Глава 8

Нанявшись на работу к Кауф, Борисова сразу поняла, кто в доме хозяин. Владимир неустанно подчеркивал, что главой семьи является его жена, но реально правила там Ванда. Ксения-то Львовна с утра до ночи сидела у рояля, извлекая из него жуткие, на вкус Борисовой, звуки. Горничная не могла понять, каким образом эта какофония потом превращается в прекрасные мелодии.

Варваре на половину Ксении заходить запрещалось, там убирала Комиссарова. Она же командовала всем хозяйством, сама ездила закупать продукты, оплачивала счета и общалась с рабочими, которые чинили что-нибудь в саду или в доме.

В десять утра Кауф спускалась на кухню, где ее ждали кастрюлька с геркулесовой кашей и чашка зеленого чая. Ксения перекладывала овсянку в пиалу, нарезала туда кусок сыра, ставила еду на поднос и уносила к себе на второй этаж.

Когда Борисовой объяснили, что ей нужно приготовить для первой трапезы хозяйки, она чуть не расхохоталась. Богатая тетка, живущая в особняке стоимостью в много миллионов, лопает дешевый геркулес? Неужели не могут купить для нее нечто вкусненькое: осетринку, ветчину, импортные йогурты? Вроде у семьи нет нужды экономить.

Но Ксения Львовна за все годы работы Вари в доме ни разу не изменила своего рациона: овсянка и сыр по утрам, в полдень чай с сухофруктами, на обед часа в три крохотный кусочек лосося с овощами, в шесть вечера чай с двумя ломтиками подсушенного зернового хлеба и на ночь несколько слив. Иногда, крайне редко, в обед рыба заменялась гречкой с ароматным деревенским растительным маслом. Ни шоколадных конфет, ни печенья, ни колбасных изделий, ни деликатесов Кауф не употребляла. И еще. В тот момент, когда она спускалась на кухню (что происходило исключительно по утрам, обед, полдник и ужин хозяйке относила Ванда), там не должно было быть людей. Варе предписывалось исчезнуть. Поэтому горничная ни разу не разговаривала с Кауф – она просто не имела такой возможности.

Ксения Львовна практически не высовывалась из дома, очень редко ее можно было увидеть гуляющей по саду. Владимир, наоборот, почти каждый день катался в Москву. А Беатриса ездила на занятия в институт. В отличие от матери дочка была человеком компанейским, она даже ссорилась с отчимом, который не разрешал ей приглашать домой друзей.

Варвара мысленно была на стороне Беатрисы – жизнь в особняке смахивала на монастырскую, разве что не молились с утра до ночи.

Ничто не должно было волновать Ксению. Ей старались не рассказывать о новостях, особенно о печальных. Когда от старости, благополучно прожив много лет, скончался кот Мартин, которого Кауф завела, еще будучи нищей учительницей, Резников тайком похоронил общего любимца в саду и в тот же день принес из приюта для брошенных животных трехгодовалого «дворянина», похожего на Мартина как две капли воды. Новый жилец быстро освоился в особняке, оказался ласковым и сразу завоевал сердца Ванды, Владимира, Беатрисы и Алины. А что Ксения? Она не заметила подмены! Варвара все изумлялась: неужели Кауф настолько глупа, что не понимает – коты не могут жить вечно? Или Ксения Львовна забыла, сколько лет назад взяла в дом Мартина?

Но потом произошло событие, утаить которое от хозяйки оказалось невозможно – Беатриса влюбилась в паренька по имени Иван. Хотя нет, правильнее будет сказать, что девушка не собиралась скрывать свое чувство. И представила избранника матери. Как ей это удалось?

Однажды утром, когда Ксения накладывала себе овсянку, за ее спиной раздался радостный голос Триси:

– Мамочка, это мой жених Ваня. Мы очень любим друг друга и скоро поженимся.

