V

Сколько ещё времени понадобилось бы нашему герою для бессмысленных попыток с кем-либо познакомиться? Сколько бы ещё он скучал и бездельничал, шатался призраком по школе и просто сидел на уроках, если бы не прокралась в его судьбу рука невидимого художника, решившего нанести на лист его жизни яркие краски! Перелистаем-ка, с Вашего позволения, всего лишь неделю с момента, который мы вспоминали в прошлой главе.

Погода стояла в послеобеденное время самая солнечная. Снег твёрдыми сугробами расстелился по улицам и белоснежным морем разлился по лужайкам. На небе не было ни единого облачка, природа преображалась, будто готовясь к возрождению после долгого снегопада и холодных вьюг. Противящийся холоду солнечный диск пробирался в потаённые уголки города, бросая ослепительные жёлтые лучи направо и налево, как сеятель раскидывает зёрна на бескрайние пустынные поля, чтобы раскрасить их во все цвета природы. От каждого шага слышался приятный снежный хруст, забавляющий и успокаивающий бегущих пешеходов. Снег напоминал о зиме и бодрящем морозце, а солнце заставляло всех улыбаться и напоминало о радостях и прелестях жизни. Было и холодно от снега, и тепло от света в одно и то же время; в этой гармонии слились два источника спокойствия и благодати, сотворив незабвенное чудо.

Коля спешил на курсы игры на гитаре. Из-за непрошенной задержки урока, состоявшейся по прихоти классной руководительницы, он боялся опоздать. Гитара была единственным его увлечением, хоть и навязанным родителями, так как те уже просто не знали, что хочет в этой жизни их сын. Труфин выбежал из гардероба, наскоро накинув на себя рюкзак. Он стал щуриться от боли в глазах из-за яркого света, как только очутился вне школы. Это заставило его на секунду остановиться и в мыслях пожаловаться на то, что даже снег и солнце мешают спокойно дойти до дома. Коля отвлёкся на мысль о приближавшемся занятии и побежал дальше.

Вылетая со двора новой школы, он протиснулся между двумя подростками, спокойно выходившими через калитку. Вдруг, как назло, он резким движением сбил кого-то с ног, так что этот кто-то поскользнулся на льду и упал, причём не совсем мягко. Послышалось вскрикивание.

– Ой, извините! – машинально спохватился Коля и обернулся в сторону пострадавшего, намереваясь тут же побежать дальше…

На заледеневшем тротуаре лежала испуганная и одновременно удивлённая девочка в белой шубке, без шапки, с красным рюкзаком за спиной. «Это же она!» – пронеслось в голове Коли, и он с радостным волнением и необъяснимой тревогой приблизился к сбитой с ног незнакомке, той самой, к которой он недавно зачем-то намеревался подойти. Он поправил очки и на некоторое время умудрился потерять дар речи, чего раньше с ним практически не случалось…

У всех разные взгляды на этот мир, разные вкусы, разные потребности. Каждый человек по-своему относится к жизни, имеет уникальный ход мыслей; любому из нас нравится то, что нравится именно ему. Когда одни говорят, что им нравится определённый вид печенья, другие возражают, что он совсем не такой, как тот, который нравится им. Так и с чувствами… Кто-то способен любить, кто-то нет; кто-то влюбится сегодня в самую красивую девушку на земле, а кто-то так же сильно завтра полюбит совершенно другую, которую тоже будет считать самой красивой. Кто из них прав? Наверное, и тот, и другой.

