Когда вода в железных тазах нагревалась, ее уносили для стирки, а на ее место заливали новую порцию холодной, и так до бесконечности. Катька сначала обрадовалась, что ее пристроили таскать ведра с водой. В прачечной было душно и парно, а на воздухе легко и привольно. Так что Катя с радостью сделала первые три рейса, а потом призадумалась. Руки тянуло, плечи ломило, поясницу кривило. Долго она так выдержит? Катька попыталась схитрить, уйдя за водой, она теперь не торопилась назад. Но на нее стали ворчать. А после трех задержек отстранили от этой работы и поставили к корыту.

Ну и ладно, решила Катюша. Тут отдохну. Она присела, руки опустила в теплую мыльную воду и сделала вид, что стирает.

Тут же послышался окрик матушки Галины:

– Активней три! Не ленись! Новенькая, тебе говорю!

Пришлось завозюкать руками сильнее. К концу дня Катя почти что с ужасом рассматривала свои руки. Они у нее были красные и от горячей воды увеличились в размере раза в два. Подруги тоже печально подсчитывали убытки. Яна обреченно сковыривала остатки лака со своих ногтей. Наташа посасывала обожженный о раскаленную дверцу печки палец. А Вера откровенно высказала то, что накопилось у всех трех на сердце.

– Я не для того два высших образования получала, чтобы теперь, как первобытная баба, в тазу тряпки полоскать.

– Чего предлагаешь?

– Куплю им стиралку! Самую большую!

– А электричество? Ты же слышала, электричество дорогое.

– И за электричество я заплачу! Счетчик отдельный поставлю и буду платить по этому счетчику, сколько выйдет.

Девушки уважительно поглядывали на подругу. Вера работала в крупном банке и могла позволить себе такие траты.

– Что это отец Анатолий чудит! Не каменный век, чтобы руками белье полоскать.

Вера тут же начала звонить в магазин бытовой техники. И повела переговоры так жестко, что машину ей обещали привезти и установить уже завтра к девяти утра.

– Со стиркой все! – объявила всем Вера. – Можно отдыхать!

И успокоенные подруги отправились в трапезную. На улице было уже совсем темно. Одинокий фонарь, освещавший стройплощадку, был не в состоянии осветить всю территорию монастырского двора. Кое-где было совсем темно. Так что в нескольких метрах от входа в трапезную Яна поскользнулась и упала. Подруги кинулись ее поднимать и увидели, что на белом утоптанном снегу в том месте, где приземлилась Яна, выделяется какое-то темное пятно.

– Лед, – потыкала ногой Наташа.

– Тут что-то пролили, а потом жидкость на морозе замерзла и получился каток.

– Ты не ушиблась?

– Нога немного болит.

Дальше Яна шла прихрамывая. В кухне никого уже не было. А вот в трапезной вроде как топтались. Сначала подругам показалось, что наверху кто-то ходит. Но потом все затихло.

– Ау! Кто-нибудь есть живой?

Никто на этот возглас не откликнулся. И девушки подумали, что шаги наверху им просто мерещатся.

– Ясно, что кормить нас никто не собирается.

Но на столе в кухне стояла корзиночка с порезанным ржаным хлебом, а на еще теплой плите имелся чайник, в котором что-то булькало.

– Чай. Больше ничего нет.

Жидкий, чуть сладкий чай и пара кусков оставшегося от обеда хлеба. Вот и весь ужин. Да, жизнь в монастыре с самого начала учила новоявленных послушниц смирению.

Одно радовало: в кухне было тепло, и все сняли верхнюю одежду. Яна повесила свое пальто на вешалку, не глядя.

А вот Катя, сидящая напротив, нахмурилась:

– Где это ты такое здоровущее пятно посадила?

– Пятно?

