– Да прям неожиданно для частной забегаловки… полный набор – гепатит В и С, ВИЧ, уже с желтухой, сахарный диабет. Энцефалопатия полная, в вербальном наборе осталось десять слов, не больше – «доктор», «еда», «герыч», «инсулин»… еще «туалет»; это слава богу! А то бывает, что уже под себя ходят и в двадцать, и в шестнадцать лет. Короче, почти финал. А что, знакомая?

– Что-то типа того. Косвенно, можно сказать.

– А мне знакомая. Мы ее «мисс Пятница» называли.

– Вот так дела, доктор! А в чем прикол?

– Поступала в нашу богодельню последние два месяца каждую пятницу, точно по расписанию. Жила в притоне, где-то в центре, работала проституткой на Киевской трассе. Первую половину недели на дозу хватало, а со среды начинало ломать – уже не до мужиков, как говорится. А девка не промах, с соображением – в пятницу утром вызывала «Скорую», открывала дверь, потом вкалывала себе инсулина единиц сорок, не меньше, и теряла сознание. Ее к нам, как водится, с гипогликемической комой; за пару суток откапается, ломку снимет, инсулина наворует и обратно, на трассу. Да… видно, теперь уже и на это сил не осталось. Думаю, можно пойти на всякий случай попрощаться.

Я зашла в небольшую палату. Кроме нее, в отделении находилось всего двое больных, каких-то высокопоставленных алкоголиков. Девица лежала около окна подальше от остальных пациентов, без сознания.

Вот они, тени из «ниоткуда». Демоны догоняют вас, господин Вербицкий. Ваши родные дочери выброшены из жизни вместе с первой женой; теперь вас посещают страшные привидения.

За окном темнота, все вокруг покрыто мраком. В паре остановок метро – мрачные колодцы Васильевского острова, глубокое социальное дно; люди, потерявшие себя окончательно, утопившие себя в наркотиках и алкоголе. Грязь и зловоние, разлагающиеся человеческие души, все в гнойниках, блевоте и человеческих испражнениях. Я подошла к койке вплотную, чуть опустила покрывало. Серое лицо, впавшие, как у покойника, глаза, иссохшиеся губы; руки, покрытые героиновыми дорогами и нарывами. Я чувствовала, надо отойти в сторону, не приближаться. Но не успела; пространство раздвинулось, потеряло внешние границы; все глубже и глубже, внутрь погибающего тела. Детали стали явственными и осязаемыми – огромная вздувшаяся печень; сердце с разрушенными до основания клапанами, бьется не в такт, хаотично; серые легкие, переполненные гноем, дырявые, как старая тряпка для мытья полов. Не осталось ничего живого; ошметки человеческой материи, на исходе жизни.

Я не выдержала и отступила на шаг; картинка схлопнулась.

И зачем, уважаемые товарищи?

С какой такой высшей целью? Бессмысленное представление, ничего не изменит и не решит. Не хочу больше, хватит.

Сестрица скончалась через три дня у нас на отделении; в сознание не приходила, и слава богу; хотя бы последние несколько дней жизни ей не было больно. После того инцидента я ни разу не видела никого из членов семьи Вербицких; двери в прошлое быстро закрывались, одна за другой.

Холода постепенно отступали, день становился длиннее. Весенние каникулы прошли по-семейному, с родителями и братьями; за суетой быстро проскочил слякотный апрель. С наступлением мая я впала в приятную полуленивую спячку, да так и проспала вплоть до лета. Первый восторг от работы улегся, жизнь текла по расписанию. Катька порадовала; хорошо закончила школу, занималась гимнастикой, ходила со Стасиком к соседке Инессе Павловне штурмовать высоты немецкого языка. Женский пятничный клуб укрепился постоянством, да и на выходных в расширенном составе мы таскались по Питеру, развлекая детей и себя любимых. Денег хватало на многое, о чем раньше и не мечталось. Теперь в постоянный жизненный ритуал входили хороший фитнес-клуб, престижный парикмахер; вместо китайских барахольных рынков – модные магазины косметики и одежды.

