2.2. «Отчуждение» народа от власти

Общественно-политическую ситуацию накануне 1985 года излагает М. Горбачев в своих мемуарах: «Народ устал от безвременья, от демонстрации официальной глупости. Повторение пройденного стало восприниматься как знак грядущей смерти, вырождения. Общество к этому времени устало от традиционных лозунгов, идеологии и даже от надоевшего всем языка власти. Оно ждало нового лидерства, нового языка власти и, конечно же, новых дел»²⁴.

Вот мнение А. Яковлева об «отчуждении» народа от власти: «Ядро деформации [в системе], их суммарное выражение – отчуждение человека. Отчуждение от власти, от собственности, от производства… Шаг за шагом сложилась государственная монособственность, освященная моновластью.

Не была найдена гармоничная связь между всеобщим (государственным) и частным (индивидуальным, личностным) интересом»²⁵.

Доктор исторических наук А. Барсенков, специалист по новейшей истории России изобразил советскую систему как «геронтократию», далекую от насущных проблем народа: «Престарелый, немощный, бесцветный аппаратчик [К. Черненко], лишенный даже тени харизмы своих предшественников… принимающий трясущимися руками у больничной койки мандат „народного избранника“ из рук униженно – подхалимствующего В. В. Гришина – более отвращающего символа старой власти придумать было трудно. Не только народ, но и правящий элитный слой все более осознавали дальнейшую бесперспективность существования такого варианта соцсистемы»²⁶.

Мнение профессора А. Галкина об отчуждении народа от власти: «Политический кредит, которым на протяжении десятилетий располагала власть, основывался на идеологической эрудированной вере населения в то, что серьезные тяготы, которые сопровождают его повседневное существование, преходящи и что не далек тот час, когда настанут лучшие времена. Эта вера зиждилась не только на обещаниях и провозглашаемых программных документах, но и на некоторых реальных актах социальной политики, которые воспринимались как свидетельство движения в обещанном направлении. Однако чем дальше, тем яснее становилось, что будущее, с которым связывалось грядущее улучшение, отодвигается все дальше и дальше. Это порождало разочарование, которое перерастало в отчуждение от власти, постепенно превращавшееся во враждебность к ней»²⁷.

(Р. Пихоя, возглавлявший архивную службу России, приводит письмо, в котором отмечается, что номенклатурная бюрократия совершенно не заботится о благе простого народа: «Слушайте, а мы такого бюрократа держим! …Такие кадры нам не нужны. Разрушить эту номенклатуру. Развели бездельников, которые угождают только вышестоящим и совершенно глухи к людям»²⁸.

Вот мнение профессора Б. Славина по тому же пункту проблемы: «Стратегия перестройки проста и сложна одновременно: окончательно преодолеть отчуждение человека от труда, власти и культуры»²⁹.

Еще в 1986 году в Политбюро ЦК КПСС заговорили о демократических преобразованиях, ведь одной из главных проблем современного советского общества было взаимное непонимание властных структур КПСС и ее отделов и прочих кадров административно-командной системы, с одной стороны, и простых людей – с другой стороны. Из разговора Горбачева с соратниками на эту тему: «Мы видим, что у народа поднимается политическая, социальная активность и он готов участвовать во всех делах. А наши кадры не готовы действовать, отучились советоваться с людьми, проявляют нетерпимость»³⁰. Но, с другой стороны, и простые люди не проявляли инициативы в общественно – политической жизни, демонстрировали правовой нигилизм (это, кстати, заметно и сейчас). Так считает профессор В. Логинов: «Долгие годы жесткого отчуждения людей от политики, от принятия решений оставили тяжелое наследство патерналистских отношений между народом и властью»³¹. Перестройка же, по мнению Логинова, вовлекла «граждан в управление и контроль за производством, регионами, государством…»³².

2.3. Проблема демократии

Итак, что же такое демократия? В этимологическом словаре есть определение этого слова: с древнегреческого это означает «власть народа». Вроде бы понятно. Большинство («народ») принимает решения (по политическим, хозяйственным, культурным вопросам) и через представительные институты претворяет их в жизнь. Причем народ имеет доступ к средствам производства и к власти. Это, в принципе, правильно. Но, очевидно, в разные времена существовали разные представления о демократии, хотя демократические ценности непреходящи. В конечном счете, уровень демократизации общества определяется степенью вовлечения народных масс в решение всех вопросов государственной и общественной жизни.

