ГЛАВА 2

Отчего-то моя кровать мерно покачивалась. Я разлепила глаза, и взор уперся в низко висящий потолок, затянутый искусственной кожей. Через секунду включился ум – меня везут в машине!

Морщась, я села и с ужасом обнаружила на ногах абсолютно мокрые сапоги, напоминающие компрессы. Впрочем, и юбка, и колготы, и пальто выглядели не лучше.

– Очнулась? – раздался высокий голос.

Сидевшая за рулем худощавая блондинка резко свернула вправо и припарковалась на обочине.

– А теперь отвечай, мерзавка, какого черта ты кинулась под мою машину? Почему из всех автомобилей выбрала именно мой? Хоть понимаешь, дурья башка, что могла погибнуть?

Я размеренно кивала, глядя в ее злое лицо. Довольно большие голубые глаза спасительницы воткнулись в меня, словно ножи. Светло-коричневая помада на губах размазалась, а на голове во все стороны дыбились коротко стриженные прядки. Наверное, моя прическа выглядит не лучше. Я подняла руку и попробовала пригладить торчащие вихры.

– О красоте вспомнила! – всплеснула руками женщина. – Ну ты и скотина! Решила покончить с жизнью – топись в собственной ванне. Прикинь, как меня подставила? А если б я задавила тебя? Все, конец, получила бы срок, а у меня, между прочим, дети, ну гадина…

Внезапно ее гневные речи перестали долетать до моих ушей. Боже, какая я неудачница, даже покончить с собой не смогла! Тяжелые слезы полились из глаз…

– Ладно, ладно, – забормотала женщина, перебираясь на заднее сиденье, – хватит сопли развешивать.

Неожиданно она обняла меня за плечи. Я уткнулась лбом в ее пахнущий духами кроличий полушубок и завыла белугой.

– Прекрати, – разозлилась добрая самаритянка, – давай выкладывай свое горе.

Взвизгнув последний раз, я, захлебываясь, принялась рассказывать незнакомке все: про маму, арфу, Мишу и видеокассету…

Около получаса из моего рта лились бессвязные речи. Наконец блондинка вздохнула:

– Да уж, значит, идти тебе некуда?

Я затрясла головой.

– Ладушки, тогда поедем.

– Куда?

– Ко мне, не на улице же спать!

«Жигули» довольно долго неслись по переулкам и наконец встали у девятиэтажной блочной башни. Подъезд смотрел на мир окнами без стекол, а в лифте угрожающе топорщились выжженные кнопки. Мы поднялись на шестой этаж, блондинка порылась в сумке и, чертыхнувшись, позвонила. Моментально раздался многоголосый лай, и дверь тут же распахнулась.

– Мамочка пришла! – завопил мальчишка лет одиннадцати.

Я невольно отшатнулась назад. В тесной прихожей толкалось дикое количество животных, кошки и собаки вперемешку.

– Иди давай! – Кулак хозяйки уткнулся в спину. – Чего застряла, они не кусаются!

Кое-как я влезла в сантиметровое пространство. Мальчишка прыгал около блондинки.

– На, – сунула она ему большую хозяйственную сумку, – тащи на место.

Радостно гикая, парнишечка понесся в глубь длинного коридора. Собаки вкупе с кошками погалопировали за ним.

– Пришла наконец, – довольно сердито заметил молодой мужчина, – иди скорей, картошка стынет.

– Сейчас, – пропыхтела блондинка, стягивая ботинки. Потом повернулась ко мне: – Давай раздевайся, чего стоишь!

Я покорно стянула с ног «компрессы» и робко спросила:

– Где тапочки?

– Там поищи, – махнула хозяйка рукой в сторону Монблана из обуви, – и топай в ванную.

Кое-как разыскав две разномастные тапочки, я добралась до ванной комнаты. Да уж, видок – лучше некуда! Из зеркала глянула бледная, перепачканная грязью физиономия, волосы торчат вверх, словно забор, тушь размазалась.

– Эй! – постучали в дверь.

