– Нет, зачем? Это ведь не имеет отношения к их обучению, – логично ответила она и посетовала: – Тут по делу-то всё рассказать времени не хватает, куда уж попусту языком молоть!

Титов усмехнулся и качнул головой в такт своим мыслям, а вслух проговорил:

– Хорошие у вас студенты, неравнодушные.

– Это вы о ком? А, об Илье? Он толковый, но вечно каша во рту, – пожаловалась девушка, вдохновлённая интересом поручика к её работе. – Мямлит, я его никогда понять не могу. Всё время приходится письменно спрашивать. Что твоя собака, всё знает, сказать не может.

«Точно, ревнует», – пришёл к выводу Натан и сменил тему:

– Элеонора передала, что вы планировали проверить некое предположение. Как успехи?

– Пока рано говорить об успехах, – оживилась Аэлита. – Нужно пробовать, считать, может даже экспериментировать. Я уже прикинула план работы, и его даже Павел Трифонович одобрил.

– Кто одобрил? – растерялся поручик.

– Профессор Иванов, – охотно пояснила девушка, собрала наконец в планшет свои бумажки и двинулась к выходу. – Он по части экспериментов у нас в институте лучший.

– Погодите, скажите всё же толком, что именно вы желаете проверить? Но только в двух словах, тонкостей я всё равно не пойму.

– Ну, там математика в основном… – протянула Аэлита, задумчиво хмурясь. – Если вкратце, можно попытаться выловить из тех цифр, которые выдал прибор, что-нибудь полезное. Понимаете, умбра, она… непрерывна. Это ведь не просто точка на бумаге, это поле, величина которого не может измениться мгновенно во времени и пространстве. И существуют определённые законы её изменения и распространения, описанные ещё в прошлом веке. Когда говорят, что тени на предмете нет, она на самом деле всё равно существует, но при этом столь мала, что её нельзя измерить. Ну как невозможно, например, невооружённым взглядом увидеть клетку. Вообще с точки зрения науки умбра и вѣщевая сила – это одно и то же, просто применяются термины в разных обстоятельствах. И большинство современных теоретиков склоняются к тому, что сила эта существует решительно везде вне зависимости от присутствия человека. Просто мы накапливаем её и усиливаем вокруг себя. Ну как растёт поле вблизи постоянного магнита или как линза фокусирует свет… Ой, я уже не о том совсем, да? В общем, сейчас важно, что мы можем посчитать умбру, опираясь на показания наших несовершенных приборов и точное знание их устройства. Грубо говоря, можно попробовать вычесть из полученных показаний собственную умбру измерителей и обработать результат на основе имеющихся у нас общих теорий её распространения.

– И что это даст?

– Как минимум есть неплохой шанс узнать, каким способом злодей стирал умбру и чем при этом пользовался. А может, даже получится частично восстановить уничтоженную умбру и узнать, какие вѣщи находились рядом с покойницей.

– Звучит фантастически, – недоверчиво хмыкнул Натан.

– Мы с вами живём в такое время, когда вся фантастика – это дело ближайшего будущего, – весело улыбнулась Брамс. – А математику не зря называют царицей всех наук.

На собственное образование поручик никогда не жаловался, ему доставало познаний для выполнения служебных обязанностей и даже применения в случае необходимости собственного дара. Больше того, Титов привык работать с вѣщевиками, относился к ним с искренним уважением и считал весьма нужными на полицейской службе людьми. Они могли осмотреть место происшествия, что-то насвистеть – и с лёту выдать какие-то его характерные особенности.

Но дело в том, что прежде это были исключительно полицейские вѣщевики, причём именно в таком порядке: сначала сыскари, а потом уже всё остальное. Они и учились там же, где все прочие следователи, просто на отдельной специальности.

Может, конечно, в той группе Охранного отделения, которая специализировалась на преступлениях, совершённых вѣщевиками, всё обстояло несколько иначе, но для поручика то, о чём говорила Аэлита, было почти откровением.

Брамс полицейским только называлась, и доверить ей какое-то обыденное для сыскаря дело вроде обыска или допроса свидетелей Натан не согласился бы и под страхом смерти, потому что точно знал, чем это закончится. Навыки общения с вѣщами на практике требовались полицейским сравнительно редко; собственно, всё, что мог предпринять вѣщевик, Аэлита уже сделала при осмотре тела. Дальнейшее же присутствие девушки Титов воспринимал философски, относясь к девушке как к несамостоятельной младшей сестре, которую не с кем оставить дома, поэтому приходится таскать с собой. То есть до следующего момента, когда понадобятся её таланты, Аэлита в представлении Натана была совершенно бесполезна. Да, её триумф не состоялся, преступник оказался хитрым и не дал возможности вѣщевичке поймать его за руку. Ну нет умбры – и нет, существуют другие способы вычислить преступника. Во всяком случае, именно так всё происходило бы в привычных Титову обстоятельствах.