Время идет, общество вокруг меняется, и теперь медициной можно заработать. Асрян сильно радовалась увеличению моего дохода и практически в ультимативном порядке нашла хороший вариант ипотеки, в строящемся доме. Первичный взнос состоялся в первый день августа две тысячи восемь; сумма почти полностью состояла из моего наследства от продажи бабушкиных комнат, а также небольшую часть я сумела накопить за год работы. Новостройка была выбрана очень грамотно – в трехстах метрах от нашего с Иркой дома. Естественно, в первую же пятницу после сделки состоялось обмывание моей покупки. Женя и Оксана отбыли на моря, и мы с Иркой остались одни.

– Я рада, Ленка. Слава богу, мозги твои больше не текут, жизнь наладилась, работа хорошая. Теперь надо все-таки подумать о мужике.

– Не хочу думать. Тут как-то подумала об этом перед сном.

– О чем конкретно?

– О том, что одна. А ночью знаешь что потом приснилось?

– Ну?

– Короче. На юге, в степях, когда долго стоит жара без капли дождя, трава сгорает и становится как желто-красное сухое поле. Вот мне такое выжженное поле и приснилось.

– Понятно… Ладно. Не будем пока об этом.

– Да забей, Ирка. Я не комплексую. Мне теперь даже хорошо одной.

– Ну да, а если элементарно дома что-то сломается, да просто ножи поточить?

– Вот Сашка твой придет из рейса и поточит. Он теперь, можно сказать, двоеженец.

– Это точно, Сокольникова.

Лето закончили в Турции. Дети веселились, женщинам – массаж и загар. За территорию отеля почти не вылезали, много ели и пили, рискуя привезти домой три-четыре лишних килограмма.

Новое лето номер два. Еще одно прекрасное лето.

По возвращении, кроме приближающегося первого сентября, четыре мамаши засели отмечать еще одно важное событие – мой дом скоро будет сдан в эксплуатацию, на пару месяцев раньше срока. Осталось подождать буквально до ноября. Братаны и родители обещали помочь с ремонтом физически и материально; я строила планы перебраться в собственное жилье до нового года.

Как замечательно.

На работе все шло гладко, пациентов поступало много, да и Валентина открыла для меня поток постоянного приработка, приносящего не только деньги, но и удовольствие.

Состоялась уже традиционная осенняя вылазка на природу, всем коллективом. Прошел целый год, в клинике появилось много новых людей; варенье перебродило, народ дружил и ссорился, но в целом усилиями Ефимова мы жили очень мирно. Как всегда, на пикник прихватили с собой Костика, без поставщиков никак. Неловкость между нами исчезла давно по причине моих ежемесячных поездок на Костину дачу вместе с Катериной. Еще один теплый очаг для двух одиноких девочек и рыжей кошки Мики, для которой даже был приобретен транспортный домик.

Место для корпоратива не поменялось – берег Финского залива; выгрузили огромные кастрюли с маринованным мясом, развели костер прямо на берегу. Премедикация началась еще в автобусах, народ уже был навеселе; громко включили музыку и танцевали. Кто-то схватился за волейбольный мяч, кто-то за ракетки; меня в спортивную команду не позвали, вспомнив неосторожный эпизод с лодыжкой, дисквалифицировали и поставили на кухню. Я не расстроилась, потому что очень любила это мужское занятие – жарить шашлык. Варюша из солидарности пришла на помощь.

– Варь, да не надо, я сама. Иди, потусуйся.

– Не, тут одной никак, мяса слишком много. Да че тусоваться, ничего нового.

– Так уж и ничего?.. Если б не ты, мы с Саней вообще бы… жили бы, как на Луне. А так ты хоть новости приносишь – что там на других отделениях творится.

– Это потому, что вы со Шреком – как два сыча. Надо уметь общаться, вас и так вся клиника зазнайками считает.

– Да ты что? Это неправда, Варя, какие же мы зазнайки! Это полная чушь.

– Правда, правда. Реанимация, типа, белая кость.

– Ничего себе, вот это новости. А что еще говорят?

– Да нет, вообще-то в целом хорошо относятся. Я про другое хотела. Вы как динозавры с Саней, вот я к чему. Никак не отвыкнете перед больными извиняться, что с них деньги берут. А они, между прочим, сами сюда идут, добровольно.

– Что правда, то правда. Наверное, скоро меня со Шреком уволят. Эх… не соответствуем высокому званию врача частной практики. Да и вообще, я уже главного своими бездарными отчетами достала. Хоть бы один месяц цифры сошлись.

– Да кто ж уволит-то… особенно вас, Елена Андреевна?

