Песнь XII

Содержание.Путники приходят к каменной ограде седьмого круга, к первому его отделу (Ада ХІ, 37–39), в котором наказуется насилие против ближних. При виде поэтов, Минотавр, распростертый на границе этого круга, в бешенстве кусает самого себя; но Виргилий укрощает его ярость напоминовением о Тезее, его умертвившем, а пока чудовище крутится от бессильного бешенства, поэты сходят по громадным камням обрыва, обрушившегося в минуту крестной смерти Спасителя. На дне круга дугою изгибается глубокий ров, наполненный кипящею кровью; в нее погружены насилователи ближних. Кентавры, вооруженные стрелами, рыскают по берегам рва и стреляют в тех, которые выйдут из потока крови более, нежели им следует. Трое из них, Несс, Хирон и Фол, бросаются на пришельцев; но Виргилий укрощает и их ярость и, обратившись к Хирону, просит дать им проводника, который бы перенес Данта на хребте своем вброд через поток крови. Хирон избирает Несса, в сопровождении которого поэты идут далее и видят тиранов, погруженных в кровь по самые очи. Из числа их Несс указывает им на Александра, Дионисия, Аццолина и Обидзо Эсте, а в отдалении от них на одинокую тень Гвидо Монфорте. Кровавый поток к одному концу долины все более и более мелеет, так, что наконец едва покрывает ноги грешникам; напротив, к другому концу волны его становятся все глубже и глубже, и здесь-то на дне под волнами плачут вечными слезами: Аттила, Пирр и Секст, и разбойники Реньеры.

 
1    Скалист был край, где мы взбирались в горы,
    И тем, что в недрах он притом вмещал,
    Так страшен был, что всем смутил бы взоры.
 
 
4    С той стороны от Трента есть обвал,
    Обрушенный в Адиж землетрясеньем,
    Иль осыпью волной подмытых скал:
 
 
7    С горы, откуда свергнут он паденьем,
    В долину так обрывист косогор,
    Что сверху вниз нет схода по каменьям.
 
 
10    Так крут был спуск в ущелье этих гор,
    И здесь, заняв обрушенные скаты,
    Улегся Крита ужас и позор,
 
 
13    Подложною телицею зачатый.
    Увидев нас, он грыз себя, как зверь,
    В котором чувства бешенством объяты.
 
 
16    Но мой мудрец вскричал ему: «Поверь,
    Не царь Афинский здесь перед тобою,
    Который в ад тебе разверзнул дверь.
 
 
19    Прочь, лютый зверь! прочь! не твоей сестрою,
    Был низведен мой спутник в омут сей,
    Но вашу казнь узреть идет со мною».
 

Увидев нас, он грыз себя, как зверь…

 
22    Как дикий бык, сорвавшийся с цепей,
    Когда смертельным поражен ударом,
    Без сил, крутится в ярости своей:
 
 
25    Так Минотавр крутился в гневе яром.
    Но вождь всезнающий вскричал: «Беги!
    Теперь сойдем, минут не тратя даром».
 
 
28    По грудам скал я ускори́л шаги,
    И не один там камень вниз скатился
    Из-под моей трепещущей ноги.
 
 
31    Я думен шел, а вождь: «Ты изумился
    Громаде скал, где страж их, адский гад,
    С бесовской злобой предо мной смирился.
 
 
34    Так ведай же: когда в глубокий ад
    Я нисходил, в то время скал громада
    Не представляла мне в пути преград.
 
 
37    Но прежде чем, скорбящих душ отрада,
    Явился Тот, который, в Лимб нисшел,
    Отъял великую корысть у ада, —
 
 
40    Так потряслась пучина лютых бед,
    Что мир – я думал – вновь поколебала
    Любовь, чья мощь, как полагал поэт,
 
 
43    Не раз в хаос вселенную ввергала,
    И в то мгновенье древний сей утес
    Распался, здесь и ниже, в два обвала.
 
 
46    Но взор вперя в долину горьких слез:
    Клокочет кровь рекой там быстротечной,
    Где всяк кипит, кто ближним вред нанес!»
 