Нашему герою суждено было встретить свою самую красивую девушку на свете (позвольте автору с ним согласиться). У неё были длинные шелковистые чёрные распущенные волосы, воздушным водопадом разливавшиеся с головы на тонкую шейку и хрупкие плечи. Коле даже показалось сначала, что цвет волос её был не таким, более светлым, особенно по краям головы: солнечные лучи придавали их кончикам сияющего древесно-золотого оттенка, как будто в них игралось само солнце, смеясь и резвясь на прохладном ветерке, задевавшем каждый волосок и слегка приподнимавшем причёску на воздух. Испуганные и чуть недоверчивые глаза незнакомки, то ли тёмно-карие, то ли светло-зелёные – сложно было точно определить название этого волшебного цвета – излучали, несмотря на недовольство, какое-то таинственное тепло, может быть, даже целую жизнь! В них отражалось солнце, рисуя в зрачках небесной краской яркие блики. О, эти живые глаза! Сколько можно сказать о человеке всего лишь по выражению его зеркала души, как называл их классик! Нет, нет, это даже не зеркало, а таинственный коридор, позволяющий прочитать все мысли и чувства человека, проникнуть в его особый внутренний мир… Но проблема в том, что не всегда тот, кому мы смотрим в глаза, может невольно заставить вглядываться в них снова и снова. Только если человек сам живёт, а не проживает свою жизнь, пышет любовью к людям, радуется приятным событиям и с участием и желанием смотрит на этот мир, тогда и только тогда его глаза сами оживают! Бывает, рассказчик увлечётся какой-то историей, с гордой улыбкой и, казалось бы, интересом повествует о тех или иных известиях… но глаза его не выражают ничего, кроме безразличия и скуки, простого желания говорить; самому же человеку в глубине души вовсе не интересно всё это рассказывать, или же он просто думает в это время о другом. Здесь было совершенно иначе! Глядя на случайно обиженную им девочку, Коля не мог отвести глаз от её бездонного загадочного взгляда, невольно захватившего его в плен, обнявшего со всей силой и нежностью, прижимая к себе и не отпуская ни на минуту…

Прошло не больше трёх секунд. За такое незначительное время в душе нашего героя произошло столько перемен, что он вдруг во всём переменился. Думать о предстоящих занятиях для него казалось теперь глупым, лишним, ничтожным, по сравнению с тем, что он сейчас пережил и через что ему предстояло пройти после. Он окончательно забыл про то, куда только что так быстро мчался. В сердце томилось волнение.

– Ничего, – вдруг прозвучал осуждающий, но нежный, чистый голосок в ответ на давно уже, три секунды назад – а, если быть точнее, целую вечность – забытую Колей реплику. Он вздрогнул, по рту и шее прошла лёгкая судорога, помешавшая сначала что-либо говорить, а тело вмиг покрылось приятными мурашками. – С кем не бывает! – пытаясь пошутить, но жмурясь от боли после падения, сказала девочка.

– Вы… Ты… Ты не-е… не ушиблась? – неожиданно для себя стал заикаться Труфин. «Вот ещё не хватало, соберись!» – думал он, но не знал, что и как делать дальше. Сердце начинало колотиться с неимоверной силой, и чем дальше, тем чаще, пытаясь что-то испуганно или радостно выкрикнуть всем людям на земле.

– Конечно, ушиблась! Тут же лёд! – с досадой проговорила она. Уже не глядя на него, она стала слегка тереть коленку и делать усилия, чтобы встать.

– Давай, помогу! – вдруг прозвучали слова, напугавшие самого Колю. Не понимая, что сейчас будет, и не ручаясь за свои действия, он подал руку незнакомке. Та посмотрела на школьника своими лучистыми глазами, от удивления подняла чёрные брови и на секунду улыбнулась незнакомцу. Каждая такая секунда откладывалась в памяти Коли, как несмываемые пятна краски на белой бумаге.

– Спасибо, – ответила девочка, немного смутившись, – я сама…

Она попробовала привстать, а Коля немного замялся. Наконец, он сообразил перехватить её руки и сделать дело самому (откуда появилась эта скорость мыслей, ему не свойственная, он не мог понять; мыслил он совсем не так, как прежде). Не успел он разобраться в своих действиях, как взял её хрупкие, не знавшие усилий руки, нежно сжимавшие теперь его руки. По телу Коли пробежала мелкая дрожь, когда он поднял на ноги прелестную школьницу. Она с благодарностью и удивлением посмотрела на него и робким движением руки поправила чёрные волосы, заслонившие её румяные от холода щёки, то и дело вспоминая о больной ноге.