А вот поди ж ты! Оказывается, «нет умбры» – это совсем ещё не значит, что её действительно нет.

Впрочем, несмотря на собственное восхищение талантом и познаниями Брамс, к её энтузиазму поручик отнёсся довольно скептически, хотя и не стал этого показывать. Зачем ссориться на пустом месте? Ну не найдёт и не найдёт, так хотя бы попытается, будет всё это время при деле – уже хорошо. А если найдёт, так он, Натан, тем более в выигрыше.

За этим разговором они дошли до одной из лабораторий вѣщевиков – наглухо закрытой комнате в подвале. Там Титов имел удовольствие познакомиться с поджидавшим Брамс профессором Ивановым, и если бы у поручика изначально возникли какие-то подозрения в адрес этого человека (всё же опытный вѣщевик; кто знает, не он ли – таинственный злодей?), то они бы исчезли после первого же взгляда.

Начать с того, что у Павла Трифоновича отсутствовала правая рука до самого плеча, и пустой рукав пиджака был аккуратно вложен в карман и даже как будто прихвачен булавкой. Здороваясь, Натан, не теряясь и не мешкая, протянул для пожатия левую ладонь, чем, кажется, заслужил симпатию старика.

И – да, профессор Иванов был исключительно стар. Ссутуленный, хрупкий, с пушистым венчиком седых волос вокруг усыпанной тёмными пятнами лысины. Впрочем, назвать его дряхлым всё же не получилось бы: семенил он вполне бодро, а глядел хитро, насмешливо. Да и голос профессорский звучал твёрдо, значительно, без скрипа.

– Ишь ты, бравый какой, – чуть прищурился он, разглядывая Натана, и, покачав головой, добавил: – Ну точно я в молодости! А ты чего с гостями-то, Алечка?

Этот вопрос поставил Брамс в тупик: она за вчерашний день удивительно быстро привыкла к компании Титова, сейчас была исключительно рада его видеть, в особенности, конечно, польщённая его интересом, да и разговор завязался очень легко и быстро, и девушка попросту не догадалась расспросить поручика о цели визита.

– Ой, и правда, а вы какими судьбами? Просто поинтересоваться ходом экспериментов? – обратилась она к мужчине.

– И это тоже. Но кроме того, я хотел спросить помощи и хоть как-то ограничить круг подозреваемых, – сообщил Натан и пояснил уже профессору: – Аэлита Львовна говорила, что для устранения умбры не требуется особенно выдающихся навыков, но я всё же думаю попытаться создать какой-никакой список. Ну сотня там будет человек, ну две, даже три, но всяко не десяток тысяч!

– Алечка и не такого наговорит, вы слушайте её больше, – вдруг захихикал Иванов.

– А что я не так сказала? – тут же насупилась девушка.

– Да всё так, да, выдающихся навыков не требуется, – продолжая хихикать, махнул на неё рукой профессор. – Только вы, Натан Ильич, соотносите как-нибудь её представление об исключительности с общечеловеческим.

– Погодите, вот сейчас не понял. Хотите сказать, специалистов такого уровня ещё меньше?

– Полсотни наскрести можно, если очень постараться и добавить тех, кто теоретически всё же способен на подобное, но широкая общественность не в курсе его интересов к данной теме, – пожал плечами профессор. – Ну и всегда остаётся возможность, что это кто-то пришлый, незнакомый, который просто в гости приехал.

– А всех местных вы знаете? – ошеломлённо проговорил Титов.

– Кого как, – отозвался Иванов, покрутив ладонью в воздухе. – Кого шапочно и понаслышке, а кого вот этой рукой за уши таскал. Алечка, а что ты сидишь и дуешься? Подготовь-ка покамест аппаратуру по списку, а то мы до морковкина заговенья делом не займёмся!

Брамс сверкнула на профессора глазами, но спорить не стала. Натан с иронией подумал, что и у этой упрямой девицы, оказывается, есть непререкаемые авторитеты, просто искать их нужно было не в полицейском департаменте, а в совершенно ином месте.

– А как же те, кто вѣщевиками не является, но понимает в этой теме?

