже были очевидны. В таких случаях я отказывал в операции и советовал обреченным провести остаток дней рядом с близкими, наслаждаясь жизнью и её угасающим ритмом. Возможно, это было жестоко с моей стороны, но я был слишком честен и не питал иллюзий о чудесных исцелениях и о «благословении» высших сил.
Неизбежность. Мы все окажемся в её власти. Смерть настигнет каждого в отведённый ему срок и заберёт всё, что ей причитается. Я осознавал и принимал мысль о том, что рано или поздно сварливая старуха придёт и за мной. Но всё то время, что мне отведено в этом мире, я буду тратить на борьбу со злодейкой судьбой и на ожесточённую борьбу со смертью. Это было моим долгом, моей кармой и расплатой за жизнь, которую я не смог спасти в прошлом и отдал в лапы злодейки-судьбы.
Эти мысли заставили меня обратиться к лучшему антидепрессанту в истории человечества. Тот гений, что додумался попробовать нектар из прокисших на солнце плодов, навсегда обеспечил всю людскую цивилизацию нескончаемым количеством легкодоступного антистресса. Бутылка с заветной «живой водой» стояла на виду, привлекая своей обтекаемой формой. Рука непроизвольно схватила стеклянную тару, и в ушах раздался лёгкий плеск креплёного напитка. Этот звук был для меня лучше любой симфонической мелодии. Плеск градусов заглушал навязчивые и назойливые мысли, позволяя разуму предвкушать скорый уход в сладкое небытие.
Я не заметил, как бутылка заметно опустела, а её содержимое буквально таяло на глазах. Мой взгляд накрыла лёгкая пелена, которая затмевала обзор на дизайнерское оформление жилого помещения, что я называл домом. Вылив остатки креплёного напитка в бокал, я стал трясти жидкость из стороны в сторону, желая в последний раз насладиться сладким и манящим звуком безмятежного спокойствия разума.
– Ты вновь проиграла, сварливая старуха с косой, – слова вырвались непроизвольно, звуча невнятным и пьяным бормотанием в тишине погружённого в полумрак помещения. – Этот бой вновь остался за мной, и жизнь этого бедолаги будет продолжаться вопреки твоей воле, безжалостная стерва.
Рука с силой отбросила со стола опустевший стеклянный сосуд, и по всей квартире разнёсся звук разбитого стекла. Пол под ногами покрылся сверкающей россыпью осколков, словно рассыпавшейся радугой.
Мой взгляд, словно в тумане, скользнул по осколкам, будто ища в них что-то, кроме бесполезного мусора. В радужных бликах появился загадочный свет, который завораживал и притягивал к себе всё внимание. Мой взгляд остекленел, а веки словно замерли в неподвижности. В глазах защипало от сухости, но я продолжал следить за причудливыми бликами стеклянных осколков.
Среди радужных огней начали проявляться очертания какого-то строения, напоминающего опоры каменных мостов. Осколки продолжали двигаться в загадочном танце, складываясь в причудливую картинку неизвестного пристанища. Словно проекция диафильма, лучи радужных бликов соединились в единое изображение, образуя объёмную 3D-модель каменного моста. Это было грубое и массивное строение, фасад которого напоминал декорации к фильмам о средневековье. На каменной брусчатке светились странного вида символы, освещённые фонарными столбами, испускающими мягкий фиолетовый свет.
Я смотрел на причудливую галлюцинацию, не мигая, пока мои глаза не начало разъедать жгучей болью, вызванной недостатком увлажнения роговицы. Как только мои веки дрогнули и опустились вниз, я провалился в глубокий сон, отдаваясь во власть небытия и спокойствия.
Во сне я вновь увидел образ странного моста и его каменного фасада. На этот раз картина была дополнена густой растительностью и величественными многовековыми хвойными деревьями. Примечательно, что одна сторона моста была погружена в темную и мрачную атмосферу, в то время как вторая его часть находилась в яркой и пестрой обстановке. Этот контраст цветов по разным сторонам моста создавал невидимую границу между светом и тьмой.
Посреди моста стояла изящная женская фигура, олицетворявшая грацию и изящность женского тела. Её русые волосы спадали прямой волной по тонким плечам, а идеально прямая осанка делала её похожей на статуи великих мастеров античной Греции, чьи произведения искусства многие тысячелетия вызывали восторг у всех поколений человеческой цивилизации. В этом образе было нечто загадочное и привлекательное. Никогда в жизни я не видел никого подобного и не встречал столь утончённого создания в реальности. Этот призрак был слишком хорош для реального мира. Она была нимфой, богиней, сошедшей с Олимпа на грешную землю. Её образ манил к себе сильнее любого алкоголя и дурманил разум, словно смертельная доза морфия.
