ГЛАВА 2

Спать я легла около двух. Вопреки ожиданиям, наши животные приняли Люсю вполне нормально. Может, посчитали ее особым видом собак? Капу устроили в комнате для гостей. Честно говоря, я недолюбливаю старух, все, что встречались мне до сих пор, были обидчивы, эгоистичны и не давали вставить даже словечко в бурный поток воспоминаний. Когда к нам в гости является кто-нибудь из многочисленных бывших Катиных свекровей, жди беды, мигом начнутся капризы, обиды, выяснения отношений… Но Капа на первый взгляд показалась мне милой.

Увидев бабусю в джинсах, дети слегка удивились, потом Юлечка очень осторожно поинтересовалась:

– Капитолина… э-э-э…

– Просто Капа, – ответила старушка и сдула со лба челку.

– Кем вы приходитесь Ване? – не утерпела я.

– Двоюродной бабушкой, – спокойно ответила Капа, – а что?

– Ничего, – растерянно ответила я.

– Как это, двоюродная бабка? – удивился Сережа.

Капа хмыкнула:

– Я сестра бабушки Вани, теперь ясно?

– Вполне, – заверил Кирюшка.

– Вот и отлично, – констатировала Капа, – теперь, в свою очередь, ответьте на пару вопросов. В этом доме все работают?

– Да, – прозвучал многоголосый хор.

– Тогда, думаю, никто не будет против, если я займусь готовкой.

– Нет, – заорали мы с Юлькой.

– Великолепно, едем дальше. Что вы привыкли есть на завтрак, я имею в виду из горячего?

– Из горячего? – протянула Лиза.

– Тостики с маслом, – сообщил Сергей.

– Более вопросов не имею, – сказала Капа и ушла.

Не знаю, как вы, а я очень не люблю, когда посреди ночи раздается звонок по телефону. И хотя чаще всего выясняется, что кто-то спьяну набрал не тот номер, мне хватает тех нескольких секунд, когда, не зная, в чем дело, я тянусь к трубке, чтобы перепугаться до потери пульса. Вот и сегодня резкая трель заставила тревожно сжаться мое сердце. «Спокойствие, только спокойствие, – бормотала я, нашаривая в потемках аппарат, – все дома, дети, Катя, животные, опять идиотская ошибка». Но из трубки послышалось сдавленное:

– Лампуша!

– Кто это?

– Надя.

– Господи, что произошло?

Из трубки донеслось всхлипывание. Окончательно проснувшись, я села.

– Мне приехать?

– Пожалуйста, – пробормотала Надя, – если можешь…

Я натянула джинсы, пуловер, схватила ключи от машины и вылетела во двор.

Надюша встретила меня на пороге, кутаясь в уютный стеганый халат.

– Что произошло?

– Ты не поверишь, – ответила она.

– Выкладывай.

Надя села на стул.

– Где-то около часа раздался звонок в дверь.

К тому времени последние гости давно разошлись, ушла и прислуга, в квартире никого, кроме Нади, не было. Естественно, она насторожилась и глянула в глазок. На лестнице никого не оказалось. Надя перепугалась и зажгла во всех комнатах свет. Потом зазвонил телефон. Подруга схватила трубку и услышала очень далекий, прерывающийся голос:

– Пусть тридцать девятый поросенок не боится.

– Кто? – подскочила я. – Какой-такой поросенок?

Надюша затряслась в ознобе.

– У нас с Богданом игра такая была. Якобы дома жили сорок поросят. Первый отвечал за еду, второй за уборку… Ну баловались мы так, понимаешь? Дурачились. Он меня, когда наедине оставались, постоянно звал: «тридцать девятый»!

– Почему?

Надя грустно улыбнулась:

– Поросята все с разными характерами. Восемнадцатый ленивый, двадцать второй обжора, двадцать восьмой фригидный, у него вечно голова болит, а тридцать девятый, наоборот, жутко сексуальный… Понимаешь?

Я кивнула. В каждой счастливой семье есть свои милые, скрытые от посторонних глаз секреты.

– Так вот, – продолжала Надя, – пусть тридцать девятый откроет дверь, ему посылочка пришла.

– А ты что?

– Открыла.

– С ума сошла!!!

– Господи, Лампа, ведь никто про нашу игру не знал, ни одна живая душа, сама понимаешь, о таком не рассказывают посторонним. Мне на секунду показалось: Богдан вернулся… Ну и…

– Посылка была?

– Под дверью стояла.

– Взяла?