– Спасибо! Ух…

– Больно?

– Конечно!

– Слушай, ну, извини, пожалуйста…

– Да ничего страшного! До свадьбы заживёт. Поболит немного и всё.

Коля взял рюкзак, упавший с неё на землю, и чуть не подал его обратно в руки случайной знакомой. Он вдруг осознал, что не уверен в своих действиях, что будто не он управляет собой, но предложил девочке сесть на скамейку в двух шагах от выхода из школы. «Что будет дальше?» – подумал он, и, держа в одной руке её руку, а в другой – рюкзак, посадил её и случайно заглянул девочке в лицо, но тут же, стыдясь чего-то, потупил глаза. Новая мысль вдруг вскочила в его голове, и он не успел подумать о том, была ли она правильной или лишней:

– А… Как же ты до дома дойдёшь?

– Да как-нибудь уж дойду…

– Может, тебя проводить?

«Вот дурак! Что я говорю?» – сказал про себя Коля, пугаясь неизвестности.

– Ой, да не надо! – засмущалась она. – Я сама дойду! Не стоит.

– Нет, ну… – «Заладил! Ну, ну… Баранки гну! Сама говорит, не надо! Чего я лезу-то?» – это ж я тебя сбил, всё-таки давай провожу, а то… неудобно!

«Молодец! И что теперь будет? Ещё и сердце… Надо успокоиться, но как?» – уже почти в панике подумал он.

– Ладно, спасибо, – улыбнулась она после паузы и немножко прищурила от улыбки нежные играющие светом и теплом глаза, – я тут недалеко живу: вон там, через дорогу.

– Отлично! – «Да, конечно, лучше не бывает! Ну и влип же ты! Выкручивайся теперь», – Давай, возьму, – «Как же её…» – Обопрись-ка!..

– Хорошо…

– Вот так, – он взял её руку, боясь внезапной ошибки. В своём воображении он уже сам падал на лёд, а рюкзак улетал на пятый этаж соседнего дома. Всё шло как нельзя лучше, но это будто предвещало что-то страшное и нелепое. Казалось, это должно было обязательно произойти через мгновение. Руки начинали дрожать, а Коля не знал, куда их девать. Ум его не слушался.

– Уфф…

– Осторожно, поднимаемся… Молодец! Не больно?

– Нет, нормально. Встать могу, значит, не всё так плохо.

Повсюду на круглых сугробах драгоценными камнями сверкали звёзды, переливаясь в лучах дневного света. Ветви деревьев были покрыты снежным слоем, спадавшим с них при малейшем прикосновении. На одну из веток сел воробей и, радуясь солнцу, стал изо всех сил чирикать, будто в этом звуке заключался смысл его жизни. Такой умиротворённой природой можно было любоваться вечно, но ведь и другое солнце, такое же тёплое и манящее, светилось теперь рядом с нашим героем. Он вёл под руку свою спутницу, пытаясь отвлечься на снеговика, стоявшего неподалёку с поднятой рукой из упавшей ветки и одобрявшего всё, что происходило вокруг. Коля правой щекой иногда ощущал щекотное и в то же время приятное прикосновение мягких волос пострадавшей девочки, заставлявшее его несколько раз вздрагивать, и пытался придумать, что сказать и как не сглупить. Неловкое молчание не могло продолжаться долго.

– А ты тоже в этой школе учишься? – прервала она задумчивость Коли и тем же спасла его.

– Да… В восьмом «А»…

– О, а я в восьмом «Б»! – с наивным восторгом ответила она.