Яна оглянулась и увидела, что на светлой шерсти ее зимнего пальто и впрямь виднеется отчетливое пятно. Оно было какого-то красновато-бурого цвета. И прикоснувшись к нему, Яна почувствовала холод и влагу. Крохотные снежинки, принесенные снаружи на пальто, быстро таяли у девушки на пальцах, пачкая их какой-то розоватой влагой. Яна присмотрелась и увидела, что пятно все состоит из таких вот крошечных кристалликов, которые сейчас стремительно таяли в тепле кухни.

– Наверное, это я на том пятне испачкалась, – догадалась Яна. – Упала на него боком, грязный снег на меня и налип.

– Интересно, что это такое?

Яна понюхала пятно.

– Понятия не имею. Может быть, компот?

– Компотику бы я сейчас выпила, – мечтательно произнесла Вера. – Особенно вишневого.

– Не похоже, чтобы они тут вишневый компот ведрами бы варили. Скорее уж краска.

Яна забеспокоилась.

– Ой, нет! Если краска – это я так испачканная и буду ходить?

Наташа встала и подошла поближе. Она тоже прикоснулась пальцем к пятну, поднесла палец к носу, изучила его, а затем глубокомысленно произнесла:

– Вы как хотите, а только мне кажется, что это кровь.

Вера чуть не поперхнулась чаем.

– Наташка! Хватит нас пугать! – взвизгнула она.

– А я и не пугаю. Сама посмотри. Это кровь!

И она сунула свой палец Вере под самый нос. Та взвизгнула и вскочила на ноги.

– Уйди!

Но Наташа совсем расшалилась. Она погналась за Верой, норовя ткнуть ту своим испачканным пальцем. Глупость и дурачество, ничего больше. Но Вера, взрослая самостоятельная Вера, повелась на эту детскую шалость, бегала, вопила, увертывалась и снова вопила. Яна с Катькой хохотали, очень уж потешно все это выглядело. Особенно когда Вера начала ронять стулья, а Наташа через эти стулья прыгала, словно горная коза.

– Отстань от меня!

– Сначала посмотри!

Бух! Прыг! Шмяк! Кряк!

– Наташа! Стул сломала!

Неизвестно, чем бы закончилась эта дикая погоня вокруг стола. Наверное, помимо ножки стула сломалась бы еще чья-нибудь ножка, но тут дверь скрипнула и мужской голос произнес:

– Это кто здесь шумит?

Вера замерла мгновенно. Не так быстро среагировавшая Наташа по инерции пробежала еще несколько шагов, ткнула в Веру тем самым торчащим и чем-то испачканным пальцем, но сейчас Вера даже не ойкнула. Все ее внимание было приковано к высокому мужчине, вошедшему к ним в кухню.

Откуда он здесь взялся? Катя недоумевала. Вроде бы с улицы не входил. Значит, из трапезной спустился? Был он широк в плечах и ноги расставил тоже широко, по-хозяйски. Лица было толком не рассмотреть. Нижнюю часть закрывала густая светло-русая борода, а на голове была шапка, из-под которой смотрели два пытливых ярко-голубых глаза.

– Вы чего так расшумелись, бабы?

Вера не ответила. Она по-прежнему не сводила глаз с вошедшего. А вот Наташа застрекотала:

– Янка на улице грохнулась, да прямо в кровь.

– Какую еще кровь?

– Пятно там было.

– Где?

– Да на улице.

– А-а-а… На улице… Понятно.

Мужчина прошел в кухню. Новость его ни шокировала, ни взволновала. Он выглядел совершенно равнодушным. Его ноги, обутые в теплые высокие ботинки, тяжело бухали по деревянным половицам. Бух, бух, бух! Что-то было странное в этом всем, но что именно, Катя понять не успела, потому что мужчина вновь заговорил. И все внимание девушки переключилось.

– Чаю налей.

Это он обратился к Яне. Ни пожалуйста не сказал, ни будь добра. Отдал команду и стал ждать ее исполнения. Янка пожала плечами, мол, мне нетрудно, встала и налила чаю.

