Установив основание систематики правовых норм, М.А. Аржанов сделал весьма ценное замечание о том, что даже если количество и перечень компонентов системы права могут составлять предмет научных дискуссий, то сам принцип выделения этих компонентов неизменен. Действительно, предмет (содержание) правовой регламентации задается сущностным предназначением права. Последнее заключается в регламентарном воздействии юридических норм на поведение субъектов права. Такое воздействие нацелено на согласование интересов адресатов норм права. Вместе с тем последовательного уровневого подразделения самого содержания права М.А. Аржанов (как впрочем, и другие авторы), не проводил. Вместе с тем с позиций отраслевой модели такое подразделение представляется необходимым, т. к. разные ее компоненты отражают разный объем правового воздействия.

Стоит также обратить внимание на замечание советского ученого о том, что: «По существу, фактически, и буржуазная систематика права, строилась и строится по предмету правового регулирования, хотя буржуазная теория этого факта не понимает, его затушевывает и необычайно запутывает»^[46].

Указание на неясность для советского правоведения зарубежных концепций вызывает у нас некоторое недоумение. Может быть, о ней и можно было бы говорить в преломлении к позициям философского (в том числе естественно-правового) и социологического типов. Но только при разделяемом М.А. Аржановым понимании права сугубо как совокупности формально-определенных норм. С учетом признания многогранности права и различных типов правопонимания такие указания представляются нам необоснованными. А вот сугубо классификация норм позитивного права производится действительно по предмету (содержанию) правового воздействия.

Данная идея членом-корреспондентом Академии наук СССР, к сожалению, не развивалась. Вместо этого М.А. Аржанов сосредоточил внимание на критике предложений о выделении других факторов распознавания отраслей права. Так, обращаясь к юридической форме (включающей в себя и метод правового регулирования), ученый отмечал, что отрасли права разграничивать по ней не следует. Эта форма всегда производна от содержания. Норма права вторична по отношению к соответствующему социальному взаимодействию и лишь придает последнему юридический характер. А вот само отношение может существовать и без нормы права. В последнем случае оно просто остается за рамками юридического регулирования.

Тезис верный. Но при этом неясно, как быть с тем, что сам М.А. Аржанов определял систему права как классификацию норм права, т. е. не через социальную сущность явления, а посредством его формального юридического отображения. Данный вопрос ученым не разъяснен. Более того, дальнейшие высказывания свидетельствуют о том, что, критикуя формально-юридические аспекты, М.А. Аржанов не обратил внимания на то, что и сам он оперирует не к сущности, не к идеям, не к принципам права, а исключительно к действующим правовым предписаниям.

Вместе с тем, если подходить к пониманию права сугубо с нормативных позиций, то форма регулирования (по словам М.А. Аржанова – «особенности в форме тех норм, которые относят к той или иной отдельной отрасли права»^[47]) не может быть отделена от правил поведения. Иными словами, применительно к позитивному правовому материалу разрыв между юридической формой и общесоциальным содержанием представляется искусственным. Некорректно, например, с юридических позиций рассуждать о купле-продаже, не обращая внимания на то, посредством какой формализации (в нашем случае – договорной) она осуществляется. Кроме того, рассуждения М.А. Аржанова о правовой форме, по сути, относимы именно к методу правового регулирования, т. е. лишь к одному из аспектов формального отображения права.

М.А. Аржанов указывал: «…правильно то, что система права должна отражать конкретные особенности данного исторического типа права, данной правовой практики… Это может быть достигнуто лишь в том случае, если система будет следовать за содержанием, а не за формой правовых норм. Содержание правовой нормы – вот что в первую очередь, решающим образом выявляет в себе специфику данного общества… В форме права его специфика выступает слабее, в форме имеется относительно больше элементов общего в праве разных исторических типов и формаций»^[48].

Здесь поражает то, что ученый-юрист отверг тот критерий, на который сам же указывал как на относительно стабильный, повторяющийся. Содержание права (как и любого иного ноумена и феномена) не может быть распознано и дифференцировано без обращения к его форме. Так, и тайное хищение чужого имущества, и заем можно считать имущественными отношениями. Сущность же этих отношений, безусловно, различна. Это определяется даже на интуитивном уровне. Но наука и практика оперируют не внутренними ощущениями, а их рационализированным, внешним отображением, выражающимся в данном случае в понятии «правовая форма». Именно юридическая форма предоставляет практикам наиболее четкие и простые ориентиры квалификации одного деяния как преступления, а другого – как сделки.

