К счастью, на сегодня это последнее заведение. Ещё немного, и можно будет прихватить распечатки релиза, меню («Нет‑нет, на сайте неактуальное меню, мы обновили больше половины блюд!»), распрощаться с ресторатором и наконец‑то ехать домой.

Дома придётся ещё часа четыре корпеть над новостями. Пока я отсутствовала, Карина исправно загружала мою электронную почту сообщениями про рестораны, о которых нам следовало написать уже вчера.

М‑да.

«Купи пианино», – вдруг слышу я.

И откликаюсь:

– Какое ещё пианино?

– Простите? – оборачивается управляющий.

А, так это был голос не со стороны.

– У вас действительно шикарное пианино и крутой интерьер, – быстро нахожусь я.

Это что‑то новенькое.

Определённо, то, что я слышала, прозвучало в моей собственной голове. Но это не мой голос – эти мысли мне не принадлежат.

И как это понимать?

То есть… я явно не думала о чём‑то подобном и не говорила сама себе: «Купи пианино!» С чего мне в голову втемяшилась бы подобная идея?

Но эти внезапные слова, или образы, или ощущения – что бы это ни было – продолжают неустанно множиться внутри.

Разумеется, мне не нужно никакое пианино.

Не нужно пианино, не нужен рояль в кустах… или подвешенный на стену авангардного ресторана.

Выложи в Instagram роскошное и одновременно забавное фото с этим старинным инструментом и успокойся.

Купи пианино.

Я обстоятельно втолковываю себе (вернее, не себе, а некту, тянущему внутри занудную волынку): мне не нужно пианино.

К чему оно мне?

Я не пианист. Не играю на этом инструменте. Пианино есть у моего педагога, и этого достаточно.

Купи.

Последний раз я сидела за клавишами… почти два десятка лет назад.

Это не имеет смысла. Ещё бы на фигурное катание пошла – занималась же им в пять лет, бесстрашно делала «ласточку», вытягивала ногу в «пистолетике» под одобрительным взглядом мамы, наблюдающей из‑за ограждения катка, как я покоряю лёд.

Купи пианино. Ну купи.

Это становится невыносимым. К чему оно мне? Разучивать пронзительные баллады, сочинённые Фредди Меркьюри?

И так ни на что не хватает времени.

Купи…

На нём, между прочим, требуется играть обеими руками сразу. Правой. А левая рука при этом берёт абсолютно другие аккорды. И всё это, прикинь, одновременно. Вдобавок в это же время надо петь!

Так что… при чём здесь я?

⁂

Я открываю ноутбук, лезу в интернет, изучаю, какие пианино рекомендуются для новичков. Читаю отзывы. Если подходить к вопросу серьёзно, если не ограничиваться синтезатором и покупать полновесные клавишные, то даже в электронной версии это обойдётся мне…

В сорок тысяч? В пятьдесят?

Купить. Привезти домой. Обнаружить, что я не способна воспроизвести даже примитивный «Василёк». И уже никогда не буду в состоянии свободно играть.

Оно мне не нужно.

⁂

– Слушай, а классно у тебя!

Марго почти с восхищением осматривает мою компактную однушку.

– Угу, – киваю я, – вероятно, дизайнерская голь была на выдумки хитра. Сама посмотри: кровать буквально впихнули в застенок, но при этом она на виду, и попробуй оставить её неубранной. На стульях за стойкой и десяти минут не высидишь. Мы всегда едим на кушетке.

– Зато очень стильно…

К счастью, собираясь с утра на презентацию вин, я чудом успела немного прибраться. Поэтому неожиданный звонок Марго с предложением составить мне компанию за чаем застал врасплох только содержимое моего холодильника.

Собственно, там и заставать‑то было нечего. И некого.

Я усадила Марго на один из «пыточных» стульев, отличающийся короткой, будто обрубленной спинкой, отыскала на лоджии запас осенних яблок и принялась на скорую руку печь шарлотку.

Марго горела желанием услышать подробности моей поездки в Прагу, но по вполне очевидным причинам похвастаться было нечем.

– Ничего, – вздохнула она, – ещё выступишь!

– Надеюсь. – Я тщательно взбивала яйца с тростниковым сахаром.

– Как твои занятия вокалом?

– Никак, – я пожала плечами. – Связки до сих пор не восстановились. Когда разговариваю, всё вроде бы нормально, а вот с пением проблемы.

Проблемы были не только с пением.

Точнее, проблема заключалась в невозможности петь.

