Глава 1

– Успехи вермахта в Белоруссии в июне сорок первого обусловлены прежде всего отработанной тактикой блицкрига и неспособностью советского командования эффективно ей противодействовать. При этом ключевым условием успеха германцев было наступление по накатанным, шоссейным дорогам.

Накапливая механизированные части на узком участке фронта и создавая подавляющий численный перевес в танках и САУ, они прорывали советскую оборону развернутыми внутрь клиньями по шестьдесят боевых машин на участке шириной в один километр. И это после массированной артподготовки и нескольких налетов бомбардировщиков! Подавив же сопротивление частей РККА, механизированные и моторизованные соединения вермахта уходили в прорыв именно по хорошим дорогам, стремясь зайти в глубокий тыл противника, заняв стратегически важные транспортные узлы. Тем самым они лишали еще сражающиеся подразделения Красной Армии подвоза боеприпасов, продовольствия, топлива, медикаментов, отрезая пути к отступлению и фактически блокируя их в котлах наподобие Белостокского или Минского. При этом впереди танковых дивизий следовали кампфгруппы – тактические внештатные формирования из танков, механизированной пехоты на бронетранспортерах и бронемашины, артиллерия, саперы, зенитчики. Кампфгруппы играли роль тарана на наименее защищенных участках советской обороны и одновременно вели разведку, имея возможность напрямую запросить поддержку авиации. Кроме того, в интересах наступающих клиньев вермахта осуществляли специальные операции подготовленные диверсанты из «Бранденбург-800», одетые в форму военнослужащих РККА или сотрудников НКВД. В качестве примера можно рассмотреть захват железнодорожных мостов через Березину 25 июня 1941 года.

При этом стоит отметить, что подобная тактика, несмотря на кажущуюся высокую эффективность, была достаточно уязвима. Немецкие механизированные подразделения не могли воевать без регулярных поставок топлива, и атака, к примеру, советского танкового полка по частям снабжения гарантированно тормознула бы продвижение германских ударных клиньев. А ведь возможен был и вариант восстановления линии фронта за спиной прорвавшихся! И нанесение бомбовых ударов по шоссе! Как минимум это повлекло бы возвращение отдельных частей панцерваффе, как максимум – уже их собственное окружение и разгром.

Увы, советские мехкорпуса на территории Белоруссии были укомплектованы в основном морально устаревшими легкими танками Т-26 и БТ. Их с первых часов войны бросали в контратаки, отражаемые многочисленной противотанковой артиллерией вермахта и бронебойными ружьями, состоящими на вооружении пехотных частей. Огромные потери боевые машины несли от ударов авиации. А случаи встречных танковых боев были относительно редки, равно как и попытки организации танковых засад. Хотя последние также весьма эффективны против наступающих по дорогам механизированных соединений, что и было доказано Катуковым под Мценском. Но в июне подобный прием, повторюсь, использовался редко, наиболее известный пример – атака из засады танков двадцать второй дивизии утром двадцать четвертого июня севернее Ружан. Тогда едва не погиб Хайнц Гудериан, следовавший в автоколонне сорок седьмого корпуса, попавшего под удар наших танкистов…

Однако, не имея достаточного количества боевых машин, советские командиры могли если не остановить продвижение противника, то в значительной степени тормознуть его, наращивая оборону именно на шоссе и наиболее пригодных для прохода бронетехники дорогах. По возможности максимально усилив пехотные части противотанковой, полковой и дивизионной артиллерией, также опасной для германской бронетехники, и укрыв в земляных капонирах уцелевшие легкие танки, увеличив таким образом их живучесть. Но если ряд старших командиров так и поступал – пример тому полковник Сандалов, организовавший оборону Сожского рубежа, – то иные старались растянуть подчиненные части в равномерно насыщенную средствами усиления линию, для прорыва обороны которой было достаточно удара тактической кампфгруппы. Таким образом…