– А почему это «особенно меня»?

– Да вообще-то уже слухи поползли.

– Блин, Варька, ты про что опять?

– Не про что, а про кого. Про Ефимова, между прочим.

– Варя, я тебя задушу сейчас. Что за хрень очередная?

– Вообще-то, совсем не хрень! Короче… девки на ресепшене говорят, вы с ним спите. Типа, нам на отделение больше всего аппаратуры закупили, отпуск самый длинный, и зарплаты больше всех из лечебников.

– Да это же так положено в реанимации, большой отпуск!!! Блин, Варя, ты-то знаешь ведь, что это полная чушь! Вот это да… боже мой… Вот это новость, черт побери, а! Он же женат, вроде как двое детей!

– Точно, сычи, прости господи… что один, что второй. Да вся клиника уже знает, у него жена вышла за американца еще два года назад. Дети в Америку уехали. Он к ним летом один раз в год на неделю мотается.

– Черт, да я первый раз про это слышу, Варя!!!

– Вот! Вот я про это и говорю! Сидят целый день на отделении, с людьми через раз здороваются. Ладно, ладно, Елена Андреевна. Просто надо общаться с коллективом, а не так – «здрасте – до свидания» через плечо.

– О’кей, я все поняла. Буду проходить мимо ресепшена и кланяться. И Шреку скажу. Так пойдет?

– Не надо ерничать, доктор. Между прочим, это я, а не вы, бегаю и прошу взаймы по отделениям, если что закончилось. И все из-за вашей бездарной отчетности, вот так вот.

– Варя, короче. Признаю – мы два высокомерных козла.

– Вот так-то лучше. Надеюсь на перемены.

Варя фыркнула в последний раз и пошла за пакетом угля. Голова моя взрывалась от обиды; да что же это, за просто так такая репутация! А может, и заслуженно? Я нанизывала мясо на шампур и плакала от лука. Шрек бессовестно отпочковался, и в приятной компании главного пластического хирурга Гелы Аскеровича накачивался каким-то дорогим виски. Меня накрыла волна негодования.

– Саня, я не могу больше, лука много. Иди, твоя очередь.

Мужики бросились помогать. Гела на повороте обошел Санины сто килограммов и первым выхватил у меня из рук кастрюлю с мясом.

– Елена Андреевна, кто же это все на вас повесил? Да это просто позор для грузина! Как так, женщина мясо делает!

– Вот и спасите меня, Гела.

– Я готов спасать и даже на руках носить в любое время суток! Вы, Леночка, в нашем коллективе пока единственная, по кому у меня руки не чешутся.

– Это самый клевый комплимент за последнее время, доктор.

Я сбросила с себя кухонные обязанности, схватила под руку Костика и бутылку красного сухого. На голодный желудок через пять минут голова стала легкой и бесшабашной.

– Костик, скажи, кто у нас тут самая красивая женщина? Вон, глянь, какие стоматологицы. Просто мечта.

– Ты не напрашивайся, Сорокина. Кроме экстерьера, нужно еще метлу иметь в укромном месте. Помнишь, как через каталки перепрыгивала в приемнике? Так что конкуренции в этом пристанище капитализма у тебя пока не намечается.

– Спасибо, друг.

И мне стало хорошо.

Ведь я красотка. Наконец, надо сказать себе самой – я красавица. Да, я красавица и умница. Почему бы нет?! Почему я должна этого стесняться? И пусть все думают, что я сплю с главным. Тем более он свободен, как теперь оказалось. Почему бы не я? Разве все эти дамы из нового корпуса не считают, что им состоятельный мужик положен просто так, по праву рождения? Так чем я хуже? Как там сказано – конкуренции не намечается. Наконец-то надо уже и самой открыть глаза.

Я курсировала между людьми, с бутылкой и Костиком под мышкой; смеялась пьяным смехом, и мне правда было очень-очень хорошо. Как будто я взлетела на большой лохматой метле выше деревьев, и не было силы, которая может меня остановить.

– Ленка, не налегай на вино, еще домой ехать.

– Костичка, я так тебя люблю! Очень-очень. Почему ты так рано женился?

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

– Эх, как я твоей Ирке завидую.

– Верю. Только пойдем теперь закусим, уже ваш грузин машет руками.

– Не хочу есть. Самое вкусное – это быть худой.

