– Получается, трое убивали – наблюдатель, ведьма и заклинатель? – приятель убрал телефон и помрачнел.

– Четверо, – я встала, чтобы сходить за тростью, – и нечисть. Ты не увидишь её следов, потому что не знаешь, где искать и кто убивал. Это запрещённая особь. Якобы истребленная.

– «Медуза», – подтвердила «жаба», убирая посуду. – Отсюда её чую. Думала, ты с собой приятеля приволок.

– Баб Люб, – Илья достал ключи и посмотрел на неё с упрёком, – я сколько лет с нечистью работаю? Я чту вашу территорию. Все мои… подопытные в глубокой спячке. Да и запрещённой нечистью я, законный член заклинательской общины, точно не светил бы на каждом углу.

– Ну, прости дуру старую, – нечисть виновато улыбнулась. – Дитятко защищала.

– Блинов с собой дашь – прощу, – расщедрился он.

– Кыш, – баба Люба беззлобно замахнулась полотенцем, – шантажист выискался… Вот выгоню в шею, и ага.

Через десять минут мы собрались в гараже у открытого багажника, даже правнуки «жабы» просочились и, шумно принюхиваясь, перешёптывались в углу, у стойки с тяпками и лопатами. Своей машины у бабы Любы не было, и гараж она использовала под сарай.

Сама же «жаба» первой поморщилась на мумию и с прежней уверенностью повторила:

– «Медуза».

– Смотрите, – я встала сбоку, опершись о трость, – видите чёрные подпалины по кожному покрову? Старые электрические ожоги. Колдун обездвижил, нечисть пытала, ведьма прикрыла, заклинатель изгонял.

– Зачем пытать-то? – нахмурился Илья, склонившись над багажником, подсвечивая телефоном и изучая указанные подпалины.

Аня любопытственно топталась рядом, заглядывая через его руку.

– Чтобы рассказала, как изгнать то, что в ней есть, и изгнать наверняка, – я залезла в карман, перебирая амулеты. – Думаю, я смогу визуализировать несчастную. Восстановить внешность до нападения.

– Так ведь одержимости нет, – приятель выпрямился.

– Но есть следы, – я достала тонкую цепочку-браслет. – Заметил же, что… стучались.

– Погоди, – Аня поняла и побледнела, – они так находят нас и… убивают дар?

– Верно, – я одобрительно кивнула, – дар стародавних – главная цель, не ведьма. Наблюдатели не верят в то, что ведьмин дар – стихийное и естественное явление, в некоторых случаях усиленное наследственностью. Они полагают, что его передают или пробуждают мёртвые стародавние – их неупокоенные духи. Именно стародавних и пытаются изгнать навсегда, чтобы больше не приходили, не пробуждали и не обучали.

– Идиоты, – хмыкнула баба Люба, – кто им сказал такую чушь?

– Не знаю, – я пожала плечами, – может, кто-то из расколовшихся отступников. А может, архивные записи неправильно перевели со старославянского.

– Эф, – Илья посмотрел на меня в упор, – скажи без уверток: есть одержимость или нет?

Я покосилась на Аню и вздохнула:

– Это не одержимость. Это… наставничество. Да, есть. Некое подобие.

– Венька, подай стул, – «жаба» заметила, что я устала стоять.

– Спасибо, – я села на табуретку. – Я хотела рассказать эту легенду позже, на месте… В старину обучение отличалось от современного – школ Кругов. Ведьмы постигали мастерство владения «углём» у старшей рода – это первая ступень, контроль внутренней силы. А вторая ступень – изучение дара, который в те времена появлялся практически у всех ведьм, – преподавалась Верховными. Их было двенадцать: Великая шепчущая, Мудрая ведающая, Древняя зовущая, Вещая видящая, Праведная идущая, Вечная слышащая, Истовая помнящая, Обманчивая спящая, Верная помогающая, Искренняя хранящая, Светлая дарящая и Тёмная приводящая. Они отличались избирательностью, и в ученики к ним попадали самые из самых, но уж если Верховная бралась учить, то навсегда. Навсегда, – повторила я выразительно.

– И они по-прежнему приходят к потомкам самых-самых? – Аня смотрела на меня с таким священным трепетом и восторгом, точно я была одной из древних Верховных.