Как мы понимаем современную демократию? Конечно, не так, как понимали её древние (демократия «века Перикла», новгородская демократия и т. п.). Но что означает демократия в век НТР, когда главным фактором выступают интеллектуальные ресурсы и информация? Прежние идеалы демократии, к сожалению, оказались поколебленными. Например, возможно ли осуществить сознательный выбор кандидата, когда заправилы масс – медиа всюду манипулируют общественным сознанием? Или возможна ли конфиденциальность выбора, когда государство осуществляет тотальное «промывание» мозгов? Вот проблема современной демократии у В. Степина: «…Оказывается, можно осуществить и информационное насилие, то есть так программировать человека, что ему будет самому казаться, что все решения он принимает совершенно добровольно»³³. Вот как определяют демократию современные специалисты. Доктор исторических наук К. Холодковский, считает, что демократия – это: «… хорошая власть, которая ничем не опосредована в своих отношениях с обществом. Это не столько даже власть народа, сколько власть для народа, хорошее правление». И конкретизирует: «это не только власть большинства, но это и обеспечение прав меньшинств»³⁴.

Х.—Х. Шрёдер, профессор из Бремена на недавних дискуссиях (2003 год) привел цитату Б. Мура: «…демократия есть долгая и бесконечная борьба за три вещи: первая – противостояние произволу власти; вторая – замена этой власти на справедливую и рациональную форму; наконец, третье – привлечение граждан к процессу создания законов и правил»³⁵. Как понимал тогда демократию сам М. Горбачев? По мнению Горбачева, демократия неотделима от социализма: «Демократия, – говорил он, – это тот здоровый и чистый воздух, в котором только и может раскрыть свои возможности социалистическое общество»³⁶.

Вот набросок к будущей реформе у М. Горбачева. Социалистическая демократия (применительно к политической сфере) – это «…разделение властей, децентрализация власти, новая избирательная система, независимый суд. Механизмы, обеспечивающие реализацию многообразных интересов населения в условиях однопартийной (!) системы (гласность, свободные выборы, система контроля, критика и самокритика, новая роль общественных организации и т. п.). Правовое государство»³⁷.

В преддверии XIX Всесоюзной партконференции Горбачев и его соратники активно обсуждали проблему демократических преобразований в политической сфере. А. Черняев, помощник Горбачева, пишет, что подготовка доклада к XIX партконференции велась в «узком кругу», правда, «с переменным составом, обговаривая идеи, которые надо заложить в доклад»³⁸.

Черняев сообщает о том, как готовились проекты решении по политической реформе. Здесь, в Политбюро ЦК, Михаил Сергеевич во всем задавал тон: «Никто не стеснялся возражать и спорить с Горбачевым. Но от одних он „принимал“ c ходу и даже тут же предлагал удалиться и положить на бумагу. Других отвергал, не дослушав и первой фразы: знал, что тот будет „навязывать“… Так вот готовился и основной доклад, и проекты семи резолюций, и разработки по отдельным крупным вопросам, которые предположительно могли вызвать дискуссию на конференции»³⁹.

Такой стиль работы Анатолию Сергеевичу не нравится, но, с другой стороны, Черняев признается, что если не будет поддержки перестроечных процессов «сверху», то все провалится: «Перестройка у нас не состоится, если ее не насаждать сверху. А насаждать ее хочет и может только М. С. [Горбачев] …ну, может быть, еще два-три члена Политбюро и пара-тройка секретарей ЦК… Не будет его [Горбачева], все сразу пойдет насмарку… при нынешнем Политбюро»⁴⁰.

Так считает и сам Горбачев: «В СССР радикальные преобразования могли быть начаты только сверху, руководством партии, реформы могли на первых порах быть направлены только на совершенствование существующей системы и проводиться в ее рамках и только постепенно можно было, с расчетом на успех, добиваться размывания фундамента неосталинисткого режима. Это было обусловлено самой природой сверхцентрализованного руководства всей жизнью общества и государства – в условиях политической инертности и безынициативности масс, привыкших к выполнению принятых наверху указаний и решений»⁴¹.