Кауф вздрогнула, обернулась и произнесла:

– Очень рада. Мне так приятно вас видеть. Сейчас Ванда сварит кофе.

Вари в тот момент на кухне, естественно, не было, горничная, как ей приказали, находилась вне поля зрения хозяйки. Но уши-то Борисова не затыкала, поэтому слова Беатрисы, а также ответ матери услышала. И весьма удивилась. До сих пор Ванда твердила, что Ксения Львовна терпеть не может никаких гостей, якобы появление в доме посторонних нанесет ей эмоциональную травму, у хозяйки может случиться нервный срыв. Но сейчас-то Кауф вполне дружелюбно отреагировала на визит Вани. Она не кричала, не закатывала истерику, а вполне гостеприимно предложила юноше кофе.

Конечно, странно, отметила для себя горничная, что мать столь спокойно отнеслась к заявлению Беатрисы о предстоящем замужестве, но Кауф вообще женщина с левой резьбой. И, похоже, она равнодушна к дочери. Ксения даже не догадалась спросить у Триси, каким образом молодой человек очутился в доме в столь ранний час. Не самое ведь подходящее время для первой встречи с будущей тещей.

Зато прислуга мигом поняла, как девушка обстряпала дело, когда пришла застилать ее постель и увидела, что на кровати явно спали двое. Очевидно, Триси поздним вечером открыла окно, и Ваня влез в ее комнату. Беатриса отлично понимала, что у нее есть всего одна возможность легализовать Ивана: познакомить его с матерью. Ясно же, что отчим, заикнись она о замужестве, категорически запретит ей даже думать на эту тему, как всегда, скажет:

– Ксюша нас содержит. Мы с тобой трутни, живущие за счет трудолюбивой пчелки. Хочешь, чтобы семья стала нищей? Если нет, не нервируй маму. Да и какая свадьба в твоем возрасте? Лучше учись усердно.

Но теперь ни Резников, ни Ванда, ни Алина, ни врач Виктор Маркович не могли ничего поделать. Ксения увидела Ивана и не расстроилась.

Варвара с интересом наблюдала, как события разворачивались далее.

Триси ходила с видом победительницы, а Ванда, брат и сестра Резниковы были здорово обозлены, но старательно маскировали свои чувства под светскими улыбками. Иван воспользовался случаем и почти поселился у Кауф. Парень часто оставался ночевать в гостевой комнате, у него в доме завелись личный халат, тапочки, зубная щетка. Потом в шкафу появились рубашки, обувь. Молодой человек медленно, но верно укоренялся в особняке, и в конце концов это сподвигло ближайшее окружение композитора на активные действия. Борисова сначала и не поняла, что стала участницей виртуозно разыгранного спектакля, а между тем, сама того не желая, исполнила в нем чуть ли не центральную роль.

Как-то раз Ванда велела горничной:

– Ступай в кладовку и принеси серебряное блюдо. Оно на полке, слева.

Варя поспешила исполнить приказ, а в спину ей полетел сердитый голос Комиссаровой:

– Ничего попросить нельзя, еле-еле шевелится, ног от пола не отрывает.

Домработница не понимала, по какой причине Ванде так спешно понадобилось блюдо, которое доставали исключительно на Пасху, но сильно занервничала. Борисова влетела в чулан, кинулась к полкам, но обо что-то споткнулась и упала, задев стоявшую рядом табуретку. Свалившись с последней, приземлилась у ее носа… фарфоровая фигурка балерины. Послышался, характерный звук – у статуэтки отломилась голова.

Позже, многократно прокручивая в мыслях произошедшее, Варвара начала удивляться. Почему Ванда неожиданно потребовала серебряное блюдо? После того, как со статуэткой случилась неприятность, Комиссарова про него и не вспомнила. С чего вдруг в чулане появилась табуретка из кухни? Ее там отродясь не было. Кто и зачем притащил сюда хрупкую барышню в пачке и водрузил на табуретку? И главное – обо что она, Варя, споткнулась? Вечером того же дня, принимая дома душ, Борисова увидела на ноге чуть повыше щиколотки тонкий порез. Такой бывает, если с размаха налетишь на тонкую, туго натянутую проволоку или леску. Но откуда бы им взяться в кладовке?

