Утром я заявляю охране, что мне необходимо попасть на прием к начальнику тюрьмы по очень важному делу. Обычно охрана должна узнать, в чем причина. Но я запираюсь и говорю, что могу довериться только самому начальнику.

Чаще всего в таких случаях заключенный хочет слить кого-то из своих товарищей. То ли сообщить о готовящемся побеге, то ли заложить торговца наркотиками. В любом случае такие визиты среди сидельцев не приветствуются. Я мгновенно превращаюсь для всех без исключения заключенных в парию. Меня перестают видеть, замечать. Парни демонстративно покидают свои места во время обеда, лишь бы не оказаться со мной за одним столом. Я понимаю, увидев во время прогулки главарей всех трех банд, перешептывающихся возле качалки, что речь у них идет обо мне. Меня решают «убрать». Но так быстро это случиться не может. Нужно время на подготовку убийства. А я решил покинуть «Лисьи Норы» в самое ближайшее время и возвращаться сюда не собираюсь.

Начальник тюряги по-своему неплохой человек. На такой должности мог бы оказаться и больший мерзавец. Меня приводят в его кабинет. Конвоир выходит за дверь. Раньше мне никогда не доводилось здесь бывать, хотя Апостол мне и рассказывал, как тут все выглядит. На стене, за креслом начальника, висит живописное полотно, на котором изображен трехмачтовый парусник в бушующем море. В детстве начальник мечтал стать флотским офицером, но детские мечты редко сбываются. Что ж, начальник тюрьмы – тоже высокая должность.

– Присаживайся. – Хозяин кабинета указывает мне на стул.

– Благодарю вас, сэр, за то, что согласились на встречу со мной.

Когда я сажусь, то чувствую себя неуютно. У всех стульев в кабинете укорочены ножки. Сам начальник маленького роста, но хочет казаться выше, вот и придумал такой трюк. А у его кресла ножки наращены. Что ж, каждый как-то компенсирует свою ущербность. Некоторые коротышки самоутверждаются за счет женщин, считая, что, сменяя любовниц и соблазняя чужих жен, становятся в чем-то выше других мужчин. Некоторые прибегают к жестокости или насилию. Так что случай с нашим начальником еще не фатальный.

– Смотри, Топор, если ты зря потревожил меня, то тебе придется худо.

– Постараюсь не разочаровать вас, сэр. Я хочу сделать признание в совершенном преступлении.

– Ты совершил его в стенах тюрьмы?

– Нет, сэр. Это было еще на воле, за два месяца до того, как был убит ювелир.

– Был убит тобою, – уточняет начальник.

У него есть «фишка» – он помнит, за что сидит каждый заключенный. Я просто подыгрываю ему, чтобы польстить.

– Я с двумя парнями взял инкассаторский фургон, когда тот забирал наличку…

Я специально называю двух своих подельников, которые уже отправились на тот свет. Думаю, они не в обиде на мое признание. Ведь им от него хуже не станет. Все остальное – чистая правда. Тогда мы неплохо поднялись. Про инкассаторский фургон нам сообщила моя последняя на воле женщина – несравненная Одри Марли. Она узнавала многие вещи в городе и давала нам наводку. Не знаю уж, откуда она была настолько информирована. Инкассаторы должны были забрать зарплату для докеров. Было это перед Рождеством, а потому и сумма получалась солидная.

Мы подняли тогда неплохой джекпот – взяли почти полмиллиона, а для Бэйсин-Сити это неплохие деньги. Мы были вооружены, но не убили ни одного инкассатора, лишь ранили их. В общем, ограбление прошло великолепно и по всем правилам.

– Мы тогда поделили деньги и договорились не тратить их полгода, чтобы не светиться, – сообщаю я начальнику, который внимательно слушает мои признания. – Каждый спрятал свою часть отдельно от других. Если повезет и мою долю никто до сих пор не нашел, я покажу тайник, и деньги можно будет вернуть владельцу доков, – в конце я, конечно, вру – деньги я успел потратить еще на воле. Купил тогда своей Одри Марли украшения, о которых она мечтала, причем у того самого ювелира, из-за которого оказался на пожизненном в «Лисьих Норах».