Можно лишь предположить, что возражения члена-корреспондента Академии наук СССР против правовой формы были обусловлены не только тем, что наличие нескольких оснований приведет к систематизационной непоследовательности, но и «буржуазно-догматическим» характером данного критерия. Эта гипотеза подтверждается следующим высказыванием ученого: «Источником формального или, точнее, формалистического принципа систематизации права является, по нашему мнению, формалистическое понимание сущности права. Сторонники формального принципа, сами того возможно и не осознавая, исходят видимо из положения, что раз право есть форма общественных отношений (что, конечно, совершенно правильно), то при правовом подходе к вопросу, в данном случае при правовой систематизации, следует исходить из особенностей формы. Юридическое, в соответствии с этой концепцией, означает – формальное. Юридический критерий должен быть формальным критерием, лежащим в плоскости не содержания, а формы права. Принцип формально-логической группировки норм широко отстаивается в буржуазной юридической литературе… Вопрос о форме норм – это, бесспорно, исключительно важный вопрос юридических наук… Однако все это не лежит в плоскости систематики права»^[49].

Среди иных потенциальных критериев выделения отрасли права М.А. Аржанов обращал специальное внимание также на формы и способы защиты субъективных прав. Ученый вполне справедливо отмечал, что установление способов и форм защиты обусловлено, по меньшей мере, двумя факторами: сущностью самого социального общения и способами его юридического оформления.

Действительно, от одного и того же правонарушения, допустим, от какого-либо преступления, право различных социумов по-разному защищает людей (и (или) их объединения). Но различие в способах и приемах правовой защиты зависит не только от исторического и национального типа права, но и даже от конкретных обстоятельств дела. Поэтому, согласно позиции М.А. Аржанова, формы и способы правовой защиты не являются верными (а по нашему мнению – определяющими) отраслеобразующими факторами. Систематику права по участникам правоотношений М.А. Аржанов признавал абстрактно-возможной, но, с прикладных позиций, ненужной.

Соглашаясь с этим, мы полагаем, что теоретически можно подразделить право на три блока (или даже на два, за счет исключения последнего блока). Первый блок – право первичных субъектов, т. е. физических лиц. Второй блок – право вторичных субъектов, т. е. различных объединений индивидов, например, юридических лиц и публично-правовых образований. Третий блок – общее (совместное) право. Этот блок содержит нормы, распространяющиеся как на первичных, так и на вторичных субъектов права. Вместе с тем сама возможность проведения деления не означает его оправданности. Дело в том, что такое деление не отображает ни сути права, ни его социально-источниковой природы, оно не обеспечивает качественного распределения правовых сведений. Поэтому деление права по видам его субъектов может рассматриваться лишь в качестве вспомогательного^[50].

Надлежащий анализ предмета правового регулирования как фактора выделения отрасли права требует обращения к вопросу о принципах (основаниях, критериях) обособления отраслей права друг от друга. Им М.А. Аржанов и занялся. Но, к сожалению, анализ практической потребности в этом аспекте не произведен ученым с той четкостью, которой мы ожидали (с учетом жесткости и однозначности его указания на предмет правового регулирования как на единственный отраслеообразующий фактор). М.А. Аржанов выделял в советском социалистическом праве восемь отраслей: государственное, административное, уголовное, судебное, гражданское, колхозное, трудовое и семейное право. Данные отрасли выделены по предмету правового регулирования. Но при этом сам ученый указывал: «Границы между отдельными отраслями… относительны, условны, подвижны… Одни и те же нормы могут одновременно иметь место в разных отраслях права… Абсолютное и механическое отграничение одних отраслей от других совершенно невозможно и… неизвестна ни одна… попытка достичь этого формальным методом, которая увенчалась бы успехом… Говоря о совокупности отраслей права, образующих систему, следует исходить из того, что эта совокупность не является раз навсегда данной, законченной и замкнутой» ^[51].

Перечень представленных М.А. Аржановым отраслей права почти совпадает с последним из тех, которых представил А.Я. Вышинский. Расхождение заключается лишь в том, что М.А. Аржанов не выделял в качестве самостоятельной отрасли бюджетно-финансовое право. Какого-либо обоснования представленный перечень не получил. Следовательно, о классификационной определенности в интересующем нас ключе говорить нельзя.

Позволим предположить, что разработка тематики структуры системы права была бы более продуктивной, если бы вопрос о дифференциации нормативного правового материала не рассматривался бы участниками совещания сугубо в рамках одного подхода, а выработанное классификационное основание, – предмет правового регулирования, – не было бы воспринято как единственно необходимое. Даже метод правового регулирования (второй критерий, выдвинутый в рамках того же самого подхода), был признан далеко не сразу. Другие возможные подходы к рассмотрению системы права и ее структуры были и вовсе отвергнуты.