Все эти вопросы возникли потом, а в первый момент, глядя на осколки статуэтки, Варя окаменела от ужаса и тут же услышала возмущенный голос Ванды:

– Что ты, косорукая растяпа, наделала? Раскокала самую дорогую вещь из собрания Ксюши! Фарфор восемнадцатого века! Куплен на аукционе! Теперь до конца дней не расплатишься, корова безмозглая!

Горничная начала рыдать.

– Да уж, только реветь тебе и остается, – бросила Комиссарова и ушла, собрав осколки злополучной статуэтки.

Домработница слышала, что Ксения Львовна очень трепетно относится к своей коллекции изделий из бисквита ^[5], хранит ее в специальном шкафу в кабинете, и никого не подпускает к ней. Варе было предельно ясно: сегодня ее последний день работы у Кауф. Ее выгонят, не заплатив ни копейки. Хорошо, если не заставят возместить ущерб…

И тут в чулане появилась Алина.

– Знаю про твою беду, – начала певица с порога. – Перестань лить сопли. Быстро езжай вот по этому адресу к Александру Кошмарову. У него замечательные руки, так склеит статуэтку, что никто и не поймет, в каком месте она была разбита. Говори что хочешь, но упроси парня срочно приехать сюда со всем необходимым инструментом. На, держи деньги на такси.

Ошеломленная добротой поп-звезды Варвара, забыв сказать ей «спасибо», побежала ловить машину.

Александр оказался дома и почти сразу согласился отправиться в Подмосковье. Лепеча слова благодарности, Борисова села в крошечную иномарку своего спасителя и всю дорогу назад осторожно рассматривала мастера на все руки. Парень был волшебно красив! Такому бы сниматься в кино, играть в театре, ходить по подиуму, а не фарфоровые безделушки клеить.

Но специалистом Александр показал себя отменным. Он заперся в комнате Ванды, прихватив изуродованную балерину, и через полчаса статуэтка была как прежняя.

Комиссарова отнесла вещицу на место и предложила мастеру чаю. Едва красавец взял в руки кружку, как в столовую впорхнула приехавшая с занятий Триси. За ней шагал мрачный Иван. Было похоже, что парочка поругалась. Надо сказать, у Беатрисы не самый легкий характер, она из-за любой ерунды может взлететь на реактивной метле.

– Познакомься, солнышко, – защебетала Ванда, – с нашим гостем. Он взялся починить комод в гостиной. Ну тот, что с фарфоровыми медальонами.

Мастер встал и чуть наклонил голову.

– Александр.

– Триси, – кокетливо представилась Беатриса, словно забыв про Ивана. – А вы столяр?

– Нет, – смутился красавец, – художник. И мои картины хорошо продаются. Реставрация мебели мое хобби, я берусь только за очень интересные вещи.

С того дня Александр наезжал в особняк Кауф постоянно. С комодом он возился не спеша, вдумчиво, зашкуривал поверхность со скоростью черепахи по сантиметру в день. Варваре стало понятно, что ему очень нравится Беатриса. Девушка не обращала внимания на попытки живописца завязать с ней дружбу, а тот старался изо всех сил – предложил написать ее портрет, пригласил на свою выставку, позвал на день рождения, где должны были присутствовать многие из тех, чьи фото мелькали в гламурной прессе. Но Триси вежливо отказалась от всех предложений, сославшись на учебу.

Как-то раз Варя пошла в бойлерную покурить. В доме Кауф строго-настрого запрещалось дымить, но в помещении с отопительным котлом работала мощная вытяжка, и домработница тайком нарушала запрет.