Надя заплакала и ткнула пальцем под стул. Я наклонилась, вытащила коробку, подняла крышку и увидела два жутких обгорелых ботинка, шоколадку «Слава» и белый листок бумаги. «Милый, поросеночек мой любименький, привет тебе от главного порося и поцелуй. Уж извини за почерк, но руки обожженные болят, вот и накорябал кое-как. Не тоскуй, десятого приду за тобой. Вот только обидно мне, что у всех тут красивые вещи, а я, словно бомж, в рваной обуви. Пришли мне ботинки Гуччи, те, лакированные, которые я носил со смокингом. Они, если ты забыла, в гардеробной, на самом верху. Твой Богдан. P.S. Извини, тут можно достать только такой шоколад».

Коробка вывалилась у меня из рук, ботинки шлепнулись на пол.

– Боже!

Надюша зарыдала.

– Ну скажи, кто? Кто издевается? Зачем?

Я осторожно спросила:

– Почерк узнаешь?

– Очень на почерк Богдана похож, – всхлипнула подруга, – он так же «р» писал и «н»… Главное же, содержание. Такое письмо мог написать только мой муж, больше никто! Пойми, никто!

Я посмотрела на ее дергающееся лицо, трясущиеся руки, лихорадочно бегающие глаза, черные синяки под ними и решительно велела:

– Пошли в спальню.

– Мне ни за что не заснуть.

Но я уложила Надю в постель, дав ей две таблетки родедорма. Через пятнадцать минут до меня донеслось мерное, спокойное дыхание. Я выключила телефон и выдернула проводки у дверного звонка. Ладно, до утра Надюшку никто не побеспокоит, а там постараемся разобраться, что к чему.

Выспаться мне так и не удалось. Не успела я проскользнуть в квартиру и лечь на кровать, как затрещал будильник. Я пошла было в комнату к Кирюшке, но тут мой нос уловил запах чего-то вкусного, жареного… Влетев на кухню, я увидела Капу со сковородкой в руках.

– Привет, – радостно выкрикнула она, – блинчики будешь?

– С чем? – ошарашенно спросила я.

– Есть с мясом, а эти пустые, можно вареньем полить или сметаной.

– У нас нет ни варенья, ни сметаны…

– Во, – ответила Капа, показывая на банки, – я клубничное купила.

– Где?

– На проспекте, в круглосуточном магазине.

Я уронила блинчик.

– Где?

– Ну в супермаркете, возле метро, – спокойно повторила Капа, – знаешь, такой огромный, серый дом, а внизу продуктами торгуют. Кстати, выбор хороший, дороговато, правда, но, если срочно чего нужно, очень удобно. Что молчишь? Ты туда не ходишь?

Хожу, естественно. Более того, только туда и бегаю, потому что, как правило, забываю купить продукты и несусь сломя голову в супермаркет.

– Капа, как же ты не побоялась ночью одна идти через дворик? Тут хоть и близко, но очень неприятно в темное время суток.

– Чего бояться? – фыркнула Капа. – На машине ведь.

– На чем?

– На машине, – повторила Капа.

– Господи, – испугалась я, – бомбиста по ночам ловить! Ну придумала! Знаешь, какие люди по темноте из гаража выезжают! Да тебя могли изнасиловать!

Сказав последнюю фразу, я прикусила язык, ну уж это вряд ли, все-таки по московским улицам не бродят стаями геронтофилы. Так что с изнасилованием я явно погорячилась, а вот отнять кошелек или выдернуть из Капиных ушей симпатичные золотые сережки – это запросто.

– Закрыла стекла и поехала, – продолжала старушка, – люблю по ночам кататься, народу никого, парковаться легко.

В моей голове забрезжил рассвет.

– Погоди, ты сама за рулем?!

– Ну да, а что тебя так удивило?

«Нет, ничего, конечно, просто тебе небось стукнуло сто лет», – хотела было ответить я, но удержалась.

– Блинчики!!! – заорал вбежавший Кирюшка. – О-о-о…

Полный восторг выразили и все остальные члены семьи. Потом они бесконечно возвращались с первого этажа назад, хватали забытые портфели, ключи, сигареты… В восемь мы остались с Капой вдвоем.

– Гулять, – закричала я, тряся поводками.

Из всех комнат выскочили собаки. У каждой из них есть свое любимое местечко. Рейчел обожает супружескую кровать Сережки и Юлечки. Сколько ни выпихивали ребята на пол шестидесятикилограммовую тушу терьерихи, та упорно возвращается на место. Причем действует крайне хитро. Сначала, пока муж с женой мирно читают книжки, Рейчел спокойно спит на коврике, затем, когда свет гаснет, она кладет на край софы морду, потом пододвигает ее поглубже… Затем втягивает на матрас одну лапу, другую, процесс