– Да как бы не сдуло некоторых. Пойдем, пойдем.

Народ оголодал и тут же ринулся на призыв к мясу. Последующие несколько часов практически стерлись из памяти; как ехала домой, тоже не помню.

Утром в понедельник меня ждал ужасный рассказ; Шрек в красках описывал мое падение. Доктор Сорокина напилась в хлам, хохотала громче всех и в конце мероприятия набросилась на Ефимова с поцелуем и благодарностью за мясо, вино и природу. Все прилюдно, а потом в автобусе вырубилась и заснула.

– Боже, Саня, а домой-то как попала?

– Константин отвез. Мне драгоценное тело не доверил.

– Не может быть! Этого всего не было! Это ты специально, чтобы я нервничала.

– Варя, подтверди.

– Да уж, доктор, вы были в ударе. Придется теперь придумать какую-нибудь официальную версию для народа. Даже не знаю, прямо… скажу, напилась с горя – Ефимов нашел себе другую, какую-нибудь кралю из Минздрава, во! Заодно и слухи эти дурацкие прекратятся.

– Варя, умоляю, сделай это! Мне теперь по коридорам ходить стыдно, вот ужас!

– Господи, и все на голом месте… да и вообще… чутье подсказывает, это только начало.

– Варя, это в последний раз, правда! Я же вообще, может, больше года назад… чтобы так напиться, это же ужас, просто позор.

– Ладно, доктора, что уж теперь-то… как всегда, все самой разгребать. Кофе, и идем работать.

Три дня я не высовывала носа с отделения и особенно боялась попасться на глаза главному. В итоге Сергей Валентинович пришел сам, с осторожной просьбой наконец-то сдать отчет за август. То ли сделал вид, что ничего не случилось, то ли Варька с Саней сильно преувеличили мои пьяные подвиги.

На следующий день после смены я осторожно постучалась в его кабинет, сжимая в руках заветную флешку. Мимоходом взглянула в маленькое зеркало на стене – вот это красавица, после ночи перед компом. Круги под глазами, как у вампирши; метлу можно поставить в шкаф, и надолго. Сергей Валентинович налил кофе, бегло просмотрел цифры и облегченно поблагодарил.

– Елена Андреевна, все неплохо на самом деле. Еще хочу отметить – на той неделе была пара благодарностей от пациентов в адрес вашего отделения, что для всей клиники очень ценно. Да и ваша, как это выразиться точнее, богема приходящая, прилично наработала в УЗИ кабинете и лаборатории. Спасибо. Надеюсь, получится подумать о премии к концу года.

Я сконфузилась, стала неуклюже благодарить и тут же спешно подскочила прощаться. Перед дверью Ефимов подал руку, и я набралась храбрости посмотреть ему в глаза.

Смелее, Елена Андреевна. Смелее.

Большая теплая ладонь, близость мужского тела, дыхание близко, совсем рядом. Обычное прощание двух сослуживцев, но на секунду дольше положенного. А может, только показалось?

На улице шел проливной дождь. Слава богу, Катерина и Асрянский Стасик ходили в одну школу; нянька Наталья забирала их вместе, отводила домой к Асрян и кормила обедом, а потом делала с ними уроки. Потому мне не надо было мчаться и забирать последнего оставшегося на продленке ребенка. В мои обязанности входили только вечерние поездки на гимнастику; в тот самый день тренировки не было. Страшно хотелось спать; только бы дожить до дома, забрать Катьку у Асрян, предательски включить мультики и завалиться на диван дрыхнуть. Бессонная ночь – это уже не для дамы за тридцать. Машина двигалась медленно, дождевики поскрипывали, вокруг шумели машины, и я почти засыпала под монотонные звуки.

Эх… если бы не ипотека, первым делом купила бы в кредит «Тойоту». Красную, обязательно красную.

За десять минут до поворота на нашу улицу встряла в мертвую пробку; какая-то мадемуазель на «Лендровере» впилилась в плешивенького мужичка на «БМВ». Вот классно, черт подери, оставалось всего-ничего. Я выключила зажигание, потому что застряла я как минимум минут на тридцать. Расслабилась и закрыла глаза.

Я хочу знать, какой он. Какой он будет. Что может быть приятнее, чем предвкушение, пусть даже ложное и несбыточное. В темноте, один на один; как он будет склоняться надо мной, что говорить, какие у него руки, как он дышит в самые интимные секунды. Я хочу знать, какой вы, Сергей Валентинович.