Одри Марли любила бриллианты. Наверное, любит их и теперь. В этом отношении женщины хранят постоянство. Ее имя в своем рассказе я, конечно же, не упоминаю. Одри до сих пор жива. И, несмотря на то что она предала меня, я не собираюсь сдавать ее копам.

Начальник внимательно смотрит на меня и не «догоняет».

– Я не могу понять, – говорит он мне. – Ты ограбил фургон десять лет тому назад. Тебе вместе с плохими парнями удалось остаться неразоблаченным. Ты никогда не шел на сотрудничество с администрацией тюрьмы. Какого черта ты решил сделать признание сейчас, спустя десять лет?

Конечно, начальник тут абсолютно прав – он не понимает моих мотивов, а непонятное всегда настораживает и даже пугает.

– Все просто, сэр. – Я стараюсь быть убедительным. Не говорить же мне, что я решил сбежать, чтобы помочь сыну. – Сегодняшней ночью умер мой сосед по камере – Джэкоб-Апостол. Его смерть впечатлила меня. Он ушел из жизни, не успев покаяться в совершенных грехах. Никто не знает дня своей смерти. У меня тоже немало грехов. Вот я и решил признаться в одном из них, чтобы снять тяжесть с сердца. К тому же мне все равно мотать пожизненное за ювелира. Так что хуже уже не будет.

Начальник думает. Кажется, я убедил его. Он мне поверил. Для убедительности я кручу в пальцах последний подарок Апостола – его стеклянный всевидящий глаз. Начальник пододвигает ко мне лист бумаги и ручку.

– А теперь, Топор, изложи все это письменно, – говорит он.

И я принимаюсь писать. Это признание должно стать «письмом счастья» для моего сына, его шансом победить смерть.

Если задаться целью, то ее можно достичь. Начальник сообщает мне, что завтра в тюрягу ко мне приедет следователь. Но до завтрашнего дня еще следует дожить. В камере оставаться опасно. Там я один, а решетка открыта. Впервые я жалею о том, что камеры не заперты днем. А потому мне нужно постоянно оставаться на виду.

Не думал, что главари банд так быстро договорятся между собой. После обеда на спортивной площадке я замечаю темнокожего громилу, который присматривается ко мне. Он недавно не сумел расплатиться за доставленные ему наркотики, а потому находится на крючке. Ему могут поручить что угодно, и он обязан выполнить порученное. Иначе его самого ждет смерть.

Громила, как я понимаю, обязан исполнить приказ главарей до отбоя. Они решили, что мне не следует дожить до утра. Ведь завтра приедет следователь, и я смогу кого-то сдать копам. Что ж, они рассуждают логично. Сам бы так решил, оказавшись на их месте. Здесь, в тюряге, никто не потребует у тебя объяснений, не поинтересуется мотивами. Тут не принято верить словам. Если ты нарушил неписаные правила, то должен понести наказание. Самому набиваться на встречу с начальником нельзя ни в коем случае.

Небо над «Лисьими Норами» затянуто тучами. Моросит мелкий дождь. Заключенные прячутся под навесами, а я, наоборот, стою посередине баскетбольной площадки и, задрав голову, смотрю в небо. Теплые капли падают мне на лицо. Я глубоко вдыхаю влажный воздух. Он пахнет не только выжженной травой, но и свободой. Я чувствую этот запах, хотя никогда раньше не ощущал его за стенами тюрьмы.

Неподалеку от меня прогуливается и Ас – черный ворон со сломанным крылом. Его подобрал на дворе и выходил Джэкоб-Апостол. Птица не может больше летать, и жалко смотреть, как она по вечерам, когда его собратья огромной черной тучей пролетают над нашей тюрягой, возвращаясь с городской свалки, пытается оторваться от земли.

Ас и сейчас пытается взлететь, машет крыльями, разбегается. Но самое большее, что ему удается, – это продержаться в воздухе несколько секунд, не больше, чем курице. Бедняга. Небо уже недостижимо для него, и остаток своих дней он проведет в «Лисьих Норах», наблюдая за своими собратьями.