 
49    О страсть слепая! гнев бесчеловечный!
    Ты в краткой жизни нас палишь в огне,
    А здесь в крови купаешь в жизни вечной!
 
 
52    Ров, полный крови, я узрел на дне:
    В равнине он дугою изгибался,
    Как говорил о том учитель мне.
 
 
55    И между рвом и крутью гор скитался
    Со стрелами Кентавров буйный род,
    Как на земле он ловлей забавлялся.
 
 
58    Завидев нас, спускавшихся с высот,
    Все стали в ряд; а трое, выбрав пуки
    Острейших стрел, к нам бросились вперед.
 
 
61    «Какой вас грех привел сюда для муки, —
    Так издали один воскликнул: – с гор?
    Ответствуйте: не то – мы спустим луки».
 
 
64    «Мы заключим с Хироном договор,
    Когда сойдем с нагорного навеса:
    Твой гнев всегда во вред тебе был скор!» —
 

Завидев нас, спускавшихся с высот,

Все стали в ряд…

 
67    Так вождь ему; а мне: «Ты видишь Несса:
    За Деяпиру умерев, излил
    Сам из себя он месть на Геркулеса.
 
 
70    С ним рядом, тот, что взор на грудь склонил, —
    Гигант Хирон, взлелеявший Ахилла;
    А третий, Фол, всегда неистов был.
 
 
73    Вкруг ямы рыщет тысячами сила,
    Стреляя в тех, кто выйдет из среды
    Кровавой больше, чем вина судила».
 
 
76    Лишь мы вошли в их страшные ряды,
    Хирон, схватив стрелу, назад закинул
    За челюсть пряди длинной бороды.
 
 
79    Потом он пасть огромную разинул
    И молвил: «Братья! видите, на дно
    Какие камни этот задний сдвинул:
 

Вкруг ямы рыщет тысячами сила,

Стреляя в тех, кто выйдет из среды

Кровавой больше, чем вина судила.

 
82    Так мертвецам ходить не суждено!»
    Но вождь мой, став пред грудью колоссальной,
    Где сходятся два естества в одно,
 
 
85    Сказал: «Он жив и я дорогой дальной
    Веду его в страну, где светит день:
    Не прихоть, рок ведет нас в край печальной.
 
 
88    Пославшая меня с ним в вашу сень
    Пришла оттоль, где гимн поют осанна:
    Он не разбойник, я не злая тень.
 
 
91    Но заклинаю силой несказанной,
    Что в трудный путь стопы мои ведет:
    Дай нам вождя, чтоб нас он невозбранно
 
 
94    Привел туда, где переходят вброд,
    И на хребте пришельца переправил:
    Ведь он не дух, свершающий полет».
 
 
97    Хирон направо к Нессу взор направил
    И рек: «Ступай, веди их тем путем,
    Где б им никто преграды не представил».
 
 
100    Тут двинулись с надежным мы вождем
    Вдоль берега кровавого потока,
    Где несся крик палимых кипятком.
 
 
103    Я видел сонм, погрязший в кровь до ока,
    И нам Кентавр: «Тираны здесь в слезах,
    Что лили кровь и грабили жестоко.
 
 
106    Здесь каются они в своих грехах:
    Здесь Александр и Дионисий вместе,
    Сицилии несчастной бич и страх.
 
 
109    А там чело поднял в глубоком месте
    Черноволосый Аццолин и с ним
    Тот белокурый злой Обидзо Эсте,
 
 
112    Убитый в мире пасынком своим».
    Я на вождя взглянул, но мне учитель:
    «Пусть будет первым он, а я вторым».
 
 
115    Немного дале, с вами стал мучитель
    Над сонмом душ, что погружен был весь
    По горло в яму – ужасов обитель!
 
 
118    Тень в стороне нам указал он здесь,
    Сказав: «Вот он, пронзивший в Божьем храме
    То сердце, что на Темзе чтут поднесь».
 