Вероятно, мои соседи (в меру своих способностей) были счастливы. Зато я на протяжении нескольких дней то и дело обнаруживала себя в странном состоянии.

Беспокойство. Нервозность. Раздражительность.

Что‑то было не так, но я даже не могла понять, что именно не в порядке.

Я ломала голову, размышляя над причинами, решала, что, вероятно, хочу есть, шла к холодильнику и выгребала оттуда всё, что подворачивалось под руку.

Но, когда я подчистую уничтожала содержимое его полок, то не чувствовала вкусов, не различала запахов. Я не получала ни малейшего удовольствия. Насыщение тоже не давало о себе знать. Тарелка становилась пустой. Внутри по‑прежнему царила сосущая пустота.

Раньше со мной не происходило ничего подобного. Я не заедала проблемы. Еда не являлась способом снять стресс, переключиться или отвлечься.

И всё же этому было единственное логическое объяснение.

Я заедала отсутствие пения.

– …Слушай, офигенная шарлотка! – Марго подняла на меня взгляд от тарелки, с которой соскребала последний ломтик яблока, облитого золотистым кружевом теста. – Прямо ресторанный уровень! Где ты научилась так готовить?

Я пожала плечами, отправила в рот кусочек шарлотки:

– Не ресторанный. Я пробовала десерты от гениальных кондитеров. Уровень хорошего кафе – пожалуй…

– Ну ты и перфекционист! – изумилась Марго. – Самый настоящий педант!

Всё, я больше не могу…

Я поднялась из‑за стола, резко свалила тарелки в мойку:

– Марго, как ты относишься к шопингу?

– Хочешь пробежаться по магазинам? – загорелась она. – Давай! Могу вызвать такси, у меня к приложению карта Ильи привязана…

– Не надо, – остановила её я, – здесь недалеко.

Спустя двадцать минут Марго с растерянным выражением лица взирала на несколько рядов электронных пианино, в шахматном порядке выстроившихся в огромном демонстрационном зале.

– Ты же сказала: «шопинг», – напомнила она. – Только не говори, что решила вместо очередной пары туфель прикупить себе Kawai¹⁵ за полмиллиона!

Я бережно подняла крышку ближайшего пианино. Секунду размышляла, затем с ходу, преимущественно на чёрных клавишах, подобрала строчку из песни Reamonn¹⁶.

И улыбнулась:

– Постараемся уложиться в пятьдесят тысяч…

Моя «подушка безопасности» была практически исчерпана.

Глава 9

Несколько репетиций до позора

Ближайший выходной я провела, подыскивая в квартире подходящее место для стойки и полутораметровых клавишных. Отказавшись от мысли подвесить их к потолку (привинтили же в ресторане рояль к стене), я втиснула приобретение возле окна. Кушетку при этом пришлось передвинуть, и она практически упёрлась в кровать, обустроенную в нише за раздвижными дверями.

Впрочем, меня подобные мелочи не смутили.

Разыскав в интернете ноты пары‑тройки любимых песен, я оккупировала инструмент и пропустила обед, а затем и ужин.

Я с удивлением обнаружила, что могу играть двумя руками сразу. Да, медленно, да, спотыкаясь. Но, во всяком случае, меня не парализует в попытках совместить голосоведение правой руки и аккорды левой.

Усердно репетируя с хором, я успела восстановить в памяти нотную грамоту. Теперь мне было намного проще вгрызаться в ноты, разбирая очередной такт песни. С листа я читала медленно, зато, разобрав и запомнив определённый кусок, начинала играть его, уже не подглядывая в распечатки.

Боги, почему никто не открыл мне этого раньше?!

Почему в музыкальной школе мы играли обязательную «Колыбельную для Светланы», а не треки, от которых лично у меня внутри всё танцует?

Я не в состоянии оторваться от нот и раз за разом пытаюсь воспроизвести на клавишных непростые для понимания значки и символы. В пустой комнате без компании, без друзей, без учителей и наставников я не замечаю, как минуты превращаются в часы, а за окном темнеет; мне до безумия интересно проводить время наедине с клавишными, потому что я обожаю эти мелодии, смысл, ритм, посыл и драйв этих песен.