Мужчина пригубил, но тут же отставил стакан.

– Холодный.

– Какой есть.

– Ужин давай.

Янка не выдержала.

– Я тебе не жена, чтобы давать! Сам встань и возьми, если найдешь.

Мужчина какое-то время разглядывал ее.

– Дерзкая, – произнес он затем то ли с осуждением, то ли с уважением. – С дерзкими, знаешь, что делают?

И быстрым движением притянув Яну к себе, он выдохнул ей прямо в лицо:

– Их учат!

– Отстань!

Мужчина своих клешней не разжимал. Видимо, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как трепыхается в его руках Яна. А той стало уже больно, потому что она жалобно пискнула:

– Девчонки!

Поняв, что Яне нужна их помощь, девушки вскочили со своих мест. Но за мгновение до этого мужчина уже отпустил Яну.

– Вы откуда свалились? Я вас раньше не видел.

– Мы сегодня приехали.

Кате этот тип решительно не нравился. Но она не знала, как ей с ним себя вести. Держится этот наглец по-хозяйски. Вдруг в самом деле какая-то шишка?

– Новенькие, значит. Свежее мясо снова прибыло.

И задрав рожу к потолку, мужчина громко расхохотался. Зубы у него были отменные. Ровные и белые. И почему-то это еще больше взбесило Катюшу.

– А сам-то ты кто такой?

– Я-то! Я брат Игнатий. Слыхали про меня?

Наташа, Яна и Катя покачали головами.

– Я слышала, – произнесла Вера. – И я знаю, кто вы такой.

Она специально выделила голосом слово «кто», так что Игнатий даже встревожился. Это было заметно по его забегавшему взгляду.

Но он попытался скрыть свое беспокойство и для этого шутливо спросил у Веры:

– Ну? И кто же я такой?

– Я встречала вас у Димы.

– У какого Димы?

– Димы – брата Светы! Или не помните такого?

Игнатий явно помнил. Но отчего-то на этот раз Игнатий ничуть не смутился. Напротив, лицо его прояснилось, он даже весело заржал в ответ на слова Веры. Похоже, что всякое смущение оставило его. А раз так, то Игнатий вновь вернулся к своему обычному хамовато-панибратскому тону.

– Слышала, значит, обо мне? – хмыкнул он, глядя на Веру. – Ну расскажешь тогда своим по-дружкам. Во как вам повезло! На всю ночь разговоров вам теперь хватит.

И поднявшись со своего места, странный тип вышел из кухни не прощаясь. Когда за ним хлопнула входная дверь, девушки повернулись к Вере.

– Кто это такой?

– Что за Игнатий?

– Откуда ты его знаешь?

Но Вера не была расположена к разговорам.

– Пошли отсюда, – раздосадованно сказала она. – Все настроение испортил!

Девушки снова оделись и вышли на улицу. Небо было усыпано звездами. Такого неба в городе и не увидишь. Там оно постоянно затянуто облаками.

– Хорошо-то как! – мечтательно вздохнула Наташа.

– Стоп! А где пятно?

Это произнесла Яна. Она стояла на том самом месте, где давеча навернулась, и растерянно смотрела по сторонам. Девушки тоже стали озираться.

– Место вроде бы то самое.

– Что значит вроде бы? То же самое и есть!

– А пятно?

– Его нет.

На дороге в самом деле было все гладко. Белый снежок и никакой черноты на нем.

– Я не понимаю, – пробормотала Яна. – Здесь был ледяной каток, на котором я поскользнулась, упала и испачкалась. Где же все? Куда делось?

После недолгих поисков выяснилась следующая картина. Замерзшее пятно все еще имелось, но оно было основательно присыпано свежим снегом, который кто-то брал из сугроба целыми пригоршнями и засыпал им испачканную дорожку.

– Наверное, после тебя на этом месте кто-то еще навернулся, вот и решили ликвидировать каток, чтобы другим неповадно было тут заваливаться.