Вот мнение Дж. Кьезы, итальянского советолога: «Реформаторы в партии исходили из такой ситуации, когда оба субъекта – объекта обновления – партия и общество – были по разным причинам не подготовлены к такому обновлению. Партия, по существу, была настроена враждебно, а общество – еще не было организовано. Отсюда вытекала постепенность замысла, его осторожность. Отсюда и мысль о поэтапной передаче партийной власти государству, без ломки существующего остова властных структур»⁴².

В. Медведев, член Политбюро и соратник Горбачева, cогласен со своими товарищами по перестройке. Дескать, момент для политической реформы настал, иначе быть и не могло: «Без действительной демократизации органов власти и управления в центре и на местах, … без коренного изменения взаимоотношении государственных и партийных органов дальнейшие преобразования в стране были просто немыслимы»⁴³. Далее, у Медведева: «Все мы были единодушны в том…»⁴⁴. А кто «мы»? Медведев сообщает, что это был узкий круг лиц – он сам, Горбачев, Яковлев, Болдин, Черняев, Шахназаров и другие.

Какие замыслы тогда вызревали в головах «прорабов перестройки»? Это передача хозяйственных управленческих функций от партии к Советам (то есть народу). Горбачев по этому поводу писал: «…Я апробировал идею объединить при разделении властей должности первого секретаря и председателя президиума – притом, что последний пост будет, естественно, выборным. Уж коли у нас одна правящая партия, то хоть таким образом поставить ее под контроль народа»⁴⁵.

Обратимся к Г. Шахназарову. Георгий Хосроевич ставит в заслугу М. Горбачеву, что тот: «…начал упразднять тоталитаризм, создавать гражданское общество и правовое государство. Начал с возвращения власти народу в лице демократически избранных его представителей [Советов], с сотворения парламента [Верховного Совета]»⁴⁶. Профессор В. Загладин, считает, что: «Преобразования перестройки шли параллельно по двум направлениям: практические шаги по разрушению основ тоталитаризма, включение в этот процесс масс (через гласность), а одновременно, создание новой правовой основы демократической жизни»⁴⁷.

Предоставим слово С. Коэну: «Весь процесс перехода страны от диктатуры к неоперившей демократии, основанный на отделении бывшего всевластия Коммунистичекой партии от „социалистической системы сдержек и противовесов“, проходил в рамках существующей и постепенно совершенствующейся конституционной процедуры»⁴⁸.

Опять Загладин: «Конечно, тогда не было (да поначалу и не могло быть) четкого плана преобразований. Всё шло в динамике, в борьбе противоположных тенденций, нередко в борении страстей. Но можно сказать, что, начиная с XIX партийной конференции, план по существу уже был»⁴⁹. Так считает и Медведев. По мнению последнего, у генсека была цель, ясно представлял Горбачев себе новую политическую систему, и то, как она будет работать: «Уже при подготовке тезисов в апреле – мае стало ясно, что у Горбачева вполне сложились представления о новой политической системе, структуре органов государственной власти и управления»⁵⁰. Так что к XIX партконференции у генсека прочно засела мысль о форсированной политической реформе, «… и повернуть его [Горбачева] было трудно или скорее всего невозможно»⁵¹.

По мнению Яковлева, у команды Горбачева все же был план реформ (это ответ партократам, обвинявшим Горбачева в политическом идеализме): «А вернее – и да, и нет. Было понимание того, что должно было отброшено – авторитарность, командно – бюрократическая система.

Была ясна жесткая необходимость демократии, но как, какими способами, в каких формах – на эти вопросы еще надо было находить ответы, ориентируясь на главное, что управлять своими делами должны сами люди. Было понимание необходимости самоуправления [Советов]»⁵². И с этим, думаю, можно согласиться.

Профессор Б. Славин на дискуссии (2003 год) так понимает перестройку: «…перестройка была решительным уходом от тоталитаризма, возвращением к демократии и социальному творчеству масс. Она развязала инициативу людей, и в этой инициативе сразу проявились различные социально – политические тенденции»⁵³. Речь здесь идет о политической борьбе, в которую бросились политически искушенные граждане.

По мнению А. Галкина перестройка, которую проводил М. Горбачев «была целеустремленной попыткой глубокого социального прорыва, имевшего целью создать новую модель общества, построенную на принципах демократии и социальной справедливости»⁵⁴.