 
121    Потом я видел в адском Буликаме
    Главу и грудь взносивший сонм духов,
    И в их толпе узнал я многих в яме.
 
 
124    Все мельче, мельче становилась кровь,
    Так, что одни скрывала грешным ноги:
    Здесь перешли мы быстро через ров.
 
 
127    «Как бурный ключ на сем конце дороги
    Мелеет с каждым шагом, так равно
    И с той страны, – сказал мне спутник строгий —
 
 
130    Все глубже, глубже каменное дно.
    Он вниз гнетет, доколь впадет в те бездны,
    Где в век стенать тиранству суждено.
 
 
133    Там правосудье суд творит возмездный
    Над тем Аттилой, что был бич земли;
    Там Пирр и Секст; там вечно токи слезны
 
 
136    Сливают с кровью, где на век легли,
    Реньеро Падзи и Реньер Корнето,
    Что по дорогам столько войн вели».
 
 
139    Здесь вброд провел меня он и поэта.
 

Песнь XIII

Содержание. Поэты вступают во второй отдел седьмого круга, где наказуются насилователи самих себя – самоубийцы, превращенные в деревья, и расточители, нагие тени, вечно преследуемые адскими псами. Деревья самоубийц образуют густой непроходимый лес, в котором на ветвях вьют гнезда отвратительные Гарпии. Данте слышит человеческие вопли, но никого не видит. По приказанию Виргилия, он ломает ветвь с одного дерева и с ужасом видит истекающую из него кровь и слышит стоны. В дереве заключена душа Пиетро делле Винье, секретаря Фридерика II. По просьбе Виргилия, он повествует о причине, побудившей его к самоубийству, просит защитить на земле честь свою от наветов зависти и дает сведение о состоянии душ в этом круге. Едва Винье кончил, как две нагие тени с ужасом пробегают мимо поэтов, гонимые черными птицами. Впереди бегущая тень Сиенца Лано призывает смерть; другая же, тень Падуанца Иакопо ди Сант’Андреа, в изнеможении укрывается за кустом; псы набегают, рвут ее на части и разорванные члены растаскивают по лесу. При этом они разрывают и куст, который, обливаясь кровью, стонет, и на вопрос Виргилия дает сведение о себе и родном своем городе – Флоренции.

 
1    Еще Кентавр не перешел пучины,
    Как в дикий бор вступили мы одни,
    Где ни единой не было тропины.
 
 
4    В нем, скорчившись, растут кривые пни;
    В нем все темно, без зелени, без цвета;
    В нем яда полн бесплодный терн в тени.
 
 
7    В такую глушь, в такую дичь, как эта,
    Не мчится вепрь с возделанных полей
    В стране между Чечины и Корнета.
 
 
10    Вьют Гарпии там гнезда из ветвей,
    Прогнавшие с Строфад Энея криком,
    Пророческим предвестником скорбей.
 

Вьют Гарпии там гнезда из ветвей

 
13    На крыльях длинных, с человечьим ликом,
    С когтьми на лапах, с чревом птиц, они
    На страшных пнях кричат в смятенье диком.
 
 
16    «Пока мы здесь, – сказал учитель мне, —
    Узнай, мой сын, ты во второй долине,
    И будешь ты дотоле в сей стране,
 
 
19    Пока к ужасной не придешь пустыне;
    Смотри ж теперь: ты здесь увидишь то,
    Что подтвердит слова мои отныне».
 
 
22    Со всех сторон я слышал вой; но кто
    Стонал и выл, не зрел я, и в смятенье
    Я стал, от страха обращен в ничто.
 
 
25    Вождь, думаю, мог думать, что в сомненье
    Подумал я: не скрылся ли в кусты
    От нас народ, рыдавший в отдаленье;
 
 
28    И потому сказал он: «Если ты
    Одну хоть ветку сломишь в роще темной,
    То вмиг рассеются твои мечты».
 