Я пытался ухватиться за этот образ и запечатлеть его в своём разуме. Всё моё нутро желало прикоснуться к незнакомке и ощутить её шелковистую кожу на кончиках грубых пальцев. Но в тот момент, когда я пытался протянуть к ней свою массивную ладонь, образ богини померк, оставив лишь пустоту и разочарование в душе.
Где-то вдалеке раздался телефонный звонок. Настойчивый и непрекращающийся звон вырвал меня из объятий сна, рассеивая образ загадочной незнакомки. Я пытался запомнить хотя бы фрагменты этого прекрасного видения, но назойливый звук стёр все воспоминания о нём.
Рука непроизвольно потянулась к вибрирующему устройству. Не открывая глаз, я провёл по экрану пальцем, даже не потрудившись взглянуть на имя назойливого абонента.
– Михаил Безбожный слушает, – блаженную тишину нарушил хриплый мужской голос, который отражал яростное похмелье после ночной попойки и антидепрессивной терапии.
– Михаил Игоревич, у нас в отделении произошёл несчастный случай… – по дрожащему женскому голосу я сразу понял, что новости не из приятных, и меня ждёт очередной вызов на работу вне смены. – Вы сможете приехать в центр?
– Аня, могу ли я хоть один день в месяц позволить себе выходной? – я всё ещё находился под воздействием выпитого накануне алкоголя, что позволяло мне не допускать произвола со стороны медицинского персонала. – Тищенко лично отправил меня на заслуженный отдых и попросил остаться в стороне от дел центра после вчерашней операции. Сегодня у меня официальный выходной, и в течение следующих суток постарайтесь справиться как-нибудь без меня.
– Я понимаю, что вы работаете сверхурочно и не позволяете себе выходные дни, но вам лучше приехать в центр как можно скорее, – в каждом произнесённом девушкой слове я улавливал панику и страх, которые я часто наблюдал у молодняка, прибывшего в наше учреждение сразу после института. – Михаил Игоревич, ваш пациент… – медсестра оборвала разговор, так и не решившись продолжить свою исповедь.
– Не понял, – посыл медсестры за долю секунды смог отрезвить меня и вернуть разум к былой концентрации. – Какой пациент?
– Пресняков Андрей… – вновь эта пауза и учащённое дыхание в динамике заставляли разум трезветь со скоростью света. – Он…
– Аня! – я даже не заметил, как перешёл на повышенный тон. – В чём дело? Что с пациентом?
– Пресняков утром пришёл в себя после операции и попытался встать с кушетки. Он… Он упал с кровати, что привело к расхождению швов и обильному кровотечению у пациента.
– КАК ВЫ ЭТО ДОПУСТИЛИ? – в одно мгновение кровь наполнилась смертельно дозой закипающего в венах адреналина. – Где был дежурный персонал?
– Ординатор Михайлов немного задремал и не успел… – я не дал девушке возможность продолжить бессмысленные оправдания и оборвал медсестру на полуслове.
– Что с Пресняковым? Вы смогли остановить кровотечение? Кто сейчас занимается пациентом?
– Ординатор Михайлов принялся зашивать рану пациента, не дожидаясь вашего появления, Михаил Игоревич. Но… – девушка вновь осеклась и стала боязливо мямлить. – Но пациент находится в критическом состоянии из-за обильной потери крови и поздней реакции медицинского персонала. Я поэтому вам и позвонила, чтобы вы срочно прибыли в центр и попытались исправить сложившуюся ситуацию, пока не стало поздно.
– С этого и надо было начинать! – мой яростный крик отскакивал от стен, словно резиновый мяч от бетонных стен во время детских игр. – Пусть Михайлов делает всё возможное для остановки кровотечения! Через пятнадцать минут ждите меня в центре, – я хотел сбросить вызов, но остановил свой порыв и продолжил разговор. – Аня, вы отвечаете головой за жизнь этого пациента. Никто из вас не сможет устроиться санитаром в самую захудалую муниципальную поликлинику, если с Пресняковым что-то случится. Запомните это. Я никогда не прощу подобной халатности и не позволю отдавать жизни несчастных людей старой карге с косой!
Не дожидаясь ответа, я прервал разговор. У меня не было времени на размышления. Каждая секунда была на счету, и я покинул дом спустя всего пять минут после вопиющего и лишившего долгожданного покоя звонка медицинского персонала.
Не обращая внимания на светофоры и камеры фиксации скорости (я был готов пренебречь всеми штрафами и законами, ведь жизнь человека была для меня превыше всего), я прибыл в клинику спустя пятнадцать минут после окончания разговора. По пути к отделению я чуть не сбил нескольких сотрудников и пару пациентов, но мой жест остался незамеченным.
О проекте
О подписке
Другие проекты