– Да. Они никуда после смерти не ушли. Первые Верховные остались в тонких слоях мира и по-прежнему учат тех, кого считают достойными знаний. Когда ты слышишь воду, то говорит с тобой именно Верховная – Великая шепчущая. И сразу скажу: изгнать её невозможно. Мёртвые стародавние ведьмы – это не какие-то бесы, они уходят лишь тогда, когда сами того хотят. Но наблюдатели отчего-то считают иначе. И каждую, на ком находят, как ты, Илюх, говоришь, следы касания, ждёт вот такая вот, – я указала тростью на багажник, – участь.

Аня сглотнула.

– Но можно уничтожить потомков, – добавила я. – Вырезать под корень всех, в ком есть спящий дар. У наблюдателей на каждую ныне живущую ведьму есть подробнейшая родословная, и они давно и целенаправленно отслеживают тех, в ком может проснуться дар. Собственно, стихийно он проявляется в любой ведьме, но в потомках учениц дар более сильный, более… ранний. А значит, и пользы от него больше. Тебя, Анюта, пасли давным-давно, но, видать, свободного заклинателя поблизости не нашлось. Или нашёлся, но слабенький. И на «опознание» повезли ко мне.

– К счастью, – тихо вставила баба Люба. – Бедное дитятко…

Повисло молчание. Аня с ужасом смотрела на мумию, «жаба» сочувственно и слезливо – на «дитятко», а Илья задумчиво – и явно что-то задумывая – на меня. И я предполагала, что именно он замыслил. Но делала вид, что тоже интересуюсь мумией. Да, если попросит – пожалуй, соглашусь. Четыре года на одном месте просидела – свихнусь же в приюте… Но прежде оповещу о своём положении начальство и поинтересуюсь его планами на мою персону. Вдруг дело, которое я начала, но не довела до конца, в связи с мумиями получит долгожданное продолжение.

Пока каждый занимался своими мыслями, я встала, подошла к мумии и аккуратно обернула вокруг ссохшейся руки цепочку-браслет. И мумия начала «обрастать» плотью: вернулись светлая кожа, бессмысленные серые глаза, русые с проседью волосы, одежда – длинная тёмная юбка, полосатый свитер, коричневый плащ.

Аня коротко всхлипнула и отвернулась. Узнала. А мне всё объяснил подмигнувший рыжим – «разбавленной кровью» – браслет.

– Знакомое лицо… – Илья снова склонился над телом. – Кажется, это ведьма из нашего Круга. Да, точно, левая рука Верховной. Пропала без вести с год назад.

– Её тетя, – дополнила я, кивнув на всхлипывающую шепчущую.

– Чёрт… – растерялся и расстроился приятель.

Я подковыляла к Ане и обняла её за плечи:

– Пойдём-ка отсюда. Пойдём-пойдём…

И на крыльце, проревевшись, ведьма-шепущая путано рассказала: как все гордились тётей – и как папа боялся, что если она оступится, именно его отправят «говорить» с сестрой; как она пропала, уехав исследовать логово подозрительно сгинувшей поднадзорной отступницы, где могла завестись хуфия; как они искали, как всё равно верили и не теряли надежды…

– Я н-не отдам её… н-на вещдоки, – закончила Аня воинственно, вытирая щёки. – Её п-похоронить надо. П-папе.

– Потом, – я заметила, что по ступеньке поползла одна моя посланница-«косичка». Следом – вторая, третья. А вот четвёртой не было. – Пора уходить. Илюх, – окликнула я, – если ты не передумал помочь нам с приютом, то заводись.

– А он кто? – очнулась моя подопечная.

– Свой. Достался в наследство от наставницы, – я встала, – вместе, кстати, с бабой Любой и прочими секретами, артефактами и планами. Илья – внук отступницы Удавки. Мы давно знакомы.

Анюта традиционно ойкнула и поспешила в дом за курткой. Я собрала свои вещи, но уйти сразу не получилось: баба Люба, зверски нахмурившись, заявила, что пять минут нам погоды не сделают, и если мы не возьмём с собой её стряпни, она не пустит нас больше на порог. Я расшифровала это как «помогу – трясина врагам народа обеспечена» и привалилась к стене, держа наготове открытый рюкзак.

– И дорога дальняя, и мужчина с вами, гораздый с голодухи сворачивать куда не попадя… – баба Люба набила под завязку мой рюкзак и вручила пакет. – Едете куда?

– На запад, – я надела рюкзак и послушно взяла тяжёлый пакет.