Я приоткрыла дверь. Невысокий мужчина протягивал старенькое, но чистое полотенце.

– Это мне?

– Тебе, тебе, чем вытираться думала? Тряпкой? – хихикнул хозяин и испарился.

Кое-как приведя себя в порядок, я поплелась на кухню.

В большой комнате с двумя окнами было приятно тепло. За круглым столом восседало несколько человек: блондинка, молодой мужчина, девушка и мальчик. Вокруг толкались собаки, кошки нагло устроились на мойке.

– Так, – командным тоном велела хозяйка, – сейчас познакомимся! Я – Катя. Это мой старший сын Сережа.

Молодой мужчина улыбнулся и, лихо подкрутив усы, сказал:

– Здрассти!

– Его жена Юля.

Девушка глянула на меня быстрым взглядом и тоже улыбнулась.

– А я Кирюшка, – влез мальчишка, – мамин младший сын и брат этого…

Указательный палец, перемазанный чернилами, ткнулся в Сережу.

– Ешь давай, – велела Юля, – не отвлекайся!

Из-под стола раздалось недовольное ворчание.

– А ну, быстро закончили чеченскую войну, – велела Катя.

Собаки разом примолкли, зато заорали кошки.

– Сколько у вас животных, – вздохнула я, – целый зоопарк.

– Ну, вовсе не так уж много, – радостно сообщил Кирюша, – всего три собаки да две киски. Глядите, мопсы Муля и Ада.

Две совершенно одинаковые морды уставились на меня круглыми, блестящими глазами навыкате. Жуткие уродины. Нижняя челюсть выдается вперед, носа почти нет, на лбу кожные складки…

– Еще стаффордширская терьерица Рейчел, – тарахтел, не умолкая, мальчишка, выталкивая ногой из-под стола довольно крупную, задастую, рыжую собаку с нехорошим тяжелым взглядом. – Вон та киска, черно-рыжая, Семирамида, а совершенно белого кота зовут Клаус… А еще…

Полный энтузиазма, он рванулся в угол к холодильнику и вытащил большой аквариум, где суетились тучные хомяки.

– Серый – Кеша, рыжий – Петя, черный – Леонардо, а в корзинке – жаба Гертруда, хотите, принесу?

– Гертруду покажешь завтра, – отчеканила Юля и водворила Кирилла за стол. – Вы ешьте, а то остынет.

Я окинула взглядом угощение. Эмалированная кастрюля с отварной картошкой и сковородка с жирными жареными куриными окорочками, рядом, в красной миске, горкой громоздился салат, щедро залитый майонезом… У нас дома не едят подобных вещей, куриные окорочка содержат сплошной холестерин. Миша употребляет только грудки, желательно без панировки, с цветной капустой…

– Не стесняйтесь, – опять улыбнулся Сережа, – налетайте.

Вздохнув, я принялась за яства. Интересно, удобно попросить у хозяйки в качестве десерта таблетку фестала? Моя печень не вынесет окорочково-майонезную бомбежку. И потом, какая странная семейка. Старшему сыну подкатывает к тридцати, младшему по виду не больше одиннадцати, а возраст самой хозяйки определить невозможно…

– Как тебя зовут? – прервала мое глубокомысленное размышление Катя.

Я невольно вздрогнула. Мой папа был большой оригинал, и, когда я появилась на свет, недолго думая нарек дочь именем своей покойной матери. Все бы ничего, носи бабушка простое имя, типа Мария, Татьяна, Елена… Так нет, крестили… Ефросиньей. Естественно, в школе и консерватории меня всегда звали Фрося, и никак иначе. Самый тяжелый момент наступает, когда следует представиться незнакомым людям.

– Ефросинья, – бормочу я.

– Ну да, – следует ответ, – отличное, редкое имя. Фрося, значит. Фамилия случайно не Бурлакова?

Просто плакать хочется, до чего одинаково все реагируют. Кстати, фамилия у меня чисто царская – Романова.