 
31    Вблизи от нас терновник рос огромный:
    Я ветвь сломил с него; но он с тоской:
    «За что ломаешь? – простонал мне томно,
 
 
34    И, потемнев от крови пролитой,
    Вскричал опять: «Что множишь мне мученья?
    Иль жалости не знаешь никакой?
 
 
37    Когда-то люди, ныне мы растенья;
    Но будь мы души змей самих, и к ним
    Иметь ты должен больше сожаленья».
 

Вблизи от нас терновник рос огромный:

Я ветвь сломил с него…

 
40    Как с одного конца горит, другим
    И пенится и стонит прут зеленый
    И по ветру, треща, бросает дым —
 
 
43    Так здесь из ветви, издававшей стоны,
    Струилась кровь и, бросив ветвь, я стал,
    Как человек внезапно устрашенный.
 
 
46    «Злосчастный дух! – мудрец мой отвечал. —
    Когда б сперва поверил он преданью,
    Которое в стихах я рассказал, —
 
 
49    Он до тебя не прикоснулся б дланью.
    Я сам скорблю, что ваш чудесный плен
    Подвиг меня к такому испытанью.
 
 
52    Скажи ж, кто ты; а он тебе взамен
    Возобновит величье славы шаткой,
    Пришедши в мир из мрака адских стен».
 
 
55    И терн: «Так сильно манишь речью сладкой,
    Что я молчать не в силах, и на миг —
    О выслушай! – прильну к беседе краткой.
 
 
58    Я тот, кому от сердца Фридерик
    Вручил ключи, чтоб отпирал по воле
    И запирал я дум его тайник,
 
 
61    Для всех других уж недоступный боле;
    Теряя сон и силы для трудов,
    Я исполнял свой долг в завидной доле.
 
 
64    Развратница, что с кесарских дворцов
    Бесстыдных глаз вовек не отвращала, —
    Смерть общая и язва всех веков —
 
 
67    Против меня сердца воспламеняла
    И, Августу то пламя передав,
    Свет радости в мрак скорби обращала.
 
 
70    Тогда мой дух, в отчаяние впав,
    Мечтал, что смерть спасет от поношенья,
    И, правый, стал перед собой неправ.
 
 
73    Клянусь корнями юного растенья:
    Всегда хранил я верности обет
    Монарху, столь достойному почтенья.
 
 
76    Когда ж из вас один придет на свет,
    Пусть честь мою спасет от поруганья
    И отразит завистников навет».
 
 
79    Тут он замолк, и, полный состраданья,
    Сказал мне вождь: «Минут теперь не трать
    И спрашивай, коль есть в тебе желанья».
 
 
82    Но я ему: «Сам вопроси опять
    О том, что знать полезным мне считаешь:
    Душа скорбит; нет сил мне вопрошать!»
 
 
85    «О бедный узник! если ты желаешь,
    Чтоб просьб твоих не пре́зрел человек,
    Благоволи нам объяснить, коль знаешь,
 
 
88    Как в эти пни, – учитель мой изрек, —
    Вселились души? о скажи: в сем теле
    Останутся ль они в плену навек?»
 
 
91    Тогда вздохнул колючий терн тяже́ло,
    И вздох потом сложился так в слова:
    «Короток будет мой ответ отселе.
 
 
94    Как скоро дух все узы естества,
    Свирепый, сам расторгнет: суд Миноса
    Уж шлет его в жерло́ седьмого рва.
 
 
97    И дух, упав в дремучий лес с утеса,
    Ложится там, куда повергнет рок,
    Где и пускает стебль как колос проса.
 
 
100    И стебль растет, искри́влен и высок,
    И Гарпии, кормясь его листами,
    Творят тоску и для тоски исток.
 
 
103    Подобно всем, пойдем мы за телами,
    Но в них не внимем: правый суд Небес
    Нам не отдаст, что отдали мы сами.
 
 
106    Мы повлечем их за собою в лес:
    У каждого из нас в бору угрюмом
    Повиснет тело на ветвях древес».
 
 
109    Вниманья полн, весь предан грустным думам,
    Еще я ждал от терна новых слов,