Наконец, когда гости утолили голод и жажду, атаман на правах хозяина задал главный вопрос о цели визита гостя.

– Рад видеть тебя живым лохаг! Но, что делать, вероятно, какая-то нужда заставила тебя прервать радостные сборы в дорогу к дому, чтобы наведаться ко мне. Говори. Я тебя слушаю.

Правила вежливости не позволяли гостю начинать разговор первым. Теперь же Хачатур без утайки изложил свою просьбу. Потом еще добавил:

– Я слышал, что вы набираете мальчиков и юношей в боевое братство везде, где бываете. Еще я слышал, что в дальних походах вы используете мальчиков для снятия напряжения. Мой племянник готов оказывать такого рода услуги старшим братьям.

Атаман спокойно выслушал гостя. Если ему, что и не понравилось в его словах, он не показал это. Он немного подумал, потом заговорил.

– У каждого народа свои обычаи. Что поделать? После каждого сражения мы недосчитываемся кого-то из братсва гетов. Иногда из полка возвращаются домой лишь несколько человек. Наши женщины не успевают рожать и выращивать новых казаков. Поэтому вольный народ казак принимает у себя голь перекатную. Тех, кто лишился всего и ищет новый Юрт. И ты прав. Войсковое братство всегда открыто для новых кандидатов, – неторопливо атаман разъяснял гостям обычаи братства. – Под щитом «Журавля» ходят геты из разных Домов, Улусов или Юртов, хотя большинство наших казаров все-таки из разных казачьих племен. А с казаками ходят в геть не только мужчины, но и женщины, объединенные в сестринские союзы. Потому что по древней традиции нашего народа, девушка может завести семью, лишь получив боевое крещение. Сразившись и победив врага. Для членов братства во время похода они сестры. Так о каком же непотребстве ты тут упомянул? На глазах у своих сестер? Нет! Это недопустимо. – Голос атамана стал твердым. – Конечно, случаются иногда нарушения. И тогда провинившихся наказывают. Но по нашим обычаям брат не может поднять руку на брата. Даже на недостойного. Поэтому наказание у нас одно – камень на шею и в воду. Жизнь в войске идет в соответствии с честью нара, заповеданной Небесным Отцом, наставлениями дуки бека Буса Белояра и отца Иоанна Златоуста.

– Неужели все наемники в походе уподобляются монахам? – Небрежно встрял Аргишти, передернувшись.

Лад сделал вид, что не заметил бестактности Аргишти, заговорившего раньше, чем к нему обратились. Он приписал это его взволнованности и ребячей нетерпеливости.

– Я видел в лагере пленных женщин. Разве это не рабыни для утех? Да и вот тут только что была…, – не унимался Аргишти.

– Верно,– подтвердил атаман. – Эти женщины законная добыча и доля гетов. Таковы правила. Они их могут продать, подарить или убить. И тешиться с ними тоже позволительно. Но только после боя и без насилия, а по обоюдному согласию.

– А если не согласятся, – не унимался Аргишти.

– Братья мусульмане говорят, что в раю их ждут сотни гурий девственниц. Они возлежат на перинах и покорно ждут, когда же придет очередной праведник, чтобы по первому его требованию раздвинуть перед ним свои ноги. По этому образцу, тут на юге приучили женщин к покорности. Сделав похожими на безропотных гурий. Что поделать. К тому же, устрашенные картинами сражения и ради спасения жизни, местные женщины готовы отдаться любому встречному с оружием в руках. И делать все, что от них потребуют.

Реже попадаются такие, что готовы отстаивать свой дом и свою честь, даже ценой собственной жизни. Я полагаю, что, в таких женщинах течет кровь древних воительниц. Это про них пророк Мухамед, мир ему, сказал²², что земные женщины превосходят гурий в тысячи раз.

– Это потому что сопровождают мужей в походах? – Скривился Аргишти.

– Не только, – ответил атаман. – Главное – потому, что в отличие от райских девственниц земные женщины рожают. Воительницы не только сражаются вместе с мужчинами, но и продлевают казачий род. Как завещал Светлый бог: «…Плодитесь и размножайтесь…».