Не успела Варвара достать сигареты, как до нее донесся голос Ванды:

– Ничего, сыночек, попытайся еще.

– Мама, дело дохлое, – ответил мастер.

Горничная замерла. Потом сообразила, что с внешней стороны дома, впритык к всегда приоткрытому, как требует инструкция, окну бойлерной, стоят Комиссарова и Александр.

– Не надо опускать руки, милый, – сказала Ванда. – Я объясняла тебе, насколько важно заинтересовать Триси. Если не ты, то кто?

– Не знаю, мама, кто, – чуть раздраженно отреагировал живописец, – но точно не я. Похоже, у них с Иваном настоящая любовь.

– Это невозможно! – отрезала Ванда. – Ты обязан ее отбить.

– Прямо вот так? Обязан? – хмыкнул Александр.

– Да, – отрубила Комиссарова. – Оцени, какая отличная партия: симпатичная девушка, семья прекрасная, денег в достатке, Ксения – идеальная теща, никогда в личную жизнь дочери не полезет, хозяйство в доме веду я. Владимир с Алиной тебя на руках носить будут, если ты спасешь их от катастрофы по имени Иван.

– Мама, я не намерен жениться. Сразу ведь предупредил: я готов уложить Триси в койку, но на этом все. И ты согласилась, сказала: «Нам бы только от Ваньки избавиться, остальное неважно». А теперь разговор в другую степь заворачивает? – возмутился Александр.

– Потому что я понимаю, как будет для тебя лучше, – парировала Ванда. – Все равно когда-нибудь придется семьей обзаводиться. И кого ты найдешь? Нищую свиристелку? А Кауф зятю поможет, у тебя всегда будут деньги на выставки. Наймем пиарагента, о Кошмарове заговорит пресса. А через несколько лет ты разведешься. И тогда станешь свободным, но уже известным и обеспеченным.

– Я не готов продаться за бабки, – сердито возразил реставратор.

– Однако согласился же за гонорар отбить Триси у Ивана, – напомнила Ванда.

– Верно, – после паузы признал Александр. – Потому что предполагал, что дело обойдется одноразовым сексом. Иван узнает, что невеста ему изменила, и уйдет. А я брошу Беатрису. Она похнычет и утешится в объятиях кого-то другого. К женитьбе я решительно не готов. И считаю, что пора закрывать лавочку. Ваню и Триси связывает настоящая любовь, их надо оставить в покое.

– Нет, сыночек, это невозможно! – запричитала Комиссарова. – Я так на тебя надеялась! Обычно женщины штабелями к твоим ногам укладываются.

– Значит, не всем я прихожусь по вкусу, – засмеялся Саша. – Кстати, почему ты взъелась на Ивана? Оставь беднягу в покое. Что в нем тебя не устраивает? Бедность? Провинциальное происхождение? Сама пару секунд назад ты сказала, что денег Кауф хватит на десятерых. И я, между прочим, тоже не коренной москвич. Зачем разбивать счастье девчонки? Ну, выйдет она замуж за Ваньку, родит ребенка. Ничего ж плохого. Разведутся? Подумаешь, Триси с младенцем по миру не пойдет. Останутся они навсегда вместе? Флаг им в руки.

– Ой, замолчи, – зашипела Ванда, – ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Если Триси распишется с Иваном, случится непоправимая беда. И не дай бог, у них дитя родится.

– Какая еще беда? – засмеялся Саша.

– В общем, слушай внимательно, сынок. Если ты сумеешь переманить Триси, чтобы Иван навсегда исчез из ее жизни, Владимир заплатит тебе двести тысяч долларов, – пообещала Ванда.

Воцарилось молчание. Потом Александр пробурчал:

– Ну, раз так… Хорошо, я попытаюсь.

– Деточка, ты не пытайся, а сделай, – потребовала Комиссарова. – Помоги маме. Столько нервов я потратила, чтобы тебя в дом внедрить вроде как случайно.