Почти двадцать лет назад я неохотно, чуть ли не из‑под палки препарировала выбранные для меня кем‑то музыкальные темы и произведения, этюды и менуэты, отсиживая положенные часы на занятиях и думая о предстоящей тусовке с друзьями, новеньким кассетным магнитофоном и пятипроцентными алкогольными коктейлями, упакованными в яркий алюминий. Сейчас я торчу за пианино с рвением фанатика, забыв о сериале на английском под чипсы, о том, что надо бы позвонить родителям, а затем принять душ и отправляться спать…

К счастью, подключенные к инструменту наушники позволяют играть с нужной громкостью в любое время суток и не провоцировать визиты участкового.

Я хочу выучить всё это, освоить, разобраться, не думая о результате и наслаждаясь процессом.

Лишённая возможности петь, я звучу, балансируя мелодией на кончиках пальцев.

Руками.

Телом.

Впрочем, не всё коту масленица. Через некоторое время меня вновь заваливают работой, и возможности просиживать за клавишами часы напролёт не остаётся. Ресторанные порталы подводят итоги года, рестораторы торопятся разместить рекламу с предновогодними скидками, редакторы пытаются объять необъятное, без конца правя и согласовывая материалы. А потом мне звонит пиарщик из лаунж‑бара «Буддуар».

– Мы закрылись, – после приветствия сообщает он. – Вы как‑нибудь отметьте это у себя на сайте, и продлевать рекламное размещение мы, сами понимаете, не будем.

– Это не ко мне, – машинально откликаюсь я, – звоните в редакцию, в техподдержку, пишите своему менеджеру. Я автор.

– Ладно, разберёмся. Собственно, я именно поэтому вам и звоню. Вы прекрасный автор. Мы почитали кое‑какие материалы на сайте – обзоры, новости… Хотели предложить вам работу.

Пятую?! Ой, мама.

Выяснилось, что «Буддуар» собрал плохую прессу, вдобавок его бурно раскритиковали в соцсетях. Возможно, дело было не столько в формате заведения, сколько команда промахнулась с месторасположением.

Сама по себе локация была отличная – на Казанской, рукой подать до Невского. Но чересчур умиротворённый и расслабленный лаунж‑бар, похоже, не вписался в исторический центр Петербурга, динамичный, неугомонный, изобилующий туристами и никогда не засыпающий.

Зато прямые поставки чая из Китая неожиданно начали приносить прибыль. Это, конечно, произошло не вчера: команда уже какое‑то время работала над поисками склада, организацией логистики и разработкой сайта.

Теперь, когда чайное направление развернулось в полную силу, требовались тексты на сайт. Вместо куцых либо напыщенных описаний продукции директор по маркетингу хотел видеть живые и цепляющие тексты.

– Евгению, – сообщил пиарщик, – очень понравился ваш слог. Вы и про бар здорово написали. С характеристиками чая история, конечно, попроще: тексты нужны небольшие. Зато их легче делать продающими. У вас, Ника, дар писать о еде и напитках так, чтобы людям хотелось их попробовать… Ассортимент большой, и мы развиваемся. Задания присылаем не каждый день, но нам нужен человек, который занимался бы контентом на постоянной основе и в одном ключе… Разумеется, всё это можно будет делать удалённо.

Я уточнила, как у них с оформлением, и услышала отрицательный ответ.

Обычное дело. Всем позарез нужен автор, но никто не готов оформлять его в штат.

Вероятно, предполагается, что авторы в нашей стране до пенсии не доживают, не приобретают жильё в ипотеку и вообще являются существом отчасти мифическим, как единорог. Тогда всё сходится: как известно, мифические существа не имеют проблем с выживанием, паря в высших сферах и периодически улетая за вдохновением в астрал.

– Зато вы можете назвать свою цену, – оживился пиарщик. – Очень хочется тексты на сайт в вашем стиле. Сколько вы берёте за тысячу знаков? И работа не самая пыльная: всю информацию по товарам мы будем предоставлять. В крайнем случае, интернет всегда под рукой…

Я хотела сказать: «Нет, спасибо».

Но почему‑то произнесла:

– Давайте попробуем!

⁂

С того самого праздника жизни, именин сердца и фиаско связок – словом, с момента моего злополучного похода в караоке с Марго сотоварищи – проходит не одна неделя, прежде чем я снова решаюсь появиться в студии на Литейном.

– Наконец‑то! – говорит Тамара. – И на репетиции хора чтобы обязательно приходила! Осваиваем новую программу! Весной запланирован большой юбилейный концерт. Скорее всего, в апреле. Знаешь где поём? Кинотеатр «Аврора» на Невском знаешь? Вип‑зал! Осталось всего несколько репетиций…

Кто же не знает кинотеатр «Аврора» с демонстрацией артхаусных фильмов на языке оригинала, буфетом в ретростиле, величественными колоннами, скульптурами, лепниной и роскошными креслами с откидывающимися спинками в пресловутом вип‑зале?