И тут я замечаю краем глаза, как темнокожий громила выходит из-под навеса. Он сбросил майку, демонстрируя свои накачанные мышцы. Это не человек, а машина для убийства. Правую ладонь он держит вывернутой, пальцы не сжаты в кулаки – похоже, что так он прячет самодельный нож. В тюрьме делают смертельно опасные ножи из чего угодно. В ход идут даже шариковые ручки. Можно, конечно, побежать, позвать охрану. Но у меня есть гордость. Свои проблемы я должен решить сам. Или не решить, а уйти из жизни. Похоже, это сейчас и произойдет. У меня мало шансов против громилы, которому поручили прикончить меня. Он весит раза в три больше и на голову выше. Это просто сгусток мышц.

Делаю вид, что не замечаю его приближения. Если я сумею выбить у него нож, то у меня появится хоть маленький шанс спасти жизнь.

– Эй, повернись ко мне лицом, ублюдок, – негромко произносит громила.

Все же и он хочет соблюсти кое-какие правила. Нельзя бить ножом в спину. Заключенные смотрят на нас. Подобные схватки происходят не так уж часто, и это увлекательное зрелище. Я поворачиваюсь лицом к своему противнику. С десяток секунд мы смотрим друг другу в глаза. Если он убьет меня, я не смогу помочь Полу. Какой же глупой и нелепой будет моя смерть. А во взгляде темнокожего убийцы сквозит уверенность, что он с легкостью прикончит меня. Он взмахивает рукой. Мне удается уклониться с траектории ножа. Это именно нож – я успеваю заметить между пальцев короткое лезвие, которым мой убийца хотел полоснуть меня по лицу.

Использую для спасения любую возможность – мне удается схватить его за руку и вывернуть ее, нож падает на мокрую землю. Но это единственный мой успех. Громила хватает меня. Я понимаю, что уже не смогу вырваться из его объятий. Меня хватает только на то, чтобы зацепить нападающего ногой и упасть вместе с ним на землю. Он сильнее меня, грузнее.

Никто из заключенных не вмешивается. Мой убийца обязан справиться сам. И он справляется. Темнокожий уже сидит на мне, придавив к каменистой земле всем своим весом. К нам бегут охранники с дубинками, но им не успеть. Громила заносит надо мной сжатые кулаки – он намеревается одним ударом размозжить мне голову. Если не удастся, то времени у него еще хватит на то, чтобы сломать мне шею.

Конечно, охранник на вышке мог бы выстрелить. Но у него не снайперская винтовка. Может и промазать, попасть в меня. Зачем ему потом лишние проблемы? Я понимаю, что даже не успею в мыслях попрощаться с Полом и Лорой, которую уже успел полюбить как дочь.

Спасение иногда приходит оттуда, откуда его не ждешь. Ворон подскакивает, лопочет крыльями. Ас взлетает. Сперва мне кажется, что он просто хочет помешать громиле нанести роковой удар, лопочет крыльями перед его лицом. Но, оказывается, все куда серьезней. Птица бьет острым клювом ему в глаз и выдирает его вместе с корнем. Кровь хлещет из пустой глазницы. Мой убийца ревет, как пожарная сирена. Он даже не сопротивляется, когда охранники валят его на землю и застегивают за спиной наручники.

Заключенных разгоняют по камерам и закрывают решетки. Со двора доносятся стоны громилы – неудавшегося убийцы. Теперь никто не сможет зайти ко мне, чтобы отнять жизнь.

Уже темнеет, когда я слышу хлопанье крыльев. На подоконник зарешеченного окна вспорхнул Ас. Он косо смотрит на меня и кладет перед собой окровавленный глаз, принимается бить его клювом. Я не мешаю ему. Ворон имеет право делать то, что считает нужным. Разжимаю ладонь и смотрю на стеклянный глаз Апостола, а он смотрит на меня.

* * *

Утром, как и обещал начальник тюрьмы, в «Лисьи Норы» приезжает следователь. Это, конечно, не Роберт Грэй, который упек меня в тюрягу. Грэй давно уже завязал со службой в полиции. Взятки и вымогательства, откупные от наркоторговцев принесли ему совсем неплохой капитал, позволивший открыть собственное дело. Теперь он владелец самого большого в Бэйсин-Сити охранного агентства и дружен с губернатором штата.

Следователь молод и амбициозен. Он рад моему внезапному признанию, ведь сможет безо всяких усилий поставить себе в заслугу раскрытие нашумевшего преступления десятилетней давности.

