Глава 9

Галина Леонидовна оказалась столь же беспечна, как и только что встреченная мною школьница. Забыв даже спросить, кто там, она мгновенно распахнула дверь в квартиру и приветливо улыбнулась.

– Здрассти.

Я окинул взглядом крепкую, если не сказать полную шатенку и испытал легкое разочарование: на стройную блондинку Франсуазу хозяйка совсем не похожа.

– Вы к кому? – улыбалась тетка.

– Хотелось бы поговорить с Галиной Леонидовной.

– А хозяева уехали в Италию, – бойко ответила бабенка, – я ихняя прислуга, меня стеречь добро оставили.

– Вот незадача, – пробормотал я.

– А чего случилось? – жадно поинтересовалась домработница.

Я быстро оценил ситуацию и вытащил удостоверение. Но не то, где на обложке написано «Милосердие», а бордовую книжечку, украшенную золотым гербом.

– Разрешите представиться, начальник следственно-розыскного отдела Иван Павлович Подушкин.

– Ляля, – испуганно представилась поломойка, – ой, милиция.

Я аккуратно убрал документ в барсетку. Люди, как правило, крайне невнимательны, практически никто не замечает достаточно крупные буквы, складывающиеся в надпись «Частное детективное агентство „Ниро“». Но, может, оно и к лучшему? В России милицию не любят, побаиваются и одновременно считают защитницей. Во всяком случае, те журналисты, которые с экрана и с газетно-журнальных полос обвиняют людей в серо-синей форме во всех возможных грехах, в случае ограбления кидаются именно в районные отделения с воплем: «Помогите».

Ну а простые люди при виде ментов моментально становятся откровенны и рассказывают то, о чем предпочли бы умолчать в ином случае.

– Чего я сделала-то? – растерянно забормотала Ляля. – Если вы по поводу вчерашнего, то у меня день рождения был. Я ж тут живу, ну и собрала гостей, чуть-чуть потанцевали, но в одиннадцать разошлись. Если вам Наталья Петровна из двадцать третьей наврала, будто мой брат на лестнице нагадил, то не верьте, Сеня не пьет, и вчера его…

– Не волнуйтесь, – приветливо сказал я, – речь пойдет совсем о другом. Можно я зайду внутрь? Или вы хотите, чтобы Наталья Петровна из двадцать третьей в деталях слышала нашу беседу?

– Ступайте скорей сюда, – забеспокоилась Ляля, – ботинки только снимите, у Галины Леонидовны эксклюзивный паркет, африканский кедр.

Я молча влез в жесткие резиновые тапки. Африканский кедр, ну-ну!

Ляля провела меня на кухню и заботливо спросила:

– Может, чайку?

– Лучше сразу к делу, – ответил я и вытащил рисунок. – Скажите, у Галины Леонидовны есть такая сумка?

Домработница всплеснула руками:

– Неужто нашли? Вот уж никогда бы не поверила!

– Сделайте одолжение, – попросил я, – объясните спокойно. Значит, сумку знаете?

Ляля села у круглого, покрытого красивой кружевной скатертью стола и зачастила. Я очень внимательно вслушивался в ее достаточно правильную речь. Ситуация сначала показалась вполне банальной. Домработница бойко рассказывала о хозяевах.

Галя и Миша Кусковы жили достаточно скромно, особых денег не имели, и запросы их были невелики, но потом вдруг неожиданно случилось чудо. Михаил решил заняться немудреным бизнесом, побегал по инстанциям, собрал необходимые бумажки и поставил в одном из отдаленных районов столицы машину, организовал пункт по сбору пустых бутылок. Расчет у мужика был простой – стеклянную тару он принимает, допустим, за пятьдесят копеек, а на переработку сдает по семьдесят, разница должна осесть в кармане. Галя, как верная жена, одобрила супруга.

– Все равно меньше, чем в твоем НИИ, не получишь, да и я из детского сада ерунду приношу, – сказала она, благословляя бизнес.

Супруги продали единственную семейную реликвию: кольцо и серьги с крупными камнями, антикварную драгоценность, доставшуюся Гале от прабабки, и приобрели «Газель». Поскольку средства не позволяли нанять работника, Галя, сама обрядившись в синий халат, стала общаться с бомжами и пенсионерами, Миша ворочал ящики и гонял «Газель» на перерабатывающий завод.

Через год у четы имелось двадцать два грузовика, Кусковы ухитрились монополизировать никем ранее не охваченный рынок. В семью пришел достаток, Миша и Галя начали меняться. В квартире сделали хороший ремонт и обставили ее шикарной мебелью, купили иномарку, приобрели дачу, завели в холодильнике икру, крабы, авокадо и сырокопченую колбасу. Галя открыла для себя мир дорогих магазинов, а Миша начал курить сигары и разбираться в галстуках.

И тут о супругах вспомнили родственники, откуда-то они узнали о благополучии Кусковых и начали активно набиваться в гости. Галя с огромным удивлением выяснила, что у нее, оказывается, есть куча сестер, дочерей папы от первого брака, а у Мишки нашлись тетки по линии матери, все, как одна, многодетные, бедные и голодные.