«Жаба» прищурилась сквозь дверь и улыбнулась:

– У вас час, дети. Через час вы должны гнать по трассе во весь дух. А по городу и окрестностям будет ни пройти ни проехать. Дитятко береги, поняла? Ну и в гости – всегда рада. Сама знаешь.

– Баб Люб, ты лучше всех, – я быстро чмокнула её в щеку и вышла из дома.

– Спасибо, – тихо добавила Аня и выскользнула за мной.

– Впереди сядешь, – предупредила я свою спутницу, ковыляя к воротам. – И ничего не бойся. Выберемся.

Она нервно съёжилась и судорожно вздохнула. А я вспомнила голос старухи-шепчущей и попросила. Ни к чему нам сейчас страхи, истерики и прочее стопорящее. Коли явилась и подставила – так пусть и дальше присматривает за выбранной.

«Рыжий шельмец» уже вырулил из гаража и ждал нас в машине. Проходя мимо багажника, Аня шмыгнула носом, и, пристёгиваясь, сдержанно всхлипывала. Илья, порывшись в бардачке, молча выдал ей упаковку салфеток, обернулся, убедившись, что я устроилась со всеми удобствами, посигналил на прощание, и мы поехали.

Пока медленно выбирались из городских колдобин, я перебрала всё амулетное, что распихала по карманам, и задумалась о четвёртой своей «змейке». Руки чесались срезать ещё пару косичек и оправить их в восточном направлении – по следам потеряшки, но… Если её уничтожили, то сделал это тот, кто хорошо разбирается в отступниках и знает меня лично. И понимает, что раз я жива, то девочка-шепчущая – и подавно. Только зря силу потрачу и повторно напомню о себе.

Эх, Анюта, кому же ты так не нужна-то? В общих чертах знаю, но – изловить бы сволочь да допросить…

Городок закончился. Илья выехал на трассу, пристегнулся и втопил. Я посмотрела на часы – за сорок минут управились. Значит, у бабы Любы будет в распоряжении больше территории – часть трассы успеет захватить… В окне замельтешили, то появляясь, то пропадая, одинокие домики, желтеющие рощицы и поникшие кустики. Неизменным оставалось только глубокое, ясно-солнечное августовское небо.

– Эф, ты хорошо помнишь, где искать приют?

Вот смотрит в зеркало заднего вида, щурит глаза – и меня берёт такая тоска по наставнице… Рано она ушла, слишком рано. Многое успела сделать, да: придумала концепцию приюта и защиту, спасла многих «даровитых» и обреченных на казнь… И могла бы сделать ещё больше, если бы осталась в приюте, а не рисковала каждый день, выслеживая, вызнавая, собирая сведения о дарах и их владелицах. Но…

– Угу. Скажу, где тормознуть. Но на такой скорости часа четыре ехать, – я положила на колени трость и погладила белый камешек, ощущая тепло целительной силы.

Сутки почти прошли, то есть пора тратить вторую часть исцеления. К сожалению, лечебные заклятья действуют недолго, а при частом использовании перестают работать вообще. Я старалась не трогать их как можно дольше и дробить одно на части, хотя соблазн ненадолго ощутить себя нормальным человеком был ой как велик.

– Чего ты боишься? – снова не выдержал Илья.

– Преследования, – я крепче сжала трость. – И оно будет. Следи за своей частью дороги. А я послежу за своей.

Анюта затихла и задремала, вжавшись в кресло и отвернувшись к окну. Наконец-то…

– Старая перестраховщица… – усмехнулся приятель, нарочно напоминая о моём широко известном в отступнической среде прозвище.

Которое я получила и за то, что обдумывала все вероятные и не очень варианты, и за то, что готовилась сразу ко всему – и к вероятному, и не очень. И, пытаясь усидеть на нескольких стульях, частенько оказывалась понятно где.

– Илюх, вот ей-богу, стукну, – я насупилась. – Не отвлекай.

– А всё-таки? – его глаза стали серьёзными. – Готова?

Я фыркнула:

– Конечно. Сдаваться и сдавать вас не собираюсь. А если тебя интересует, способна ли я на что-нибудь, кроме советов, после выжигания «угля», то да, способна. На всё. Как прежде, и даже больше. У меня после четырёх лет медитаций и относительного покоя знаешь, какой резерв?

– Я так и не понял, кстати, зачем ты сдалась, – заметил он, полуобернувшись. – И почему позволила выжечь «уголь».