Потому таких девушек геты обычно забирают с собой и отдают старшим женщинам своего юрта на воспитание. Со временем из них получаются достойные продолжательницы казачьего рода. И та, что вы видели у меня из таких женщин. Она ранила казара и готова была покончить с собой, чтобы сохранить честь. Я подоспел во время и пленил ее. Теперь везу своей жене в подарок. На первых порах будет помогать ей по хозяйству. Правда, первое время пришлось держать эту тигрицу на цепи. Что поделать. Но теперь она смирилась, и я разрешил ей заниматься привычными делами по хозяйству.

– Значит она все-таки невольница, рабыня? – Настаивал Аргишти.

– У вольного народа нет невольников, – косо взглянув на юношу, произнес атаман. – Она плененная, но останется таковой только до границы империи. А после пересечения границы ей будет предоставлено право выбора: либо отправляться восвояси, в свой родной город, либо начать новую жизнь, как равная среди вольных людей.

– Выбор невелик, – пряча усмешку, заметил Хачатур. – Или одной, без сопровождения возвращаться в далекий разрушенный город, где ее никто не ждет. Сотни раз рискуя по дороге попасть в руки менее щепетильных людей или работорговцев. Или же начать новую жизнь свободной женщины и под защитой грозных воинов. И я даже с большой долей вероятности могу предположить, что она выберет. Извини рекс, если по незнанию, мы чем-то обидели тебя, – прижал руку к сердцу Хачатур.

– Да не рекс я, а казбек. Ладно, проехали, – махнул рукой Лад. – Земля полнится слухами, и не все они правдивы. Но как я уже говорил, братство гетов открыто для новых кандидатов. Нужно только забыть обычаи своего народа и начать жить по обычаям братства. И сначала нужно пройти небольшое испытание.

– А нельзя без испытания? – Спросил Хачатур.

– Можно, если ты спас в бою жизнь одного из членов братства. Да и само право на испытание тоже надо заслужить. Вот в этом я тебе смогу помочь, – ответил атаман.

– И что же это за испытание, – нетерпеливо спросил Аргишти.

– Испытание обычное, юноша. Надо подраться на кулаках с тремя гетами и постараться их победить. Победой может засчитаться и сбитая с головы папаха.

– Это невозможно! – Воскликнул Аргишти.

– Казары – это воинское братство. Мы отбираем волчат, а не щенков.

– А что будет, когда кандидат выиграет схватку? – Спросил, более рациональный Хачатур.

– Его дальнейшую судьбу будет решать казачий Круг, – коротко ответил Лад. – Чистая формальность в основном для того, чтобы определить в какой курень приписать новичка. Там ему определят место и наставника. Кстати, вам повезло. Как раз сегодня будут проходить испытание два мальчика. Геты подобрали их в городе. Они хоть из кухонных рабов, но дерзко сопротивлялись. Раб не должен мириться со своей участью. И если захочет, может стать свободным. Браты решили, что они достойны, чтобы выйти на испытание. Если вы готовы, пойдем со мной, поглядим.

Гости переглянулись и выразили согласие. Они покинули юрт, и Лад повел их на окраину лагеря, где уже толпились казары. Как только подошел казбек, казары расступились, образовав круг, на поляне. В центр круга вытолкнули двух юношей. Истощенных и чернокожих. Рабы, как было принято, были обнажены. Из всей одежды на них были только набедренные повязки.

– Ты можешь присоединиться к ним, – показал атаман Аргишти в их сторону.

– Послушай рекс, извини казбек, но они же чернокожие, – удивился Хачатур.

– Цвет кожи, волос и глаз, звание и род-племя не имеют значения в войсковом братстве, объяснил Лад. – Главное то, что внутри. Дух!

– Нет, нет, – смутившись, торопливо отказался Аргишти. – Я пока что подожду.

– Вольному – воля. – Произнес атаман и повернулся спиной к юноше, словно сразу забыв о его существовании.

– Рабы. Вам предоставлена честь, быть принятыми в боевое братство и изменить свою жалкую судьбу. Для этого вам дается одна попытка. Вы готовы биться за свою свободу и победить? – Громко произнес атаман, обращаясь к чернокожим юношам.

Оба мальчика закивали, показывая свое согласие.

– Кто хочет испытать их? Мне нужно шесть добровольцев. – Обратился атаман к казарам.