– Хм. Ну бредовые варианты вам же не нужны, вам же приземлённые, верно? Да ещё, небось, ребята покрепче, не из таких древних вешалок, как я? – поинтересовался профессор насмешливо, пожевал губами и сообщил: – Трое. Два инженера с нашего «Взлёта», и на новый, Станкостроительный, исключительно толкового специалиста прислали. Но только я бы их всерьёз не рассматривал. Без вѣщевика стереть умбру, конечно, возможно. В жизни вообще нет невозможного, есть лишь маловероятное или никому не нужное. Только это же оборудование, и довольно громоздкое, сложное оборудование, требующее ко всему прочему немало электричества…

– Насколько громоздкое? В авто войдёт? – прагматично уточнил Натан. – И эти трое, я так понимаю, располагают возможностью при необходимости получить нужные приборы?

– Войти-то войдёт, и располагают, – вздохнул профессор. – Да вот только нужно ли оно?

– Имеете в виду, что инженер вряд ли занялся бы чем-то подобным и придумал другой способ не оставить следов? – спросил Титов. – Я склонен согласиться, но проверить всё равно нужно. Мне только непонятно, почему их так мало? Они ведь работают с вѣщевиками, разве нет?

– Работают, работают. Тут, Натан Ильич, вот какое дело. Обычные люди вообще очень редко задумываются о существовании умбры, ещё реже – знают, как с ней работать, и работают. У них же своих забот полно, и дело их совсем в ином. Стереть умбру – дело муторное, сложное, его нужно крепко знать, нужно заниматься этим. Много чего учесть надо, и нет универсального рецепта, как у рачительных хозяек для выведения разного рода пятен. Но то для вѣщевиков. А стирать умбру с приборами, без вѣщевика… Нет такого прибора, на котором довольно рычажок подвинуть, и всё само исчезнет. Это нужно брать сложную измерительную технику, снимать показания, потом производить весьма непростые и громоздкие расчёты, потом подбирать приборы, которые окажут требуемое воздействие. Право слово, это работа целого дня, а то и не одного, особенно ежели один человек её выполняет. Само собой, много специалистов такого класса быть не может, а большинство из тех, кто есть – давно не мальчики. В этом деле, знаете ли, умение приходит только с опытом, на одних лишь природных талантах далеко не уедешь. Обыкновенный инженер начинает совсем с другого, и чтобы он дошёл до столь плотного изучения вѣщей и умбры, должно пройти много лет плодотворной и очень нетипичной работы. Я ни в коем случае не пытаюсь кого-то из них выгородить! Просто… – он на мгновение осёкся, подбирая слова.

– Не стоит, вы меня убедили, – усмехнулся поручик. – Я уже понял, что это была не лучшая идея и стоит сосредоточиться на вѣщевиках.

– Вот и прекрасно. А мы с Алечкой соберём в ваш список всех, кого знаем, она вам его вечером и отдаст. Или завтра, глядишь, вместе с какими-нибудь результатами. Вы же отпустите её на сегодня, чтобы она могла спокойно поработать?

– Да, конечно, – легко согласился Натан. Даже, наверное, излишне поспешно.

– Но как же… – обиженно пробормотала Брамс, однако поручик постарался её успокоить:

– Не переживайте, Аэлита Львовна, всё равно без ваших результатов далеко нам не продвинуться. Обещаю, никаких новых интересных визитов без вас.

Слова Титов подобрал верно. Вѣщевичка тут же смягчилась и подобрела, без капризов согласилась остаться и продолжить работу, отпустив Натана в департамент, и мужчина откланялся, мысленно вновь дивясь противоречивости натуры Брамс. Вот куда, спрашивается, в пять минут подевалась та серьёзная, собранная женщина, что столь уверенно читала студентам лекцию? Волей-неволей подумаешь, что играет и издевается, но ведь нет же, совершенно искренна!

Институт Небесной Механики существовал в городе всего десять лет, и здание это было отстроено непосредственно для него на Семейкинской, аккурат на полпути между полицейским департаментом и заводом «Взлёт», из-за которого в нём в основном и возникла надобность.

Двадцатый век не только газеты, но и учёные называли веком, в который человек обрёл крылья и сумел оторваться от земли. За двадцать лет самолётостроение сделало поразительный рывок и продолжало развиваться столь ошеломляющими скачками, что люди прошлого века лишь потрясённо крестились и качали головами, предрекая всяческие катастрофы.

С каждым годом всё глубже пролегал намеченный ещё Великой войной разлом: неповоротливые, неуклюжие, громадные дирижабли, способные нести поражающие воображение грузы, использовались для гражданских и транспортных нужд, а быстрые, манёвренные и дорогие самолёты строились для войны. «Взлёт» занимался последними, и всё, что Титов знал об этом большом заводе, так это пристальное отеческое внимание к нему Охранного отделения.