Сережа, Юля, Катя и Кирилл выжидающе примолкли. Даже собаки разинули пасти. Еще раз подивившись уродливости мопсов, я открыла было рот… Ну нет, ни за что не скажу настоящее имечко. Ефросинью я ненавижу так же, как мужа и арфу, лучше сообщу первое, что придет в голову. Язык моментально ляпнул:

– Евлампия.

– Ну надо же, – восхитился Сережа, – какое редкое имя! А как сокращенно?

– Лампа, наверное, – хихикнул Кирюшка, за что моментально огреб от матери подзатыльник.

Я безнадежно запихнула в рот ложку отвратительного салата из крабовых палочек. Господи, ну почему мне так не везет?

На ночь меня положили в гостиной на диване. Ложе оказалось страшно неудобным, узким и жестким, подушка комковатой, а одеяло «кусалось», просовывая сквозь слишком тонкий пододеяльник жесткие ворсинки. Провертевшись с боку на бок, я наконец задремала, но не тут-то было.

Дверь комнаты, протяжно заскрипев, приоткрылась. Я посмотрела в ту сторону. Никого, наверное, сквозняк. Сон начал медленно заползать под веки, и вдруг что-то тяжелое, горячее, с угрожающим звуком плюхнулось прямо на грудь.

– А-а-а! – заорала я.

Послышался топот босых ног, потом вспыхнул свет.

– Ну? – спросил Сережа, щурясь. – Ты всегда орешь во сне или только в гостях?

– Кто-то напал на меня, – пролепетала я, пытаясь сесть.

– Боже, – вздохнул парень, – в нашем доме невозможно отдохнуть! Это всего лишь Муля. Ты лежишь в гостиной, а она привыкла тут ночевать, на диване, вот и пришла на свое место, подумаешь, ерунда какая, подвинься чуток.

– Кто такая Муля?

– Английский мопс, – напомнил парень. – Есть еще Ада, но та с хомяками дрыхнет. Да не бойся, Мулька не кусается, храпит только немножко, спокойной ночи.

Свет погас, я осталась в гостиной. Мопс, абсолютно не стесняясь, развалился на мне. Маленькая с виду собачка оказалась на редкость тяжелой и горячей. Я попробовала спихнуть ее вбок, но Муля даже не вздрогнула, лежала камнем, вытянув лапы. Я брезгливо оглядела животное. Спать в одной кровати с грязной собакой! Хотя на первый взгляд Муля выглядела довольно чистой, и пахло от нее ментоловой жвачкой. Внезапно ее передние ноги быстро задвигались, задние задрожали, и, не открывая глаз, мопсик начал повизгивать. Мне стало смешно: надо же, оказывается, собаки тоже видят сны. Песик продолжал плакать. Я осторожненько погладила его жирный бок. Муля вздохнула и успокоилась. Шерстка у мопсика оказалась нежной, просто шелковой на ощупь. Я машинально погладила ее еще разок, удивляясь приятному ощущению, потом вздохнула. Ну вот, трогала пса, теперь следует идти мыть руки. Но вставать не хотелось, внезапно диван показался страшно удобным, от мопса шло ровное тепло, и он сопел, тихо, совсем не противно. Я послушала несколько минут мерное дыхание и неожиданно вновь погладила Мулю. Пальцы случайно наткнулись на мордочку. Собачонка распахнула огромные сонные глаза и лизнула мою руку язычком, розовым и ужасно длинным. Прикосновение было моментальным и не слюнявым, словно кто-то очень нежно провел по ладони мокрой, теплой, замшевой тряпочкой. Я вздрогнула, мне говорили, что у животных глисты… Муля вздохнула и вновь поглядела на меня. Неожиданно стало спокойно и как-то хорошо, словно с души упал камень. Навряд ли у этой собачки паразиты, все-таки в семье живет… Осторожно повернувшись на бок, я закрыла глаза. Раздалось сосредоточенное сопение, и в ту же секунду мопсиха нырнула под одеяло и прижалась к моим ногам спинкой. Я попыталась выпихнуть ее наружу, но незваная гостья только сопела. Через пару минут ледяные ступни согрелись, и наконец пришел крепкий и глубокий сон.