Все случилось в конце сентября. Костик пригласил главного врача на двухдневный эндокринологический съезд в Москве. Много свежих докладов и профессура из США, так что мероприятие обещало быть интересным. Было еще одно вакантное место; учитывая близкое знакомство со спонсором, я тут же позвонила Костику и нагло напросилась. Вечером второго дня конференции мы засиделись с большой компанией врачей в холле гостиницы. Сначала кофе, потом «Бейлис», потом пару рюмок коньяка. Народ разошелся, и как-то незаметно мы остались одни, я и Ефимов. В лифте, кроме нас, тоже никого не было; и даже не помню, кто первый поцеловал.

Помню только, что тогда, в темноте, все тело мое как будто вспомнило что-то, и хотелось лишь одного – отдаться до самого конца, без остатка; чтобы именно этот мужчина окончательно перечеркнул все прошлое, и чтобы больше никогда не пришлось бояться. Ни за себя, ни за Катьку; я не хочу больше бояться ничего и никогда. Короткие жесткие волосы, серые глаза, серьезный взгляд, и руки, большие и теплые. Столько нежности в мужчине, когда он осторожно целует живот, потом поднимается все выше, а потом уже реальность перестает существовать. Я думала, слушая спокойный мужской сон – он мой, я чувствую его, мне с ним хорошо. Ни одна женщина не спутает это ощущение ни с чем. Вот бы так и засыпать каждый день – положив голову на широкую мужскую грудь, густо поросшую седыми волосами.

На следующее утро проспали самолет. Помчались на Киевский вокзал, взяли билеты на скоростной поезд, и теперь впереди было целых четыре часа для разговора. Я чувствовала себя немного неловко, дневной свет может многое поменять. Например, я совершенно не понимала, как теперь обращаться – Сергей Валентинович, Сергей, Сережа.

Спокойствие. Все, что будет дальше, все уже произошло.

Поесть перед поездом мы не успели, уже в вагоне купили чай и какие-то булочки с творогом. Говорили о прошедшей конференции, о клинике; что еще нового можно прикупить на отделение; о том, как неплохо было бы взять в штат постоянного психотерапевта. Я тут же вспомнила про свою Ирку, но потом представила ее недовольную физиономию. Никакая сила не заставит Ирину Аванесовну Асрян просыпаться раньше восьми утра и ехать через пробки на работу. Никогда в жизни она не покинет свой уютный кабинет с зелеными креслами, и самое главное – с тайным входом прямо из ее квартиры. Так и прошло полдороги, пока не кончились отвлеченные темы для разговора. Сергей взял меня за руку, звук голоса почти на тон ниже:

– Лена, я хотел сказать… хотя тут и говорить не о чем. Наверняка ты давно заметила мое отношение к тебе. Я не очень умею говорить о чувствах, к сожалению, но я рад, что так случилось. Леночка, я надеюсь, это не случайная ночь. Ты не жалеешь?

– Я тоже очень рада. Только не знаю, как к вам теперь обращаться, товарищ главный врач. Особенно на работе.

– Я об этом совершенно не подумал.

– Предлагаю максимально шифроваться. Иначе дамы из нового корпуса подсыплют крысиного яду мне в компот.

Первый раз увидела, как он смеется. Красивая улыбка. Я провела рукой по щеке. Так хотелось поцеловать эту небритость, а потом закопаться под тяжелую руку, пригреться в его объятиях и закрыть глаза.

– Сережа… сколько тебе лет?

– Сорок пять. Я старый для тебя.

– Каждая женщина подсознательно ищет себе еще одного папу.

– Буду знать. Кстати, завтра суббота. Что ты планируешь делать?

– Обычно мы с подругами мотаемся по городу, вместе с детьми. От кино и театра, до аквапарка и аттракционов на Крестовском.

– Понятно. Может быть, найдешь время в воскресенье? Я бы хотел увидеться. Можно посидеть где-нибудь на Невском, если ты, конечно, не против.

– Я попробую пристроить дочку к бабушке.

– Тогда я позвоню в субботу вечером, удобно?

– Конечно.

– Где ты живешь?

– На Ладожской.

– У тебя своя квартира?

– Снимаю, но скоро перееду в свою. Взяла ипотеку.

– Я понял.