Глава 4. Богдан

Сегодняшняя репетиция шла из рук вон плохо. В который раз малый барабан опережал «бочку», сильно раздражая не только меня. Женька никак не мог подстроить игру бас-гитары под удары, в результате лажали оба. Грув не вышел. Одна только Юлька искусно перебирала струны во время сольных партий.

Я наклонил микрофон в сторону ударника:

– С такими успехами будешь играть на перкуссии или ксилофоне.

– Или на треугольнике, – добавила сестра, отпивая из бутылки. – Дзынь!

Женька хохотнул и отложил в сторону массивный инструмент. По его лбу струился пот, а бандана несильно спасала ситуацию. Басист задрал свою уродливую рубашку с попугаями, стирая влагу с лица.

Глаза Юли быстро пробежались по его рельефному торсу, а потом сестра отвернулась, словно не впечатлилась этим зрелищем. Но я-то видел, как загорелись её щёки, а рука стала ласково поглаживать гриф гитары.

– Ну и? – обратился я к ударнику.

– Что и? – наконец-то откликнулся Семён, крутя в руках палочки.

– Играть нормально будем или всё, группу распускаем? – съязвил я на правах лидера.

– Будем, будем, – протянул он, складывая руки на груди.

Обычно сосредоточенный на музыке и по натуре серьёзный Семён стал невнимательным и постоянно витал в облаках, точно девчонка. Даже в доли спокойно попасть не мог, хоть метроном под его ухо ставь.

       А всё этот спонтанный переезд, который выбил из колеи всю группу.

– Ладно, давайте всё сначала, – скомандовал я. – Попрошу без лаж.

Блондинистая голова Семёна виновато склонилась к высокому хай-хэту. Что творилось в мыслях этого парня, я выясню позже, за бокалом-другим пива. Когда рядом не будут ошиваться моя смущённая сестричка и нагло заигрывающий с ней Женька. Но сейчас нам необходимо репетировать.

– Эй, голубки, начинаем, я сказал!

Басист сверкнул в мою сторону довольной улыбкой, но всё же вернулся на место, оставляя Юлю в покое. Сестра беспрестанно поправляла свои коротко стриженые пепельные волосы, прихорашиваясь. Ещё романа нам в группе для полного счастья не хватало!

Я кивнул, и Семён палочками начал отбивать ритм. Сначала раздался глухой звук бочки, затем он ударил по малому барабану. Вступил Женя свою бас-партию, одновременно с этим барабанщик задействовал крэш-тарелку и райд. Музыка потекла и приобрела объём после вступления ритм-гитары – мои медиатор прошёлся по знакомым струнам. Я приблизился к микрофону:

«Семь лет прошли как миг,

И остались лишь черновики песен.

Этот ураган ненависти нас настиг (настиг).

Живя с остатками воспоминаний,

Мой вердикт будет железен:

Я защищу всех умирающих и прикончу одинокую надежду…»

Раздался неприятный треск, словно на всех нас сейчас обрушится потолок, и вмиг погас свет. В темноте утонуло испуганное лицо Юли, серые глаза Семёна и внушительная фигура Жени. Замолчали и усилители, барабанный ритм полностью затух, превратившись в невнятный стук.

– И что это, блин, за фигня? – услышал недовольный голос сестры где-то рядом со мной. Но сил отвечать на этот глупый вопрос у меня не было. Глупый, потому что и так все ясно без каких-либо объяснений.

Стиснув пластмассовую стойку с микрофоном в руке, изо всех сил я пытался подавить порыв швырнуть её прямиком в стену. Стену, которая соединяла нашу новую обитель с квартирой рыжей стукачки. Наверняка сейчас она стояла по ту сторону и вслушивалась в тишину.

– Хэй, – просипел Женька, – кто где, отзовитесь?

Кто-то зашелестел одеждой. Фонарик с мобильного ударил прямо в глаза, высвечивая моё лицо полное отвратительного гнева. Я поморщился от яркого света и отодвинул фонарик Юльки в сторону. Пускай светит на ударника, который как ни в чём не бывало, продолжал крутить свои любимые палочки в руках.

Не снимая с плеча кожаного, в языках пламени, ремня, на котором повисла гитара, я пошёл к двери.

– Белый, ты куда? – спиной я почувствовал на себе три пары глаз, а единственный источник света был снова направлен на меня.

– К электрику, – фыркнул я уже из прихожей, дёргая хлипкую входную конструкцию.

Эта мелкая пигалица решила поиграть? Ну что же, давай поиграем! Только боюсь, проигравший уже известен.