Из разных концов круга вышли молодые парни, не многим старше кандидатов. Они скинули рубахи и кафтаны. Пояс удерживал мешковатые штаны. Кудлатые шапки были лихо заломлены на затылки, оставляя свободными чубы кекилы.

– Тот, у кого собьют шапку с головы, немедленно выходит из драки, – напомнил атаман и махнул рукой.

Тотчас барабанщики стали выбивать бешенный ритм. Им вторили флейты дудуки. Геты не спеша замкнули испытуемых в круг. Молодые люди стояли в центре, прижавшись спиной к спине, и затравлено озирались.

– Эй, ты, кучерявый! Чего пялишься на меня, как «бурый»! – Спросил вдруг один из гетов и подскочив к парню ударил наотмашь его по лицу. Но удар пришелся вскользь. Юноша отпрянул. Затем он что-то закричал и черной молнией метнулся в ноги обидчику. И завертелось…

– Почему так важно не потерять шапку в драке? Это же просто смешно, – украдкой спросил Хачатур у атамана.

– Шапка символ вольности. Снять шапку – потерять и волю. Бьют шапкой о землю, если собираются биться не на жизнь, а на смерть. Привести шапку в юрт – значит сообщить о смерти казака, – объяснил как смог атаман.

Вскоре из общей кучи побоища выпал один из испытуемых. Он стоял на коленях, размазывая по лицу слезы, вперемешку с кровью и молил:

– Пощадите! Не бейте! Не надо! А-а-а!

Атаман развел руками в стороны. Три казара, окружившие орущего, заметив знак атамана, отошли в сторону.

Оставшийся на ногах раб уже не кричал. Он еще пытался отмахиваться, но уже как-то вяло. Три оставшихся гета по очереди наносили ему удары. Вот он упал на колено, тяжело дыша и откашливая кровь изо рта. Ему дали откашляться, затем один из гетов подошел, намереваясь снова ударить. Окровавленный чернокожий юноша перехватил ногу нападавшего казака. Опрокинул его и из последних сил, мертвой хваткой вцепился в горло обидчику. Подоспевшие браты едва оторвали его от своего товарища, ударом по голове послав испытуемого в спасительное забытье.

Аргишти усиленно теребил Хачатура за рукав. Глаза его умоляли: « Пойдем отсюда поскорее».

– Благодарю за доставленное удовольствие, – заторопился Хачатур. – Зрелище было, как на арене, во время гладиаторских боев. Но нам уже пора.

– Пора, так пора. Я провожу вас, – ответил атаман, который тоже заметил малодушие Аргишти. После этого, как радушный хозяин, проводил своих гостей до границ лагеря.

Они шли молча. По дороге Хачатур что-то обдумывал. И только когда пришло время расставания, услал Аргишти вперед и задал свой вопрос:

– Послушай, атаман. Оба мальчика были жестоко избиты, и никто из них не победил. Это было понятно изначально. Невозможно кухонному рабу побить воина, а тем более трех. В чем же смысл этой жестокости? Что их ждет?

Лад усмехнулся.

– На свете много чудес, друг Хачатур. Например, я видел как один молодой ибер, раскидал трех казаков, как щенят. В чем тут смысл, спрашиваешь? – Лад подумал. – Думаю, пути этих мальчиков с сегодняшнего дня разойдутся. Того, кто взмолился о пощаде, продадут первому встречному торговцу рабами. А того, кто дрался до конца, казары примут в свое братство и для него начнется долгий путь обучения. Потому, что война – это ежедневный тяжелый труд. Где надо многое уметь и быть уверенным в своем товарище. И прежде всего, выживать и побеждать. Поэтому новобранца будут обучать, пока из волчонка мамлюка не вырастет матерый волк.

– Что-то подобное я и подозревал. Что ж, прощай казбек. Пусть Иисус не оставит тебя своей благостью, – попрощался Хачатур.

– И тебе легкой дороги домой, лохаг, – ответил Лад. Он некоторое время стоял, задумчиво глядя им в след.

– Убей его, – сказала подошедшая к атаману женщина гет. Одета она была в мужскую одежду, как и прочие казары. В войсковом лагере на нее возлагались обязанности духовного лидера. И она была главой сестринского объединения. Еще она обладала даром предвидения.