Что «таким образом» Георгий, репетирующий речь перед защитой диплома, закончить не успел. По городу он старался ездить с не очень большой скоростью, редко повышая ее до пятидесяти километров в час. Недавно отучившись и сдав на права, он более уверенно чувствовал себя на трассе, где было достаточно доехать до поворота на Екатериновку без обгонов, в общем потоке, а уж там по центральной сельской улице и до школы…

В школу он попал на четвертом курсе – отправили на практику. Георгий сумел понравиться и директору, и небольшому коллективу учителей тем, что искренне любил предмет и умел заинтересовать им школьников. Он ведь действительно всегда считал историю крайне важной наукой для формирования личности молодого человека, воспитания в нем чувства патриотизма и прививания любви к Родине. А потому и готовился к занятиям на совесть, и провести умел, что называется, с огоньком! Так вот, предложили студенту с неоконченным высшим остаться в штате на постоянной основе. И Георгий, недолго подумав, согласился! Доплата за сельскую местность с лихвой окупала бензин, да и сама учительская зарплата была не столь и малой для их небольшого городка, где с работой было действительно туговато…

Заодно удалось уговорить родителей купить недорогую, но в относительно хорошем состоянии б/у «ладу-гранту» (битую, правда, но восстановленную местными умельцами). Исключительно в качестве средства передвижения… Так вот, на работу он на ней и ездил, а на учебу все больше пешком или на автобусе: более или менее выучившись водить, в настоящий момент он все еще чувствовал определенное напряжение при езде по городу.

Однако сегодня утром он крепко опаздывал, а свободных такси, готовых принять срочный заказ, как назло, не оказалось. Потому, недолго думая, Георгий прыгнул за руль «лады» и бодро помчал в универ, надеясь не опоздать и буквально на ходу повторяя речь защиты.

Он разогнался до рекордных семидесяти километров в час! Шестьдесят допускается, еще двадцать не наказывается, и все вроде бы было в норме… Но сейчас, отвлекшись от дороги лишь на пару секунд, чтобы посмотреть на часы, Георгий вдруг увидел, как всего в пятнадцати метрах впереди на проезжую часть из-за белого микроавтобуса, припаркованного у самой обочины, выскочили сразу две школьницы класса на вид четвертого или пятого, в униформе, с вместительными рюкзаками! А может, и того младше…

Они совсем не смотрели по сторонам, когда резко побежали. Может, по глупости, может, обработанные выродками из «групп смерти», подталкивающими детей к самоубийству (живьем бы сжигать этих нелюдей!)… Лишь на проезжей части одна из них повернула голову и посмотрела, как показалось, прямо в глаза Георгию. При этом в ее зеленых глазках совсем не было страха – лишь бесконечно много удивления… Будто школьница и не ожидала увидеть на дороге летящую на нее со скоростью семьдесят километров в час машину!

Студент же на бесконечно долгое мгновение оцепенел, а после резко вывернул руль влево, одновременно втопив педаль тормоза до упора в пол. Последним, что он успел увидеть и запомнить, были крупные буквы Volvo, нанесенные на внешнюю часть кабины приближающегося грузовика…

– Доктор, что с ним?! Что с Жорой?!

Мама Георгия, чье лицо и глаза распухли от долгого, практически беспрерывного плача, сама не заметила, как крепко вцепилась в рукав халата врача. Отец же стоял позади. Его глаза были сухими, но сам он буквально почернел и весь как-то сжался. Он будто все еще боялся поверить в происходящее и держался лишь на ложной, абстрактной вере, что все будет хорошо, одновременно придавленный жестокой реальностью…

Впрочем, хирургу, вышедшему на встречу с родителями тяжелого пациента, не раз приходилось сообщать плохие новости отчаянно надеющимся на чудо близким безнадежных, так что к их мольбам и даже истерикам он давно привык и научился абстрагироваться. Потому сейчас просто сообщил не самые радостные факты, сохранив при этом лишь легкий налет участия в интонациях:

– У вашего сына перелом ребер, причем два из них пробили легкое, компрессионный перелом позвоночника и закрытая травма черепа со сдавливанием головного мозга. Мы сделали операцию, в настоящий момент жизни пациента прямых угроз нет… Но он сейчас в коме третьей степени, так называемой атонической. Было кровоизлияние в мозг, так что… Никаких утешительных прогнозов я, увы, вам дать не могу.