В абсолютно тёмной парадной, где пахло сыростью и чьими-то кулинарными изысками, я на ощупь добрался до своей цели. Мой кулак тут же встретился с чужой дверью, следом в ход пошла и нога. Тонкое железо ходуном заходило под моими ударами, рассекая тишину гулким дребезгом. Прислушался. За дверью раздались тихие шаркающие шаги и непонятная возня.

– Ну же, лисичка, выходи, не бойся.

Предусмотрительно я отошёл в сторону, упираясь плечом в обшарпанную стену. Дверь со скрипом приоткрылась, во мраке показалось симпатичное личико, освещённое тусклым светом икеевской свечи. Никого, не обнаружив перед собой, лисичка хотела снова скрыться в квартире, но я резко выставил руку вперёд.

– Решила поиграть в войну с взрослыми дядями? – нагнувшись к её уху, вкрадчиво прошептал я.

Девчонка вздрогнула и наморщила веснушчатый нос, но позиции сдавать явно не собиралась.

– Послушай, взрослый дядя. Ни в какую войну я не ввязывалась и вообще не понимаю, о чем ты говоришь и что тебе надо, – она поместила стеклянный подсвечник между нашими лицами, прикрываясь им точно щитом.

Окинув взглядом тонкую фигурку в дурацком халате, едва прикрывающем острые коленки, я не мог не поразиться огненному цвету её волос. Пожар, не иначе. Настоящий олимпийский факел. Но столкнувшись с презрительным взглядом мшисто-зелёных глаз, я вспомнил, зачем сюда явился. Не цветом же волос любоваться.

– Ты свет вырубила? Признавайся!

– Ах, ты про это, – изобразила деланное равнодушие рыжая. – Я тут ни при чем. Сам видишь, район не очень, дом старый, тут и не такое случается.

Шумно выдохнув через нос, я сделал шаг вперёд, почти вплотную подходя к рыжей соседке, не боясь её импровизированного оружия. На удивление, та не отшатнулась, не попыталась завизжать, лишь задрала голову выше, смело смотря прямо на меня.

– Не советую тебе со мной ругаться, детка. Последствия могут оказаться для тебя губительны.

Она сощурила огромные глаза и тихо процедила:

– Пугать меня вздумал? Не на ту напал, красавчик! Прибереги свои угрозы для кого-нибудь другого, а я ещё раз тебе повторяю – не понимаю, чего ты хочешь от меня.

– Так, значит?

– Именно, – уверенно кивнула рыжая, едко улыбаясь. – Более не задерживаю.

И оттолкнув хрупкой, но неожиданно сильной, рукой мою, захлопнула дверь у меня перед носом. Как совсем недавно я захлопнул перед ней. Разговор окончен.

Я растерянно уставился туда, где секунду назад стояла эта девчонка, и мог поклясться, слышал тонкие смешки по ту сторону. Смешно тебе? Ну, ну, посмотрим, кто будет смеяться последним!

Чувствуя, что в носу становится горячо от едва сдерживаемой злости, я поспешил вернуться в квартиру. Я хорошо знал эти звоночки – предвестники бури. Если вовремя не справится с эмоциями, то мой крутой нрав вырывался наружу, круша и ломая всё и вся вокруг. К сожалению, потом мне за это очень стыдно. А я не люблю, когда мне стыдно. И просить прощения тоже ненавижу.

Стоило мне вернуться в комнату, как тихий разговор между друзьями тут же прекратился и все уставились на меня, словно стали свидетелями явления Христа народу.

– Белый, ну что? Починил? – с надеждой спросил Женя.

– Я что, похож на электрика? – огрызнулся я в ответ, продираясь сквозь спутанные провода от инструментов и нагромождённые коробки.

Жека наморщил лоб, непонимающе уставившись на меня.

– Но ты же сказал…

– Если такой умный, иди и чини сам, – оборвал его я.

Захлопнув за собой балконную дверь, я стек по стене и уселся прямо на грязный пол. В лицо подул лёгкий питерский ветер, донося запах цветущего канала, мокрой земли и нагретого солнцем железа.

Я вытряхнул из пачки сигарету, прикурил её и с наслаждением вдохнул в лёгкие губительный дым, чувствуя, как загребущие лапы гнева разжимают мою грудину.

Все идёт не по плану. Не так, как я ожидал. Черт…

Новая затяжка и клубок дыма, в котором ярким видением я увидел события до Питера. Прощание с многочисленными друзьями на перроне родного города, пожелания успехов, и чтобы обязательно пригласили на концерт в Олимпийском. Несколько часов в вонючем купе и бесконечная ругань с проводницей из-за наших инструментов. И вот он Санкт-Петербург, здравствуй! Город моих юношеских грёз, моих снов. Сколько надежд возложено на него и словами не передать.