Но вернемся к Горбачеву. Новая выборная система, по его мнению, даст народу возможность участвовать в общественной и политической жизни страны: «…сделать выборы действительным актом народного волеизъявления»⁵⁵. Но новая избирательная система должна повлечь за собой изменения в парламентской системе⁵⁶.

Мнение генсека об альтернативных выборах в новые органы политической власти: «… На выборах проверялась бы авторитетность партийного руководителя: получит мандат – будет чувствовать себя увереннее, нет – придется трудиться на другом поприще»⁵⁷. «Механизмы должны быть такие, чтобы во власть попадали люди способные… Выборы будут гораздо более демократичными, если депутаты – прямо от завода, от местных организаций, от института, учреждения… Но какую-то часть надо выбирать через всеобщее голосование. При сочетании того и другого попадали бы во власть самые активные, самые способные. И те, которые посылают туда своего депутата, могут напрямую спросить, как он работает и почему действует именно так»⁵⁸.

Виталий Иванович Воротников предлагает такой вариант разделения полномочий партии и Советов: «Партию нельзя ослаблять, укрепить политическую и идеологическую роль партии»⁵⁹. Что касается Советов, то их положение будет зависеть от эффективности избирательной системы: «…не поднимем роль Советов, если не изменим избирательную систему, не повысим авторитет депутатов». Право избирать должно быть дано всем (а не только делегировать), всем коммунистам (трудовым коллективам, например).

Интересно предложение Горбачева о возможности допущения личных кандидатур. Это для того, чтобы снизить численность чиновников: «Работа Верховного Совета сейчас рутинная… Сейчас Верховный Совет – 1500 [человек]»⁶⁰. Далее, Воротников пишет, что мнения по некоторым деталям политической реформы у членов Политбюро разошлись, но основа имеется.

А вот что говорили о демократических преобразованиях на заседаниях «кухни перестройки» соратники Горбачева и другие политики.

Н. Рыжков говорил о законодательной роли Советов: «Более ясно надо очертить грани между Советами и исполнительной властью»⁶¹. Но умеренный Рыжков оговаривается, что не стоит отдавать много власти Советам: «… Пусть они [Советы] всю власть себе забирают. Другое дело, справятся ли они с нею? Сомневаюсь. А значит, государство может потерять управляемость…»⁶².

Осторожно настроенный Е. Лигачев выступает против ослабления роли партийного аппарата и роли Советов: «Прямые выборы секретарей парткомов уводят от контроля их со стороны парткомов… Нельзя писать, что они [секретари парткомов] играют решающую роль, ибо решает партийная организация».

Мнение Э. Шеварднадзе о плюрализме внутри партии: «Дать теоретическое [на основе марксизма-ленинизма] обоснование того, что при однопартийной системе может быть полная демократизация»⁶³.

Горбачев считает, что партия должна оперативно уйти из других сфер жизнедеятельности, сохранив за собой политическую власть: «Освободив партию от несвойственных ей функций, повысить ее политическую роль»⁶⁴.

Горбачев согласен с другими членами Политбюро о том, что партия должна вести страну на пути к обновленному социализму: «О партии… Она действительно должна быть политическим авангардом…»⁶⁵. А вот Шахназаров позже напишет, что партия еще в ходе выборов в представительные органы власти стала терять свою роль как направляющей силы общества: «Пойдя на свободные выборы, КПСС добровольно отказывалась от этого мандата [на авангардную роль] и заявляла, что готова наравне с другими соревноваться за голоса избирателей. В тот момент на деле была введена многопартийная система…»⁶⁶.

А вот что говорит на Пленуме ЦК 23 мая 1988 года Михаил Сергеевич: «Сердцевина нашей реформы – разделение функции партии и Советов, причем разделение капитальное (!). Это означает, что имеется в виду передать весь комплекс управленческих функций Советам. Это создаст реальные гарантии против злоупотребления властью…»⁶⁷.

Предоставим слово Воротникову. Он позже напишет, что первым выступил, как обычно, Горбачев. Генсек еще более убедился в том, что реформу политической системы обязательно нужно начинать. Не умаляя роли партии, Горбачев отметил, что, тем не менее, необходимо четко разграничить полномочия КПСС и Советов, партии и государства, изменить структуру этих институтов: «Нужна реформа избирательной системы»⁶⁸