В 1940 г. М.А. Аржанов вновь отразил на страницах журнала «Советское государство и право» свои взгляды на систему права. Статья ученого «Предмет и метод правового регулирования в связи с вопросом о системе советского права» имела методологический характер и посвящалась принципам построения системы права.

Уже в начале статьи М.А. Аржанов напомнил, что политическая, научная и прикладная значимость вопроса о системе советского социалистического права, наглядно обозначенная А.Я. Вышинским, предполагает рассмотрение темы именно исходя из деления права на отрасли на основании предметного критерия. Здесь просматривается весьма своеобразное, но достаточно четкое признание того, что первая дискуссия о системе права была направлена на выполнение задачи, поставленной перед научной общественностью публично-властными инстанциями.

Отстаивая верность содержательного фактора, М.А. Аржанов вновь указал, что поскольку право (система которого представлена органически взаимосвязанными отраслями) регулирует общественные отношения, то именно эти отношения (отображенные понятием «предмет правового регулирования») и должны лежать в основе построения системы права. Таким образом, М.А. Аржанов, как и иные сторонники предметного подхода, несколько сместил акцент дискуссии, ибо первичным представляется все же обоснование необходимости выделения в системе права отраслей. Причем отраслей именно права, а не законодательства, юридической (научной, учебной или практической) деятельности. Такого обоснования представлено не было. Вместо этого на первый план был сразу выдвинут вопрос о критериях систематизации нормативного правового материала. Такая подмена оставила много неясного в вопросе о соотношении представленной отраслями права системы права и системы писаного правового материала (системы законодательства в самом широком значении), в вопросе природе, о генезисе системы права, о ее структуре. Это послужило стимулом многократного обсуждения тематики системы права и ее структуры в последующем.

Поскольку предметом регулирования отрасли права является некоторая область общественных отношений, то возникает следующий вопрос: «Какими качествами и свойствами эта область должна обладать, чтобы составить содержание отрасли права?». Согласно М.А. Аржанову, для ответа на этот вопрос необходимо в первую очередь отделить регулируемые общественные отношения от тех социальных благ, по поводу которых они возникают. Например, социальное общение по поводу собственности от самой собственности. Поскольку отношения по поводу одного и того же социального блага могут регламентироваться различными по своей направленности правовыми нормами, то суть заключается не в благе как таковом, а именно в социальном содержании соответствующих норм.

При этом само содержание отраслей права, объем и пределы их правового регулирования обозначались М.А. Аржановым очень нечетко, всего лишь контурно. Ученый говорил: «Не труд вообще составляет предмет регулирования трудового права, а определенный круг общественных отношений, связанных с применением определенного вида труда»^[52]. Признаться, нам неясно, каким образом М.А. Аржанов выявил указанный круг и почему решил, что он обладает свойством определенности. Тем не менее, ученый четко сформулировал вывод о том, что предметом регулирования любой отрасли права является то или иное содержание общественных отношений.

Несмотря на то, что разъяснения М.А. Аржанова не являются достаточно определенными, сформулированный им вывод все же представляется нам верным. Дело в том, что дифференциация любого явления, осуществляемая в познавательно-преобразующих целях, должна опираться на сведения о содержании этого явления^[53], на выявление различных его аспектов и составляющих. Если правовые нормы призваны определенным образом воздействовать на общественные отношения, то, следовательно, именно эти отношения и следует рассматривать как содержание правовой регламентации. Именно надлежащее воздействие выступает целью правовой регламентации. Это обусловлено тем, что общественные отношения невозможно выявить и установить без обращения к «внутреннему содержанию предмета, обнаруживающемуся во внешних формах его существования»^[54].

Правда, в этой связи нам не вполне ясно, что понимал М.А. Аржанов под нормой права. С одной стороны, рассуждая о социальных отношениях, являющихся предметом правового регулирования, ученый говорил о нормах права и их классификации. С другой – он явно не отождествлял норму права и общественные отношения (критикуя, в частности, высказанное некоторыми авторами предложение о том, что систематизировать следует не нормы права, а сами правовые отношения). Неясно также, почему, понимая под предметом правового регулирования именно общественные отношения, в своих рассуждениях о системе права ученый все время обращался к классификации норм права, а не непосредственно к самому их содержанию. Представляется, что это обусловлено неточностью рассуждений М.А. Аржанова.