Сколько себя помню, я всегда хотел петь. Будучи маленьким, я устраивал домашние концерты на каждый праздник: усаживал любимые игрушки и родных вокруг себя и тряс головой под песни «Kiss» и «Mötley Crüe», желая хотя бы отдалённо быть похожим на них. Добиться их высот. Затем была музыкальная школа. Долгие и упорные уроки, долбёжка вокальных техник до посинения. Но за этим всем скрывалось сладкое удовлетворение и манящие огни сцены, которые я любил. Я жил ради музыки и её пьянящего шлейфа.

В родном маленьком городишке, название которого знает не каждый житель необъятной родины, мы добились определённого успеха: нас стали узнавать на улицах, девчонки вешались пачками. Вокруг нас сколотилась целая банда, а сами мы незаметно стали вип-персонами.Группу приглашали выступать в популярные клубы и бары. Первые успехи кружили юные головы и подталкивали карабкаться ещё выше – к признанию и славе. И мы ползли, набивали свои шишки, репетировали до тех пор, пока не стали звучать как единый организм.

Но слава меняет людей до неузнаваемости, а амбиции рушат такой идеальный механизм, которым мы стали. Всё труды посыпались прахом, когда мы оказались в этом городе, где никому не упёрлись.

– Богдан, ты уснул там, что ли?

Голос Семена выдернул меня из воспоминаний. Я лениво подкурил очередную сигарету, и, не поворачивая головы, спросил:

– Чего тебе?

– Да там Жека счётчик пытается наладить. Кажется, у него это получается. Репетировать будем?

– Всенепременно, мой друг. Всенепременно.

Я почти видел, как Семен в своём привычном жесте пожимает плечами и что-то неразборчиво бормочет под нос. Негромкий хлопок двери говорил о том, что я снова остался один на этом запущенном балконе.

Подняв глаза на квадратный кусочек закатного неба, что заглядывало во двор дома-колодца, я почти ощутил прикосновение к коже плотного, застоявшегося в узком пространстве, воздуха. А потом краем уха я услышал тихое шуршание на другом балконе. Осторожно повернув голову на шум, я обнаружил свою чокнутую соседку.

Девушка, как и я, расположилась на балконе. Только в отличие от меня сидела в маленьком плетёном креслице с ноутбуком на коленях и что-то увлечённо печатала. Рядом, у её стройных ног, активно умывалась белая кошка.

Интересно, как давно она здесь? Шпионит за мной, упиваясь маленькой победой? Я махнул рукой, но она не обратила на меня никакого внимания.

– Эй, рыжая, – позвал я девчонку, даже не рассчитывая на то, что она повернётся.

Но нет. Тряхнув огненными кудрями, она обернулась на звук моего голоса.

– Чего тебе?

– Признайся, это же ты вырубила свет, да?

Она пожала тонкими плечами, при этом улыбаясь так хитро, что не оставалось никаких сомнений – это сделала она.

Поднявшись с холодного бетонного пола, я подошёл ближе к ограждению балкона, не переставая дымить сигаретой.

– Мы ведь все равно будем играть, ты же понимаешь это?

Рыжая тоже встала с кресла, положив на него свой ноутбук, после чего приблизилась к перилам со своей стороны. В естественном освещении волосы казались ещё ярче. В её густых прядях словно разгорелся самый настоящий пожар. Изящное, в форме сердца, лицо ласкали лучи заходящего солнца, а с губ не сходила лукавая полуулыбка-полуухмылка. Склонив голову набок, она окинула меня лисьим взглядом и ехидно пропела:

– Боюсь, ты не подозреваешь масштаб моей фантазии, красавчик. И не смотри на меня так, я в бронежилете, – она щёлкнула аккуратными пальчиками почти возле моего носа.

Сквозь закрытую дверь раздался громкий щелчок и радостные голоса друзей. Вспыхнул верхний свет, снова загудели мощные усилители, и я не смог сдержать торжествующий улыбки.

Наклонившись вперёд, к её миловидному лицу, почти с извращённым наслаждением я прошептал:

– Сегодня все мои песни посвящаются только тебе.

И развернувшись, ушёл обратно в комнату, чувствуя всем своим существом, как она мысленно кидает мне в спину острые кинжалы. Но она ещё не знала, что и я был в бронежилете.

– Ну что, друзья, вдарим року в этой дыре? – заорал я, обхватив рукой стойку. – Хочу отрепетировать экстрим вокал!

Взвизгнула гитара, громыхнули тарелки, лаская мой слух своим идеальным звучанием. Кажется, теперь это лучшая репетиция. И стоило мне представить разъярённый тёмно-зелёный взгляд и поджатые губы, настроение взлетало до небес, а голос обретал небывалую мощность. Казалось, сегодня мои связки поцеловал сам Иисус.

       Два-один, лисичка. Твой ход!