– Здорово! – ответил он и сам не понял, почему это хорошо или почему это не должно быть хорошо, притворяться ли, что он этого не знал, или сказать, как есть. – Я новенький, недавно сюда перешёл.

– Ясно. А почему?

– Да просто там… шестидневка, второй язык, да и ехать дальше. А ты здесь с первого?

– Да. Вряд ли переходить буду, если только переедем. Но мне кажется, не должны. Уф… Побаливает… Нам туда!

Коля вдруг во время её ответа повернул голову и вблизи посмотрел на неё вместо того, чтобы вглядеться туда, куда она показала. Его поразила необыкновенная естественность и простота в её лице. Не было никаких густо накрашенных ресниц, бросающейся в глаза тёмной туши или помады, которые всего лишь притягивают к себе внимание, но редко улучшают уже существующую красоту. Было похоже, что её волосы тоже от рождения носили такой дивный цвет, тёмный и в то же время кажущийся светлым от прикосновения солнечных лучей. Он не ошибся. В движениях незнакомки было что-то настоящее, непридуманное. Единственным искусственным украшением были маленькие сверкающие жемчужные серёжки, которых почти не было видно из-за густых волос. Коля боялся засмотреться: несколько раз поворачивал голову в её сторону, а затем старался скрыть своё внимание.

– Что?.. – спросила она, поймав на себе его странный взгляд, после того, как они перешли дорогу.

– А, ничего… – опять смутился Коля и вдруг слишком заметно нервно сглотнул. Они помолчали.

– Кстати, ты же куда-то спешил?

– Куда? – испугался он неожиданного вопроса.

– Ты… бежал куда-то.

– Бежал? А! Точно! Да ладно, я не так уж и опаздываю, – зачем-то начал оправдываться Коля, хотя не успел сообразить, правда ли это. – Я… на гитаре учусь играть… Как раз на курсы шёл.

– Ого! Правда? – заинтересовалась она, и её глаза заиграли нежным светом.

Труфин снова посмотрел в них и чуть не забыл её вопрос. Наконец, он улыбнулся и нашёл в себе силы ответить ей прямо в глаза, но после первого же слова опять отвёл взгляд вперёд:

– Да. Уже год занимаюсь, мало что умею, но пытаюсь, по крайней мере.

– Интересно. Я просто сама в детстве училась на флейте. Правда, многое уже забыла. А на гитаре сложно?

– Ну, как сказать… Научиться можно. Главное – понимать, что сыграть хочешь, и чувствовать мелодию. А так, наверное, легко, – начал было говорить Коля, но, именно когда тема разговора стала многообещающей, они подошли к дому незнакомки.

– Вот здесь я живу! Тут на первом этаже, так что дальше сама доберусь. Спасибо большое, что проводил!

– Да не за что… Ещё раз извини, – начал мямлить Коля по поводу уже давно забытой обиды, но казавшейся ему до сих пор не прощённой.

– Да всё нормально! – засмеялась она, осматривая коленку.

– Ну и хорошо! – засмеялся в ответ Коля и снова взглянул в её сияющие от смеха глаза лесного цвета. Никогда он раньше не видел таких чистых, искренних, полных жизнью глаз, манящих к себе без всякой выдумки и фальши, не сводя взгляд с которых, можно видеть человека с ног до головы. Такие глаза могут быть только с рождения. Как я раньше их не замечал?

– Ты смешной! – пошутила она, продолжая смеяться, и поправила распущенные волосы.

– Ты тоже!.. То есть нет, я хотел сказать… Да что ж такое! – вслух испугался Коля и снова засмеялся вместе с новой знакомой.

– Ладно, пока!

– Давай, пока, – отдав ей в руки рюкзак и необычно улыбнувшись, проговорил он. Но она не заметила той улыбки.

Она начала искать в кармане ключи. Чуть прихрамывая и пройдя пару шагов к дверям, она уже было достала их и прислонила к домофону. Он стоял в том же положении и, улыбаясь, смотрел на неё сквозь очки мечтательным взглядом.