– Всего несколько репетиций до позора, – бодро подгоняет Тамара, – поехали!

Она довольна: мои связки восстановились, а голос, отдохнув, звучит лучше прежнего.

Если, конечно, верить тому, что мне говорят.

Говорят мне многое. Время от времени я застаю у Тамары то ученицу‑психиатра, то оперную певицу, с которой они шлифуют звучание. И при всех Тамара меня хвалит.

– Голос, – комментирует она, – фантастически красивый. Не заниматься им – преступление.

Мои щёки предательски краснеют.

– Скажи ей как психиатр, что голос прекрасный, а то она мне не верит!

– Задержись, послушай нашу распевку, – предлагает она певице. – Ника у меня одна из самых юных. В смысле, занимается без году неделя. Какой потенциал, какой тембр вырисовывается! Богатый голос!

– Красивое звучание, – соглашается та. – Напоминает…

– Что? – не выдерживаю я.

– Горький шоколад.

Нигде не спрячешься от этой гастрономии!

Я пытаюсь укрыться от чрезмерной похвалы, смешавшись со вторыми сопрано на репетициях.

И обнаруживаю, что, когда хор разучивает новые песни с нуля, мне проще и легче ориентироваться. В отличие от старого репертуара, который большинство хористок давно знает наизусть, всё разбирается от и до, а партии прорабатываются отдельно. Благодаря этому я перестаю мазать мимо каждой второй ноты, как проклятая.

Чем дальше, тем больше работа захватывает; процесс, впрочем, сильно отличается от индивидуальных занятий. В какой‑то момент я словно выпадаю из реальности, хотя стою в гуще людей и мой голос сливается с прочими голосами в едином полотне. Парадокс, который трудно объяснить: концентрируясь на пении, зацикливаясь на попытках выжать из гортани всё возможное и невозможное, внезапно понимаешь – здесь нет вообще никого, кроме тебя и звука…

Даже на собраниях хора Тамара умудряется похвалить меня, обсуждая партию вторых сопрано:

– Девочки, по‑моему, неплохо! Вероника, слушай, у тебя раскрывается такой мощный голос и так быстро, что я не понимаю, откуда всё это берётся?!

Чем ближе день концерта «Див@хора» в «Авроре», тем сильнее я волнуюсь. У меня начинается кашель. Я лихорадочно измеряю температуру, пытаюсь заваривать и пить имбирь с мёдом и лимоном и пару дней даже отлёживаюсь в постели, временно забив на горящие тексты.

Самочувствие терпимое, но кашляю я как не в себя.

Я начинаю злиться.

Да что за паттерн такой – история будет повторяться каждый раз? На горизонте маячит ответственное выступление, и меня одолевает кашель? Никаких связок не напасёшься!

Отоспавшись, я всё же отправляюсь на генеральную репетицию, где чувствую себя вполне сносно. Меня беспокоит только горло. Першение и кашель. Кашель и першение.

Дивы наперебой советуют мне многочисленные народные средства, проверенные, перепроверенные, заверенные и удостоверенные. «Забудь про соду с солью, – напирают они, – ешь сырые яйца, пей коньяк, горло ромашкой полощи!» Кое‑кто веселится: «Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай – да или нет?»¹⁷

⁂

В «Авроре» заявлено выступление полного состава: кинотеатр в центре Питера – не Прага, добраться до него не составляет проблем.

Мы собираемся для распевки и финальной шлифовки у Тамары на Литейном. Потом воцаряется хаос: хористки поправляют макияж, бегают в туалет, ищут пропавшие папки с нотами, распечатывают недостающие партитуры.

На нескольких такси мы едем в «Аврору», и суета продолжается уже в кинотеатре. Хористки оккупируют туалет, фойе, второй этаж вип‑зала.

Переодеваясь из джинсов в концертное платье (то самое, очень маленькое и чёрное), я обнаруживаю, что забыла дома колготки:

– Блин!!!

Со словами: «Я так и знала, что они обязательно пригодятся», меня выручает одна из старожилов хора. К счастью, ноги у неё оказываются такой же длины, как и у меня. Где бы я за десять минут до выступления раздобыла колготки четвёртого (а ещё лучше – пятого) размера, вдобавок телесного цвета и без блеска?!