– Которого из них, Темер, – переспросил атаман.

– Молодого, – ответила Темер. – Чует мое сердце, много крови прольется из-за него.

– Не могу, Темер, – ответил атаман. – Я не святой, как пророк Хидр²³ и иду по дороге нара. Нет чести в убийстве того, кто слабее тебя. Этот мальчик еще не совершил тех грехов, за которые ты его уже приговорила. К тому же они мои гости и, по обычаю завещанному Бусом, они неприкосновенны.

– Твоя правда, казбек. И на все воля Божья, – согласилась Темер, и они вместе пошли обратно в лагерь, повернувшись спиной к удаляющимся путникам.

По дороге к своему лагерю Аргишти был весел и много болтал, а Хачатур угрюм.

– Тоже мне, кизики, курахетты, – Аргишти произнес это с презрительным отвращением. – Да от них воняет конским потом. А этот твой «что делать», – напыщенный фазан. Достаточно было его слова, чтобы меня зачислили в их войско. А он выдумал это избиение. Пусть избивают рабов. Если они получают от драки больше удовольствия, чем от женских ласк, то мне с ними не по пути. Дикари! Варвары!

– А я думаю, что Путь воина вообще не для тебя, – перебил излияния племянника Хачатур. – Путь любви – вот твоя дорога.

– Я не могу быть любовником богатых матрон из-за своего уродства. Грубый солдафон, прикидывающийся монахом лишил меня будущего. Ненавижу его! – прошипел Аргишти сквозь зубы.

– Есть и другой путь, чтобы попасть в их спальни. Окунуться в мир женских интриг, мир ароматов благовоний и ядов, противоестественной любви и грязного белья. И никаких драк. Для этого надо лишь заплатить лекарю за небольшую операцию, которая превратит тебя в евнуха.

В Константинополе у меня есть знакомый, который сможет пристроить тебя в дом к высокопоставленному вельможе. Если тебе наскучит женская половина имения, и ты, к тому времени, поднакопишь золота, то сможешь купить должность чиновника государственной службы. Евнухам там отдается предпочтение. А если найдешь высокопоставленного покровителя, то и денег на это не понадобится. Базилевсы меняются, а бюрократы остаются непоколебимы при любой власти. На них держится государство.

– А как же мое уродство? – Засомневался Аргишти.

– Повязки, полумаски и другие ухищрения – все это естественно в среде евнухов.

– Но я не смогу иметь потомства!?

– Ты не думал, почему на занятие должности у бюрократов есть преимущество для евнухов? – Спросил Хачатур и, увидев недоуменный взгляд племянника ответил:

– Сын воина, обычно становиться воином, сын землепашца – землепашцем. Но ни один здравомыслящий царь не захочет, чтобы доступ к сокровищнице государства передавался по наследству у группы чиновников. Так уже случилось в Хазарии. И теперь тамошний царь служит у своего главного министра начальником охраны. Поэтому в Царском городе при получении государственной должности существует преимущество для евнухов. А твои сестры, в случае твоей удачи, вместо тебя смогут плодиться как кошки. Уж им– то ты сможешь обеспечить безбедное существование.

Оставшийся путь к своему расположению Аргишти молчал. Он что-то сосредоточенно обдумывал.

Киликийский поход завершился, и вскоре ополченцы были демобилизованы. Федераты, те, кто не спешил домой, рассчитались по контрактам с византийцами и заключили контракты на охрану с галатами и прочими скупщиками. Часть товаров грузилась на торговые галеры и отправлялось в порты Средиземного моря. Другая часть грузилась на вьючных животных или телеги. Их собирали в караваны, и они отправлялись к рынкам на побережье Черного моря. А некоторые караваны шли в сторону Багдада. Всякое могло случиться во время долгого пути. Спрос на наемников был высок.

Сам басилевс отправился в Константинополь триумфатором. Особое место в захваченных у противника сокровищах занимали войсковые золотые кресты, украшенные драгоценными камнями. Эти кресты тарсийцы захватили при разгроме византийского войска, напавшего на Тарс под командованием доместика схол Стипиоты еще при Романе I Лакапине. Вот с этими отвоеванными реликвиями Никифор и поспешил вернуться в столицу.