– Организм – подлейшая штука, – я снова прикоснулась к белому камешку на трости. – Он плюет на твои планы и подводит в самый ответственный момент. Если бы не травма, меня бы до сих пор искали. Но бегать с такой приметой даже под личиной оказалось себе дороже. Дважды здоровье подводило. Третьего раза я ждать не стала.

– А приют? – напомнил Илья.

– Ты там бывал? Нет? Поживи неделю. Захочешь куда угодно – хоть в опасность, хоть к наблюдателям. Тоска смертная. И все хотят учиться. Только я всех этих учеников в гробу видела. С венками «От любящей наставницы» на переднем плане. Это совершенно не моё.

– А как же «змейка на солнышке»? – он весело прищурился.

– Погоди, приедем… – я погрозила тростью.

– О, жду – не дождусь, – оживился приятель. – У меня столько вопросов…

– Ну вот… – я таки стукнула его тростью по плечу. – Собрался за убийцей, камикадзе?

– А ты нет?

Я прислушалась к сонному Аниному дыханию и понизила голос:

– При девочке молчи. А то тоже захочет. Тогда нас точно прикончат, и хорошо, если быстро.

– Значит, ты за? – он обернулся.

– Нет, – сухо отрезала я, глядя в окно. – Ты даже не представляешь, куда лезешь.

– Почему же, представляю, – Илья тоже уставился в окно, и его голос стал таким же сухим. – Четвёркой убийц пудри мозги наивной Анюте и доверчивой бабе Любе. Ты, Эф, постоянно забываешь, что я не только внук Удавки. Бабушка – и моя наставница тоже. Не было четырёх. Был один. Безымянный.

Я заинтересованно подняла брови:

– Да?

– Меня смущает один момент, – деловито сказал он. – «Медуза». Заклинательский дар несовместим со стихией – с ведьминым «углём», но он прекрасно уживается с типично мужским колдовством вроде телепорта. Такие ребята – редкость, но они есть. У нас человек пять работает, а у наблюдателей их по-любому больше. Мы наблюдателей терпеть не можем, но не все успевают от них удрать, и кто-то из заклинателей, в ком колдовство проснулось раньше, воспитывается и работает вне нашей системы, по другим принципам и правилам. То есть в случае с нашей мумией это уже минус один человек.

– А ведьма? – напомнила я.

– Ещё проще. Наблюдатели же сидят на древних знаниях. Ваше с бабушкой умение консервировать в артефактах боевые заклятья – от стародавних. Значит, у наблюдателей эти знания тоже есть. Трудно ли подготовить пару посвященных для создания необходимых амулетов? А пользоваться ими могу даже я. Вот и минус ведьма. Остается «медуза». Но это, если архивы не врут, единственная нечисть, которую невозможно взять под контроль и заставить что-то делать. Бесы – и те берутся. А «медузы»… Испугаешь – разрядом вдарят, и поминай как звали. Даже духом в амулет не пойдут, если предложить тьму, спячку и спасение. Никакого инстинкта самосохранения. Раскрой секрет, Эф.

– Не могу, – я развела руками. – Нечего раскрывать, Илюх. Я решаю эту загадку с ученичества и унаследовала её вместе с планами наставницы на будущее… да и на прошлое. Не знаю ответа. Кроме одного.

– Какого? – Илья снова обернулся.

– Я очень хочу отловить хоть одного безымянного. Сначала живьём взять и допросить, протестировать… А потом сдать хорошему патологоанатому. Для подробных анализов. Подозреваю, он найдёт ответ на твой вопрос. Но эти сволочи живьём не даются. Увы.

– А если подумать?

– Думай, – согласилась я. – А то у меня пока получается только быстро убивать.

– Правильно бабушка говорила, это всё оттого, что ты взрываешь бомбу там, где нужен один точный выстрел. За что тебя Эфой прозвали?

– Ни за что, – я снова уставилась в окно, – это имя бывшей ученицы твоей бабушки, которая глупо погибла незадолго до моего появления. Я взяла её имя и внешность, чтобы скрыть свои. И, знаешь, когда ребром стоит вопрос жизни и смерти, бомбы – они надёжнее. Ни случайных осечек, ни забытых затворов, ни внезапно дрогнувшей руки… Ты всегда жил в относительной безопасности, и не тебе осуждать мои методы.

– Мы к ним ещё вернёмся, когда подробнее обсудим дело, – невозмутимо пообещал Илья. – Поскольку оно будет общим, а я как раз предпочитаю точные выстрелы…

– Боюсь, не поладим, – я глянула на «машинные» часы, прикидывая время. – И в охоте на безымянного заклинатель – ой, прости, шаман – уж прости, немного не в тему.