– Да, – подтверждаю ему я, – золотые тогда были времена. Это теперь повсюду электронные деньги, а тогда пластиковые карточки были не в большом ходу, повсюду платили наличными.

Одного моего признания, конечно же, мало. Всякое можно наговорить на себя. Процедура расследования требует проведения следственного эксперимента. На что я и рассчитывал. К обеду, со скованными наручниками запястьями, в полицейской машине я покидаю «Лисьи Норы». Давненько я не видел эту тюрягу с другой стороны высокого забора с колючей проволокой поверху. Снаружи, должен признаться, смотрится она не так грозно и мрачно. Надеюсь, что мне больше не придется сюда возвращаться, если, конечно, Лора сделает все так, как я ей сказал. Ну, и еще чуточку везения мне не помешает. На всякий случай мысленно произношу: «Прощайте, «Лисьи Норы»!»

Вот и южный пригород нашего славного Города Пороков. Десять лет я уже не гулял по этим улицам, не сидел в здешних барах. Не спал с проститутками. Многое здесь изменилось, но узнать можно. Вот в этом баре мы с Самюэлем и Одри праздновали удачное взятие налички в банковском фургоне. Ох, и напилась же тогда Одри. Мне пришлось буквально нести ее на руках. Но она осталась верной себе. Лишь только мы оказались дома, она набросилась на меня, как изголодавшаяся по сексу сучка. Одри любила и умела трахаться – этого у нее не отнять. Думаю, любит и теперь. В этом смысле она сумасшедшая. Одри никогда не ждала, если ей приспичит. Мы и познакомились с ней в такой момент. Просто встретились взглядами на улице, и я понял, что она «хочет». Хватило всего пары моих и ее слов, чтобы мы оказались в подворотне. Она задрала юбку и обхватила меня ногами. Помню как сейчас – на ней и трусиков не было, чтобы не терять зря время. Потом мы еще трахались и в заброшенных домах, и под мостом среди бела дня, и на ночном пляже, и на лавочке в парке. Я прикипел к ней, а она прикипела ко мне. Но Пол ее невзлюбил. Как-то, когда мы забавлялись с ней ночью на кухне, он вышел из своей комнаты. Оказалось, что он наблюдал за нами долго, прежде чем мы его заметили. Одри умела делать так, что я забывал обо всем на свете. Конечно, мальчишке не стоило этого видеть.

Мои воспоминания прервал следователь. Мы приехали на место преступления. Банк совсем не изменился, даже вывеска на нем прежняя. Для банка главное – постоянство, тогда люди и несут в него деньги. Меня сковывают наручниками с худосочным сержантом. Я бы легко мог взвалить его на плечо и побежать. Но далеко бы я не ушел. За мной присматривают двое вооруженных дробовиками полицейских.

Вход в банк предусмотрительно огорожен полицейской ленточкой. На тротуаре толпятся любопытные. Конечно, им интересно послушать мои воспоминания, из первых уст узнать, как и что происходило десять лет тому назад на этом месте. В свое время о нашем ограблении по Бэйсин-Сити ходили легенды. Чего только люди не рассказывали. Что ж, зевакам сегодня повезло, они не только узнают историю ограбления, но и станут свидетелями самого дерзкого побега, какой только совершал заключенный.

Следователь просит показать, куда мы припарковали машину.

– Мой подельник – Самюэль Крик – был за рулем, – охотно рассказываю я. – Я сидел рядом с ним. Дик, не могу вспомнить его фамилию, на заднем сиденье. Машину поставили у пожарного гидранта, чтобы хорошо видеть, когда приедет банковский броневик и инкассаторы вынесут деньги в мешках. Натянули на головы капроновые чулки и стали ждать.

Следователь внимательно слушает, кивает, задает вопросы. Я отвечаю, скрывать мне нечего. Про Одри я не упоминал, Самюэля уже давно нет в живых. Чулки мы позаимствовали именно у Одри, она сама их нам предложила, но о происхождении чулок можно тоже не говорить.

– Броневик остановился вот тут. – Я тяну за собой сержанта, он прикован ко мне наручниками и вынужден следовать за мной. – Когда вышли инкассаторы с двумя мешками денег, мы выскочили из машины. Самюэль должен был забрать деньги, а я держать парней на прицеле. Мы выстрелили сразу, ранив инкассаторов в ноги.