По прибытии победителей Тарса встречали восторженные толпы горожан Константинополя. Отбитые у киликийцев реликвии государь Никифор торжественно передал патриарху Полиевкту. А тот выставил их в храме Святой Софии на всеобщее обозрение.

Всю осень Никифор провел в столице вместе с Анастасией и детьми. Юный Василий, сын Романа на всех смотрах сопровождал своего отчима, сидя вместе с ним на коне. Юный басилевс постигал воинскую науку от самого прославленного полководца.

Не зря утверждала молва, что ромеи больше других людей азартны и пристрастны к зрелищам. По его распоряжению для развлечения народа на ипподроме регулярно стали проводиться состязания колесниц, скачки и другие игры.

На западных границах империи продолжалась противостояние итальянских и немецких князей с переменным успехом. Оттону, как воздуха не хватало строгой церковной организации во всех слоях общества, чтобы управлять государством. До недавнего времени такой организацией служила латинская Церковь. Но папа Лев VIII почил и западные епископы стали неуправляемыми. Римские кардиналы требовали восстановить на кафедре Святого Петра папу Бенедикта Грамматика, но Оттон с этим категорически не соглашался и предлагал кандидатуру Лиутпранда Кремонского.

Противостояние длилось около полугода, пока предмет спора, папа Грамматик, как простой дьяк в далеком Гамбурге, не отправился следом за папой Львом.

Надо было искать кого-то, кто бы устраивал обе партии. И он был найден. Епископ Нарни и двоюродный брат свергнутого Иоанна XII был предложен в качестве компромиссного кандидата епископам Отгеру и Лиутпранду Кремонскому, посланникам Оттона. Избранный единогласно Иоанн Кресченци был рукоположён поместным синодом и занял кафедру Святого Петра под именем Иоанна XIII²⁴. Оттон возвращал Ватикан во владение аристократической семье Теофилактов, графов Тускулума, а за это новый архиепископ Рима поклялся, что латинские епископы будут по-прежнему служить интересам императора германской нации.

Но идиллия продолжалась недолго. Иоанн XIII слишком рьяно взялся за дело. Синьоры Италии не хотели возврата времен порнократии с немецким окрасом. Среди них ходили упорные слухи о восстановлении Равеннского экзархата. Сын бывшего короля Италии Адальберт II Иврейский с братьями появился с войском в Ломбардии, в то время как римская знать подняла восстание в Вечном городе. Под руководством, префекта города Петра, графа Римской Кампании17 Рофреда и вестарария Стефана, ведавшего папским облачением, знать воззвала к народу. В декабре, руководители римской милиции пленили папу и заточили его в замок Святого Ангела. Однако, опасаясь, что присутствие Иоанна вдохновит сопротивление, его перевезли в один из замков Рофреда в Кампании. Ватикан остался без своего главы.

И в это же время Константинополя достигла страшная весть. Слухи о гибели экспедиционного легиона и флота Византии на Сицилии повергло Царский город в шок. На Византию обрушилось действительно великое горе.

Курапалат Лев оплакивал смерть сына в своем поместье, в кругу домочадцев и не показывался во дворце. Никифор яростно бил кулаком себе в ладонь и метался в своих апартаментах. Он винил в поражении только себя. Только Анастасия и проедр Василий Ноф осмелились в это время показаться ему на глаза.

– Выиграв войну в Киликии, я проиграл войну на Сицилии. Понадеявшись на молодого и неопытного Мануила, я допустил ошибку. И вот расплата! – Ломал руки Никифор.

– Стечение роковых случайностей, Никифор, – успокаивал его Василий. – Что касается Сицилии, то напомню тебе, что и во времена Римской республики пунические войны с карфагенянами длились долго и с переменным успехом. Не все стратиги обладают твоими полководческими талантами, – не преминул польстить государю Василий.

В палату вошла Анастасия. Она подошла к Никифору и взяла его за руки. Он ощутил ее безмолвную поддержку. Ему стало чуть легче.

В это время, приоткрыв дверь, евнух палатин, подал знак Василию, не решаясь беспокоить басилевса. Тот подошел к двери и выслушал его. Никифор, стоял у окна с севастой, ничего не замечая. Он думал о чем-то своем, глядя вдаль.