– Может быть. Но отчего снегом? Тогда уж песочком бы посыпали.

Однако дело было сделано. Скользкого катка не наблюдалось больше. И утомленные подруги поплелись к себе. В их домике слышались женские голоса. На кухне собралась небольшая компания. Три женщины, все уже в возрасте, попивали кофеек, закусывая его тортиком. Они явно не ждали, что кто-то еще явится, потому что смущенно уставились на подружек, а те в свою очередь таращились на этих тетенек. Одну из них, Нину, девушки сегодня уже видели, она стирала белье под началом матушки Галины.

Эта женщина тоже узнала подруг и обрадовалась:

– Свои! Отбой тревоги. – И обратилась к самим девушкам: – Заходите скорее, горемыки. Где вас носило?

– В трапезную ходили. Думали, нам ужин оставили.

– Как же! – развеселилась женщина. – Ужин в половине девятого заканчивается. А нас Галина специально до десяти продержала, чтобы мы к ужину никак бы не успели.

– Зачем?

– Харчи экономит, – хлебнув кофе, пояснила женщина. – Пусть и не свои, а хозяйские, ей все едино.

– В чем же экономия?

– Если она пятнадцать здоровущих баб на ужин не пустит, это же какая экономия всему бюджету монастырскому. А если каждый день? Ты сама посчитай.

– И вовсе она не поэтому, – заступилась за Галину другая женщина. – Это она нас смиряет таким образом.

– Чревоугодие – это грех, – согласилась и третья женщина, печально покосившись на остатки тортика на своей тарелке. – А человек слаб. Хотите торта, девочки? Тут как раз каждой из вас по кусочку и осталось.

Думаете, подруги отказались от угощения? Как бы не так. Каждой досталось точно по куску. Торт был очень свежий. Двухслойный бисквит – один корж бесцветный, второй шоколадный – был прослоен нежным маслянистым кремом с кусочками безе. Сверху торт был полит шоколадной глазурью и украшен цветочками. У Кати на кусочке была кремовая розочка. У Наташи шоколадная бабочка, у Веры какая-то завитушка из шоколадного крема, а у Яны просто маленькая меренга.

– Словно только вас и ждали, – радовалась та женщина из прачечной, которую звали Ниной, засовывая в горящую печку пустую коробку из-под торта. – Ешьте, девчонки, набирайтесь сил, завтра еще больше работы предстоит.

Вера помотала головой.

– Не-а. Завтра никто из нас работать не будет.

– Что так?

Подруги объяснили, что завтра привезут стиралку. И Нина хлопнула в ладони:

– Порушили вы Галине всю ее учебно-воспитательную работу!

– Так ей и надо! Иезуитка!

– А кто она вообще такая? По какому праву распоряжается тут?

– Да вы что! Не знаете, кто такая Галина?

– И кто же?

– Она же родная сестра нашей матушки Анны.

Вера казалась удивленной.

– Родственница?

– Вот именно! А когда отца Анатолия с семейством нет, а отсутствуют они часто, тогда Галина с сыном здесь всем заправляют. Ох и обнаглели они от такой вседозволенности! Всюду носы суют, всем указывают, всеми командуют.

– Гадины! – с чувством произнесла Нина. – Что она, что он!

– Особенно он!

– Вот от кого бы я избавилась с радостью, так это от него, от Игнатия!

– Что он, что мамашка – скорпионье племя!

Вера перестала хрустеть безе и внимательно посмотрела на Нину.

– Игнатий? Сын матушки Галины – это Игнатий?

– Ты тоже о нем уже слышала?

Вера медленно кивнула. Аппетит у нее совсем пропал. Она отставила тарелку с недоеденным куском торта в сторону. Сама отвернулась к темному окну и совсем «выпала» из коллектива. И как ни тормошили ее подруги, Вера так от своей задумчивости и не очнулась. Так и спать легла молча. Определенно с Верой творилось что-то непонятное.