Так или иначе, член-корреспондент Академии наук СССР сформулировал вывод о том, что ни особенности норм права, ни способ правовой защиты (который он отождествлял с методом правовой регламентации), не могут быть положены в основу классификации правовых предписаний. Если вопрос о способах и приемах правового воздействия и может обсуждаться в рамках дуалистической концепции структурного строения системы права, то для отраслевой модели он совершенно неприемлем.

«Сторонники классификации всех норм права по методу ограничиваются обычно обоснованием деления права на публичное и гражданское. Ну, а как быть с дальнейшими подразделениями? По какому признаку определять, например, семейное право, в отличие от трудового или административного, в отличие от финансово-бюджетного права? Также по методу? Тогда у нас будет столько же „методов" правового регулирования, сколько отраслей права… Можно, конечно, ради „последовательности" и стройности „методической" концепции сконструировать все эти „методы", но какова цена этаким конструкциям. Может быть, внутри публичного и гражданского права – есть и такого рода предложения – делить отрасли по предмету. Но тогда… мы отступаем от единого критерия… и должны будем решать новую проблему: почему в высших подразделениях применяется один принцип классификации, а в последующих подразделениях другой?»^[55].

В этой связи небезынтересно отметить два момента. Во-первых, вопреки позиции М.А. Аржанова и его сторонников, уже менее чем через двадцать лет сформировалась устойчивая (хотя и несколько по-разному понимаемая) позиция о наличии у каждой отрасли права особого метода правового регулирования. Во-вторых, неясно, почему необходимость выделения метода правового регулирования по отношению к каждой отрасли права ученому представлялась неприемлемой, в то время как против поисков предмета правового регулирования для каждой отрасли права он не возражал.

Продолжая свои рассуждения, М.А. Аржанов отмечал, что группировка норм права по предметному критерию ориентирует на содержание общественных отношений. В основе этого содержания, согласно господствовавшей в то время концепции, находится экономическая составляющая. Здесь в качестве базового, исходного звена выступают «…те конкретные задачи… которые наше государство решает путем создания и применения соответствующих правовых норм, путем создания и развития соответствующих правовых отношений»^[56]. Задачи государства аккумулируются в его функциях. Поскольку последние реализуются в различных, в том числе и в правовых, формах, то получается, что отрасль права – это некая проекция правовой подформы реализации государственных функций. В рамках этатистского подхода к соотношению государства и права подобная позиция имеет под собой определенные обоснования. Но тезис о возможности создания государством правовых отношений все равно остается более чем спорным. Каким образом, например, государство может создать родительское правоотношение? Даже при сугубо этатистском восприятии государство может лишь регламентировать его (в том числе и юридическими средствами).

Более того, существуют такие деяния, которые на протяжении всего известного человеческому роду периода вызывали негативные социальные последствия. По сути, в отношении таких деяний государство только наделяет формой и санкцией уже существующие в социуме нормы. Некоторые правовые предписания отображают саму сущность права. По сути, они неотменяемы и, в этом смысле, не создаются, а лишь юридически оформляются государством. Отрицая целесообразность распределения нормативного правового материала по методологическому основанию, М.А. Аржанов говорил:

«Попробуйте классифицировать право в зависимости от форм выражения воли, от самостоятельности или равноправия участников правоотношений… Конечно, такая классификация, вообще говоря, может быть и осуществима, но каковы будут ее ценность и значение… Она была бы подобна той классификации книг в библиотеке, по которой книги распределялись бы не по их содержанию, не по отраслям знания, а, допустим, по форме или стилю изложения, или по формату, или по году издания, или по цене, или по художественности оформления… Безусловно, такого рода классификация книг мыслима и в действительности… Такого рода классификация определяется специфической задачей, которая не может быть положена в основу классификации книг в библиотеке. Здесь книги должны быть распределены по их месту в науке, в отдельных ее отраслях, в соответствии с задачами, которые возлагаются на библиотеку»^[57].

В целом замечание образное и меткое. Но при его повторном прочтении возникают некоторые возражения.

Во-первых, если предмет правового регулирования М.А. Аржанов рассматривал в качестве единого критерия, то метод правового регулирования он почему-то постоянно расчленял на отдельные составляющие, не давая им совокупной оценки. Такой подход не может дать надлежащего представления о рассматриваемых критериях, т. к. здесь они характеризуются с различных позиций. Ведь и в самом методе правового регулирования также выделяют компоненты, составляющие (субъекты права, их поведение (т. е. практическая деятельность), объекты правовой регламентации и юридического воздействия, факты, обусловливающие те или иные социальные отношения^[58]