– Откуда вы стреляли? – спрашивает следователь.

– Самюэль стрелял отсюда, – показываю я. – А я стоял вот тут.

Я веду за собой худосочного сержанта. Все мое тело напряжено. Сейчас должно случиться то, ради чего я оказался на прежнем месте через десять лет. Зеваки наблюдают за нами, перешептываются. Я слышу, как какая-то женщина говорит своему мужу:

– Повезло тогда парням. Кучу денег подняли, и их никто не поймал…

Я вижу, как приподнимается и стремительно отходит в сторону люк на проезжей части. Лора сделала именно так, как я сказал. Мне остается только прыгнуть в открывшееся широкое отверстие, увлекая за собой ошарашенного сержанта.

Мы летим и падаем на заботливо расставленные картонные коробки, совсем как трюкачи на съемках фильма. Светлый круг над нашими головами, в котором виднеется небо, закрывается так, как это происходит во время солнечного затмения. Колодец погружается в темноту, но ненадолго. Вверху вспыхивает фонарь и слышится голос Лоры:

– Вы в порядке, мистер Ларни?

– Кажется, да.

Лора светит на меня и на прикованного ко мне сержанта фонарем и прыгает к нам на картонные ящики. Сержанта я не опасаюсь. Во-первых, он не вооружен, а во-вторых, настолько ошарашен произошедшим, что потерял всякую волю к сопротивлению, и, кажется, еще не понял, что с ним случилось. Просто сидит и хлопает глазами. Я бью его кулаком по голове. Мне нужно всего лишь оглушить его на время, чтобы не мешал. Удар у меня выверенный. Не сильнее и не слабее, чем нужно для того, чтобы человек его комплекции отключился.

Лора ковыряется отмычкой в наручниках.

– Дай я сам, – забираю у нее отмычку.

Открыть наручники – это самое простое, что можно сделать. Теперь руки мои свободны.

– Бежим, – шепчет Лора.

Наверху слышно, как ковыряют люк, пытаясь его чем-то поддеть, скрежещет металл. Но если Лора сделала все так, как я сказал, то им не удастся сковырнуть его. Люк надежно закреплен специально приваренной к нему защелкой. Тут без газового резака не обойтись. Вот только где копы его возьмут? Пока догадаются вызвать спасателей, пока те приедут – мы с Лорой будем уже в безопасном месте. Можно даже особо не спешить.

Оставляем полицейского лежать на смятых картонках и, пригнувшись, идем по низкому тоннелю ливневой канализации. Построен он был давно и основательно. Это теперь их делают из железобетонных труб, по которым только на коленях, ползком и проберешься. А этот выложен из тесаного камня, свод футов восемь высотой. Посередине течет вода, а мы двигаемся по узкому подобию тротуара. Перед нами пищат и разбегаются крысы, прыгают в зловонную воду, плывут.

Лора молодец, она не боится этих тварей, даже сшибает ногой одну обнаглевшую крысу с нашего пути. Лора идет первой, я за ней. Только она знает дорогу. Тоннель разветвляется, к нему постоянно примыкают другие. Теперь, даже если копам удастся спуститься в канализацию, то черта с два они отыщут нас. Под городом целый лабиринт ливневой канализации.

Мой побег удался. Представляю, как теперь будут о нем судачить жители Бэйсин-Сити. Какими живописными подробностями он обрастет. Если бы я стремился стать знаменитостью, то уже достиг бы цели. Но у меня совсем другие планы. Я должен спасти сына.

Мы выбираемся из-под земли во дворе заброшенного дома. Его готовят к сносу. У стены стоит автомобиль со слегка помятым левым крылом.

– Это мой, – говорит Лора и в избытке чувств вешается мне на шею. – Я так рада, что нам все удалось, – шепчет она.

– И я рад, что тебе все удалось, ты хорошая сварщица. Как-нибудь покажешь мне парочку твоих произведений.

– Я даже подарю вам одно. Я придумала нового бизона из старых автозапчастей.

– У меня нет своего дома, чтобы поставить его на лужайке, – напоминаю я.