К счастью, с платьем, жемчужными бусами, а также лаком для губ «того самого кроваво‑красного оттенка», официально утверждённого Тамарой для выступлений (вечером мне едва удаётся оттереть его с губ мицелляркой), у меня полный порядок.

С папками в руках мы выстраиваемся перед портьерой, готовясь к выходу. Я ощущаю себя словно в лёгком тумане. Но когда меня шутливо тыкают в бок и спрашивают, сильно ли я волнуюсь – всё‑таки дебют на сцене! – я вдруг понимаю, что…

Вообще не волнуюсь.

Если бы ещё только утих этот чёртов кашель.

⁂

Сказывалась накопившаяся усталость.

Приняв душ, я натянула ночную сорочку, после чего устроила в нише с постелью настоящее гнездо. Взбила подушки, притащила журналы и даже умудрилась пристроить поднос с чаем и сладостями на полочке над постелью. Закутавшись в одеяло, я рассчитывала хотя бы до завтрашнего утра предаваться блаженному безделью – немного перевести дух не помешало бы.

Дух, однако, не был согласен с тем, чтобы его переводили почём зря: на смартфоне высветилось улыбчивое лицо Марго.

– Привет! Не отвлекаю?

– Уже нет, – вздохнула я. – Как дела? Чем занимаешься?

– Втыкаю в маркетинговый отчёт, – бодро сообщила Марго, – но решила, что поболтать с тобой будет интереснее. Рассказывай, как твои репетиции?

– Сегодня выступила с хором на юбилейном концерте, – сообщила я в ответ и закашлялась.

– Ого! Поздравляю! Между прочим, могла бы и нас пригласить! Как всё прошло? Что исполняли?

– «Богородице Дево», Кастальского… это литургия… Шуберта, Kyrie eleison… «Щедрика» – это украинская народная песня… «Рождественское попурри», оно мне нравится… негритянский спиричуэл…

– Почти ничего из этого не знаю. Это какие‑то церковные песнопения, да?

Я развеселилась:

– Ну, трудно представить, что этот хор станет исполнять «Богемскую Рапсодию». Наверное, для этого должна быть другая аудитория…

– В любом случае ты молодец!

Я закашлялась.

– Ты что, снова простыла? – встревожилась Марго. – Может, ты опять ходила в караоке? Без меня?!

Я засмеялась и закашлялась ещё сильнее:

– Наверное, какой‑то вирус подхватила.

– Ты там осторожнее, ладно? Тебе же надо репетировать! Ну, расскажи, какие у тебя впечатления? Много было народу?

– Почти полный зал. Часть, конечно, родственники девочек. Снимал профессиональный фотограф – наверное, хорошие фотографии должны получиться… Да, и я выложила фрагмент спиричуэла в Instagram!

– Скинь потом ссылку, – попросила Марго, – я послушаю. Надо же оценить твой дебют!

– Хорошо. Знаешь… у меня на сцене возникло странное ощущение…

– Какое?

– Как будто мне мало внимания.

– В каком смысле? – удивилась Марго.

– Не знаю, как объяснить… Стою и понимаю, что внимания зрителей мне почему‑то мало, а хора рядом слишком много… и, наверное, ему совсем не обязательно там быть…

– Где же ему быть?

Я пожала плечами, хотя Марго и не могла меня увидеть.

– Ладно, не обращай внимания.

– И какие у вас дальнейшие планы? Что ваш дирижёр придумал?

– Кажется, через пару‑тройку недель выступаем в Белом зале Политеха.

– Круто! Мы тогда придём! Принесём тебе цветы!

– Тогда я не приду, – пошутила я. – Если что, мои любимые цветы – это орхидеи. Кстати, всё забываю спросить: Марго – это сокращённо от Маргариты?

– От Марии. Я Маша! – Она смутилась, но лишь на секунду: – Считаю, что в жизни надо быть тем, кем хочется быть. Всё, иду дописывать отчёт и жду от тебя ссылку. Давайте, готовьтесь к этому вашему Политеху! Надеюсь, программа будет повеселее!

Глава 10

Бесконечный ресторан и симптомы родильной горячки

Происходит что‑то непонятное.

Что‑то… не то.

Я никак не могу взять в толк, что именно в моей жизни не так.

Усталость? Раздражение? Недомогание?

Это вряд ли. Не впервые я пашу по четырнадцать часов подряд семь дней в неделю, тем более что последние несколько лет работа была на себя и в удовольствие.