Натан бы и не вспомнил о подобном обстоятельстве, но его терзало смутное неприятное предчувствие: как бы не пришлось идти на поклон к «соседям». Титов прежде об этой детали не задумывался, а тут внезапно понял, что самые толковые вѣщевики, не считая подобных Брамс своеобразных личностей, наверняка прибраны к рукам именно военными, и внимания полиции к этим людям не одобрят не только они сами, но и опекающяя всю отрасль Охранка. А потому назавтра, после знакомства со списком, Титов на всякий случай наметил себе визит к полицмейстеру: в таких делах без помощи высокого начальства не обойтись.

Для начала он решил всё же повторно заглянуть в дом четырнадцать по Владимирской улице – это было почти по дороге, а до Полевой Натан собрался прогуляться пешком. Погода располагала, но, главное, на ходу ему лучше думалось.

А подумать было о чём. Например, посетовать на себя за то, что вот так легко принял на веру слова Аэлиты об относительной простоте стирания умбры. На девушку Титов, конечно, не сердился, она говорила что думала, но он-то сам хорош! Уже вроде бы понял, что имеет дело с неординарной особой, а так лопухнулся. Благо времени ещё немного потерял и повернулось всё в итоге к лучшему.

Но после разговора с профессором картина в самом деле начала складываться. Пока зыбко, однако поручик уже не чувствовал себя в тупике. Например, Натан был уже почти убеждён, что убийца – человек весьма самоуверенный и очень увлечённый собственным делом, привыкший полностью полагаться на талант вѣщевика и не считающий само его наличие сколько-нибудь примечательной чертой. Почти как Аэлита. Стерев умбру, он посчитал, что замёл следы, однако совершенно не подумал, что этим поступком выдал себя куда больше.

Вот чего Титов совершенно не мог понять и даже предположить достаточно убедительно, так это мотивов. Не только причины убийства, но почему всё обставлено именно вот так.

Чем вѣщевику могла помешать проститутка? Шантажом тянула деньги? И чем, интересно, грозилась? Просто предать связь огласке?

Но любые домыслы на эту нему не объясняли главного: зачем сбрасывать покойницу в воду, да ещё вот так ненадёжно? Если желал убить – ну так убей, концы в воду, привязав камень на шею, и кто станет искать продажную женщину! Так нет же, плотик этот соорудил, в рубаху обрядил. Рассудком он тронулся, что ли, от большого ума?

С такими мыслями Натан и дошёл до знакомой уже Владимирской. Время получилось самое подходящее: достаточно поздно, чтобы женщины пробудились, и достаточно рано, чтобы не начался ещё наплыв клиентов. Ничего полезного от этого визита мужчина не ждал и всерьёз не верил, что кто-нибудь из местных обитательниц сумеет вспомнить нечто примечательное, однако небольшую зацепку неожиданно для себя получил. Таинственного любовника Наваловой, конечно, никто не видел, зато одна особа, Проскурина Елена, припомнила извозчика на двуколке, с коим Аглая общалась довольно панибратски. Елена даже потом пошутила над Наваловой про синицу в руках, которая лучше журавля, но та по обыкновению отнеслась равнодушно и на подначку не повелась.

Событие это случилось в прошлом месяце, и из примет извозчика блудница сумела назвать только пегую лошадь и бритое лицо, кажется достаточно молодое. Не бог весть какой портрет, однако и шансы найти возможного знакомца Аглаи имелись: извозчики по крестьянскому обычаю чаще носили бороды, да и пегая – не гнедая. С каждым годом экипажей в городах становилось всё меньше, и у Титова имелся хороший шанс, что поиски увенчаются успехом.

Часа три потратив на расспросы по городским биржам, Натан всё же нашёл ту, на которой знали бритого парня на пегой лошади. Звали его Петром Коробом, был он спокойным и основательным, неконфликтным, немного бирюком. Однако на этом везение поручика кончилось, потому что Пётр третьего дня отбыл в родную деревню по какой-то надобности – не то умер у него кто-то, не то родился, – а названия деревни или хотя бы уезда никто не знал. Впрочем, дело это было наживное: зная имя, установить остальное не составляло труда, только для этого требовалось вернуться в департамент.

Михельсон нашлась на рабочем месте, но в дурном настроении, причин которого не назвала. Титов предположил, что виной тому Валентинов, однако непрошено лезть в душу не стал. Просьбу делопроизводительница выслушала и пообещала всё решить, но – завтра утром, потому что день незаметно для Натана, проведшего его в разъездах и разговорах, склонился к вечеру. Может, нужные люди всё ещё имелись на местах, однако Элеонора была непреклонна. Настаивать поручик не стал и воспользовался возможностью своевременно вернуться домой, надеясь добрать сна за прошлую беспокойную ночь.