Сначала Галя и Миша, слегка стыдясь своей удачливости и богатства, помогали всем, засовывали в разверстые рты еду, а в протянутые руки деньги. Потом Галя поняла, что аппетиты родственников увеличиваются, а сберегательный счет в банке тает, словно сахар в горячем чае. Она занервничала и отказала одной из теток в дотации, разразился дикий скандал, в результате которого наглая родственница с воплем: «Чтоб вам в гробу рот купюрами заткнуло!» – вылетела из квартиры Кусковых.

А Галя и Миша приняли историческое решение: они более никому милостыню не подают, и вообще, отчего милых родных не было около Кусковых в те годы, когда супруги не могли себе позволить сыр на бутерброды?

Разозленные побирушки первое время звонили Гале и говорили гадости, потом сменили тактику, начали плакать и жаловаться, но Кусковы сцепили зубы и не дрогнули. Мало-помалу буря утихла, и супруги зажили счастливо, спокойно собирая себе на безбедную старость.

Примерно год тому назад, поздно вечером, в непогожий, холодный октябрьский день в квартире Кусковых раздался звонок. Ляля открыла дверь и увидела худенькую, почти прозрачную девочку лет семнадцати. Одета непрошеная гостья была совершенно не по погоде, в коротенькую юбчонку из кожзама и курточку, едва прикрывавшую грудь.

– Здрассти, – пролепетала она, – дядя Миша тут живет?

– Который? – поинтересовалась Ляля. – Дядь Миш полно, ты фамилию назови.

– Кусков, – пробормотала бледная, как дешевый йогурт, девица и упала в обморок.

Ляля кинулась к хозяевам, Галя, человек не злой и даже скорей сердобольный, мигом вызвала «Скорую», приехавшие медики вынесли вердикт: у незнакомки голодный обморок.

После энного количества уколов замученное существо обрело членораздельную речь и сумело сообщить о себе необходимые сведения.

Девушку звали Катей Воскобойниковой, ее бабка Ольга Ивановна приходилась родной сестрой бабушке Миши. В ранней молодости женщины дружили, но потом жизнь расшвыряла их по разным углам, Ольга Ивановна после окончания учебы отправилась в деревню, где и проработала учительницей до самой смерти, а Елена Ивановна была ткачихой, жила в Москве. Родственницы давно не общались, не переписывались, не созванивались. Елена Ивановна скончалась в начале семидесятых, а вот Ольга Ивановна, хоть и была на три года старше, проскрипела до нынешнего лета, скорей всего свежий воздух продлил ей жизнь.

После смерти бабушки Катя осталась одна, ее родители давным-давно погибли, утонули во время рыбалки. Катюша только успела окончить школу, как Ольга Ивановна преставилась. Глупая девочка, решив, что ей нечего делать в умирающей деревне, надумала кардинально изменить свою судьбу. Для начала она продала скромный бабушкин домик и с вырученными деньгами поехала в Москву, поступать в университет.

На филфак Катя не попала, срезалась на сочинении, в педагогический тоже не прошла, потерпела неудачу и на экзаменах в техникум. В начале сентября перед растерянной Катюшей стал вопрос: куда деваться? Деньги закончились, возвращаться в село невозможно, негде там теперь жить, родной домик давным-давно принадлежит другим хозяевам.

Катя попыталась устроиться на работу, но везде ей отвечали:

– Московская прописка есть? Постоянная? Ах, нету! Ну простите.

Помыкавшись по разным местам и потеряв всякую надежду устроиться, Катя окончательно растерялась, денег не было совсем, из снимаемой комнатенки хозяйка жиличку выперла. Услышала тихое блеянье девушки:

– Вы уж простите, сейчас заплатить не могу, но в следующем месяце обязательно долг верну, вот только на службу пристроюсь, – и выбросила Катю на улицу со словами:

– Вещички твои пока попридержу, чемодан верну, когда квартплату получу.

Катя оказалась в прямом смысле слова на улице, два дня она бродила по городу, один раз сердобольная продавщица угостила изголодавшуюся девушку булкой с сосиской, а спать провинциалка пристроилась в подъезде какого-то дома, поднялась на самый верхний этаж и скрючилась на подоконнике. Но долго подобный образ жизни вести было невозможно, и тут Катя вспомнила рассказы бабушки о ее сестре, живущей в столице. Денег на транспорт не было, до нужного места пришлось идти пешком, Катя еле-еле добрела до дома Кусковых и потеряла сознание.

Услыхав жалостный рассказ, Галя зарыдала, а Миша моментально принял решение:

– Ты живешь у нас, и точка.

Детей у Кусковых не было, и маленькая, щуплая, болезненного вида Катя разбудила в Гале материнские чувства.

Кускова одела, обула, слегка откормила богом данную дочку, дала ей денег на оплату долга за квартиру. Девушка съездила к хозяйке, привезла паспорт и жуткого вида чемодан, набитый отвратительными вещами. Галя покачала головой и выкинула шмотки на помойку, Миша целиком и полностью одобрил супругу.

– Сейчас отправим тебя на подготовительные курсы, – сказал он Кате, – а в конце лета ты точно поступишь в институт.

Ляля тоже полюбила возникшую из ниоткуда родственницу хозяев. Катюша была очень милой, приветливой, с ее появлением в доме словно засияло солнышко. К тому же девочка оказалась трудолюбива и старалась изо всех сил помочь по хозяйству: то картошки почистит, то полы помоет, то гладить бросится. Когда Ляля останавливала Катю со словами: «Это моя работа», та, весело улыбаясь, отвечала:

Конец ознакомительного фрагмента.