Мама Георгия закрыла рукой рот, отпустив рукав и издав при этом какой-то малопонятный писк, глаза ее тут же налились слезами. Вместо нее заговорил отец, усталым, надтреснутым голосом человека, ни на что не надеющегося, а просто говорящего то, что он обязан сказать:

– Доктор, ведь можно же что-то сделать? Как-то помочь Жоре? Поверьте, мы не постоим за ценой, если действительно можно хоть что-то, хоть как-то…

– Надо было машину ему новую купить! Хорошую, не битую, с работающими подушками безопасности!!! Вот когда деньги нужно было тратить!!!

И хирург, и говоривший с ним отец постарались не обращать внимания на маму, уже сорвавшуюся на истерику и готовую обвинять буквально всех и вся. Впрочем, последнее ее обвинение было вполне справедливым…

К удивлению и бескрайней радости родителей, тут же обретших надежду и вцепившихся в нее, словно в спасательный круг, доктор утвердительно кивнул:

– Сейчас проводится экспериментальное тестирование нового медицинского оборудования, способного, по замыслу создателей, помочь пациентам в коме. Оно стимулирует нормальную активность головного мозга, ускоряя выздоровление, и одновременно считывает его показатели, что помогает нам эффективнее мониторить состояние больного. Мне известно, что было уже несколько удачных случаев выхода из комы после применения этого оборудования. И также одна смерть – впрочем, эта смерть была прогнозируема, и фактор влияния тестируемого оборудования расчетно невелик… Однако я должен предупредить вас обо всех возможных рисках, в том числе и о летальном исходе. Для использования оборудования необходимо письменное согласие и подписание договора с близкими родственниками пострадавшего.

Мама Георгия замерла, впав в ступор после слова «смерть» и не в силах трезво оценить ситуацию. Поэтому вновь заговорил отец:

– Скажите, доктор, как бы вы поступили на нашем месте?

Хирург позволил себе легкую улыбку, разведя при этом руками:

– Послушайте, случай тяжелый, но люди выходили из комы и сами, и по-прежнему выходят… Никто не может дать вам стопроцентных гарантий.

Отца подобный отстраненный ответ ожидаемо не устроил, и он повторил вопрос:

– Доктор, никто не собирается вас засудить за ваши слова или ссылаться на них после, будем считать, что вы уже озвучили все риски. А теперь ответьте, пожалуйста, искренне: как бы вы поступили на нашем месте?

Хирург молчал долгих пять секунд, после чего панцирь его отстраненности раскололся, и ответил он действительно искренне:

– В этой ситуации я бы рискнул и дал близкому человеку еще один дополнительный шанс.

Выслушав его, папа Георгия утвердительно кивнул:

– В таком случае мы подпишем документы.

…Они стояли у окна больничной палаты, наблюдая за тем, как врачи тянут к перебинтованной голове их сына какие-то провода, нацепив на нее сверху шапку из присосок наподобие той, что используется при ЭКГ. Рядом стоял навороченный компьютер – основное тело нового оборудования, способного, по словам хирурга, помочь Жоре выйти из комы…

Закончив приготовления, один из докторов нажал что-то на аппаратуре, и экран компьютера замерцал, после чего отобразил ряды цифр и какие-то диаграммы… Родители ожидали чего-то более эффектного при запуске, но реальность оказалась куда более прозаичной. И видимо, именно поэтому мама неожиданно спросила вслух, при этом ни к кому не обращаясь:

– Интересно все-таки, а где он сейчас? Что видит?! Это как сон – или…