Он не обиделся.

– Ты никогда со мной не работала – так откуда тебе знать, на что я способен? – и глаза в зеркале улыбнулись.

– Я могу вывернуть тебя наизнанку за три минуты, – я оценивающе посмотрела на его затылок. – Ладно, за пять. А через полчаса, разложив информацию по полочкам, я буду знать о тебе всё.

Илья удивил, с готовностью согласившись:

– Делай. Хоть сейчас, если это неопасно для дороги. Мне скрывать нечего. И так будет проще состыковаться.

Я вздохнула и призналась:

– Илюх, бабушка просила тебя беречь и ни во что отступническое не впутывать. Я обещала. И как состыковать обещание, данное человеку при смерти, и твоё дикое стремление самоубиться с особой жестокостью?

– Очень просто, – его глаза снова улыбнулись, – работать вместе. Вместе у тебя будет шанс выполнить обещание и сберечь меня. А врозь – нет.

Я честно и напряжённо сочиняла достойную реплику минут пять, наплевав на то, что Илья бросил дорогу, опять обернулся и с интересом наблюдал за моим мыслительным процессом. Ответ придумался только один, примитивный и безнадёжно констатирующий факт:

– Засранец.

– Забыла сказать, что весь в бабку, – хмыкнул он.

– Нет, твоя бабушка была женщиной мудрой, осторожной, понимающей и рассудительной, – проворчала я, поёрзав и чуть сменив положение вытянутой, насколько позволяло место, больной ноги. – А ты…

Ощущение опасности накатило морским прибоем. Безмолвное движение бугра волны, мгновенное перемещение далекого и безобидного с виду водяного валика – и резкий выплеск, и грозный рёв, и оседающие на лице солёные капли. Я даже ладонью по щеке провела, столь сильным было чувство, что меня обрызгало. Посмотрела на сухую руку, быстро сложила дважды два…

– Тормози.

Илья без споров остановился на обочине и вышел из машины. Открыв дверь, я выбралась наружу и замерла, прислушиваясь, принюхиваясь, всем своим существом вбирая повисшее в воздухе напряжение. А оно разливалось ощущением скорой грозы – душным воздухом, притихшей природой, чёрной полосой туч на горизонте. Закрыв глаза, я слушала шелест сухих трав и желтеющей листвы, чириканье одинокой птахи, вялый шёпот ветра и глухое пыхтение ползущего параллельно трассе товарняка.

– Они знают, – пояснила тихо. – Знают, нашли и ждут.

Не ошиблась Анюта. К сожалению. Надо избавляться от бесполезной оседлой привычки думать об этом завтра, и поскорее. Хорошо хоть, четыре года «мирной» жизни не расслабили до потери рефлексов.

– Куда? – коротко спросил Илья.

Если бы я была наблюдателем, то по следу бы не пошла. Нет, преследование отступниц – это всегда вероятность грандиозного минного поля. Если бы я была наблюдателем… я бы опередила и ждала на месте. Или рядом. Так, чтобы и на обитательниц приюта не нарваться, и намеченные цели ликвидировать. Глупо верить, что наблюдатели чего-то не знают. Они просто боятся лезть в осиное гнездо. Но – знают. И, ясно дело, наблюдают.

– Поедешь другой дорогой, – я достала из кармана куртки «навигатор» и разложила лист на багажнике. Бумага сразу вспучилась жгутами двух дорог – автомобильной и железнодорожной, лесными рощицами и пятнами желтеющих полей. – Смотри, мы здесь. А приют находится здесь, – я показала место на карте, и вдоль него поползла пунктирная линия, обозначающая невидимое. – Ворота – здесь. И недалеко от них нас и ждут, зуб даю. Но кроме ворот есть пара калиток – здесь и здесь. По бездорожью ехать, конечно, то ещё «удовольствие»… но у тебя же наверняка есть какая-нибудь приблуда на случай, если. Кто-нибудь из твоих подопытных способен дать в глаз наблюдателю? – уточнила на всякий случай.

– А ты? Метлой?

– Нет, на танке… Так способен?

– Разберусь, – сухо ответил он, щурясь на бумагу и запоминая ориентиры – поле да две редкие рощицы, меж которыми притулился приют отступников. – Прорвёмся.