Вдруг она неожиданно обернулась, и ему пришлось притвориться, что он вовсе не глядел на неё в это мгновение. Волосы девочки слегка приподнялись на ветру. Правую щёку и затылок Коли снова окатило тёплыми мурашками, заставившими его взбодриться. «Странно, – подумал он в одну секунду, – такие же появляются во время страха, холода или озноба от высокой температуры. Но эти очень даже приятные!» Мурашки эти не кололи… они укутывали, как мягкий шерстяной свитер или пушистое одеяло: от них становилось намного теплее и уютнее, они словно придавали сил. Коля был прав: эти ощущения были особенными, хотелось испытывать их снова и снова. Но в тот раз они продолжались недолго.

– Слушай, так мы до сих пор не познакомились даже!

– Ой, да! Кстати! Меня Коля зовут! Коля Труфин, ну, то есть просто Коля, – начал он опять путаться в словах. Она с доброй улыбкой ответила:

– А меня Катя! Просто Катя, – сказала она и, снова рассмеявшись и прикусив от улыбки нижнюю губу, открыла дверь подъезда.

– Катя. Хорошо, пока! – улыбнулся он и собрался помахать ей рукой, тут же убрав её за голову, будто почёсывая затылок.

– Пока, пока!

Дверь закрылась. За ней скрылось чудо, то самое чудо, что даёт человеку возможность летать, парить в воздухе от счастья!

– Катя, – повторил Коля вслух. С блаженной улыбкой он всё ещё смотрел на дверь подъезда. – Катя… И что это со мной? – прибавил Труфин и медленно пошёл обратно.

Он не спеша отправился в противоположную сторону, туда, через дорогу, где находилась школа; она была по пути. Неподалёку какая-то старушка усердно бросала голубям то ли семечки, то ли пшено, а они старались подобрать всё, что падало к ним сверху, часто отскакивая от очередной неожиданной порции корма и тут же торопясь подбежать обратно раньше остальных. Коля прошёл дальше, держа руки в карманах, с сияющим выражением лица всматриваясь в синее небо. Он остановился, когда увидел уже знакомого снеговика, улыбнулся и даже приветственно помахал ему. Он чувствовал настоящую свободу, душераздирающее желание жить, творить, хоть и не знал тогда, что именно. Ему не мешал ветер, солнце уже не слепило глаза. Ему казалось, что его никто не видит и можно делать всё, что угодно. Около школьного двора, напоминавшего теперь пустой вокзал, где только что провожали и встречали родители своих детей, Труфин остановился и кинул взгляд на скользкий асфальт, послуживший поводом к перевороту в его душе. Подкидывая в небо шапку, с детской радостью насвистывая одному ему знакомую мелодию и подскакивая необычайно высоко, он шёл домой. Проходя мимо детской площадки, Коля услышал, как мальчишка лет трёх-четырёх окликнул его:

– Дядя! Подай мячик!

Высунувшись через пару секунд из-под скамейки, Труфин сказал:

– Вот, держи! – и отдал ребёнку его сине-зелёный мяч.

– Спаси-и-ибо! – протянул мальчик в комбинезоне и шапке с помпоном, с улыбкой принимая из рук незнакомца самое дорогое, что у него есть.

«Дядя? Хм… А ведь правда!..»

Он почувствовал мгновенный прилив сил, его будто зарядило энергией. Стало легче внутри, тяжесть учебников за спиной почти не чувствовалась. Повернув за переулок, Коля снял с себя рюкзак, прокрутился с ним в руках раза два и упал в снег недалеко от дороги, раскинув руки и ноги в разные стороны. Он пролежал так минуту, пока не начало возвращаться ощущение холода. Наконец, вспомнив о гитаре, он встал и медленным шагом пошёл на курсы, уже давно опоздав на них.