Янгус… стоит. Как будто мы не на разных берегах. Как будто у него сегодня хороший день. Он складывает руки на груди. Голову чуть наклоняет. И усмехается. Он смеётся. Он серьёзно СМЕЁТСЯ.

– О, это? – протягивает с той самой ленцой, от которой мне хочется в него чем-нибудь кинуть. – Это Этерис, столица Инсоленса, наш маленький уютный городок. Полный загадок, искр и… ну, парочки странных типов вроде меня.

В этот момент мне хочется рассмеяться – истерично, громко. Я хватаюсь за подоконник, потому что подкашиваются колени: мысль о постановке Островского рушится под тяжестью раскрывшегося пейзажа. Слишком грандиозно для декораций. Слишком детально. Слишком… реально.

Значит, я внутри? Внутри чего, Анна? Картины? Мира? Сна? Фантастики?

Чёрт. Я внутри фантастики.

Делаю вдох, долгий, медленный. Пальцы сами скользят к запястью, ищу пульс – ровный, уверенный. Хорошо. Я здесь, я держусь, не теряю контроль. Это не просто сон и не чья-то жестокая шутка, не розыгрыш и не ловушка для психики. Это другой мир. Чёртов прямой портал, и я – уже по ту сторону.

И тут же в голове, будто кто-то хлопает по плечу и фыркает:

Анна, да перестань, ты и не из таких передряг выкарабкивалась.

Помнишь, как ты с Виктором три часа пряталась в чужом подвале под Тверью, а ты решила, что можешь притвориться кошкой, чтобы не выдать себя? И в итоге мяукала так реалистично, что охранник ушёл за молоком?

Я почти слышу его смех, шёпотом: «В следующий раз оставим расследования людям без воображения, ладно?»

Мгновение – и я вновь здесь. Не в подвале. Не на Земле. Но всё такая же целая. И – как всегда – собираюсь разобраться.

Я поворачиваюсь к Янгусу, спокойная, уже собранная. Он как раз договаривает про то, что станет моим личным проводником, а затем добавляет:

– Кажется лечение лба затянулось. Авриал А́ластор уже давно ждёт тебя.

– Аласто́р? – пробую вслух. – Кто это?

– Аааластор, – без нажима поправляет он. – Тот, кто тебя сюда и принес. Ну… буквально на руках. И благодаря нему ты не провалилась в магматическое озеро или, скажем, не оказалась на обеде у лайров. А это, между прочим, у нас редкая удача.

– Щедро, – бросаю, чуть хмурясь, но голос звучит спокойнее, чем я чувствую себя внутри.

Магматическое озеро. Лайры. Всё это звучит, как главы из плохо написанного фэнтези – с той разницей, что я стою посреди сюжета, не дочитав аннотацию. И почему-то никто не торопится её озвучить. И теперь ещё какой-то Аластор ждёт.

Подхожу к двери, на секунду задержав ладонь на деревянной раме. Вспоминаю голос Виктора, его фразу, брошенную когда-то мимоходом, в лифте, на выезде: «Если когда-нибудь окажешься в полной неизвестности – смотри по сторонам, а не внутрь. Внутри всегда будет хаос. А снаружи – улики»

Тогда я отмахнулась. С иронией. Как от всего, что звучит слишком серьёзно из уст человека, у которого в бардачке аптечка, перчатки и отмычка. А теперь – цепляюсь за эту фразу, как за спасательный трос. Потому что внутри действительно хаос. Разломанный компас, скачущие стрелки, перегретые мысли. А снаружи – новая реальность, которую мне надеюсь не придётся разбирать на улики. Потому, что я должна вернуться обратно.

Я выпрямляю плечи.

– Веди, – говорю Янгусу. – Посмотрим, что за герой этот твой авриал. Только предупреждай сразу: если он ещё один эксцентричный мужчина в белом сюртуке, я сбегу в магматическое озеро добровольно.

Янгус смеётся.

– Нет, нет. Он в чёрном.

И мы выходим.

***

Янгус ведёт меня по коридору, и воздух меняется. Словно плотнеет. Становится гуще. Как будто я вдыхаю не просто воздух, а чужую мысль. Пахнет железом и жжённой бумагой. Едва уловимо, но достаточно, чтобы я остановилась и чуть прищурилась.

– Что это… за запах?

– Это? – Янгус поворачивает голову, не останавливаясь. – А, это просто тренировочный зал рядом. Стражи любят поиграть в молниеносные дуэли. Искры летят. Плюс немного обугленных занавесок. Классика.

Он уже идёт дальше, не придавая значения запаху и моему замешательству – будто это самый обычный фон для его дней. А я замираю на секунду, не позволяя себе даже улыбнуться, просто запоминаю – встраиваю это ощущение в свою новую карту мира. Наблюдаю за каждым отражением света, за тем, как звук его шагов глухо отдаётся в стенах.

Иногда – почти бессознательно – прищипываю кожу на запястье. Осторожно. Мягко. С надеждой. Потому что всё ещё жду, что проснусь. Что кто-то тронет за плечо, и я очнусь в тёмной машине, рядом Виктор, и скажет: «Ты задремала». Но палец оставляет след, а боль – острая, настоящая, живая.

Мы идём всё дальше, всё глубже, словно вгрызаемся в нутро этого места, и Коллегия медленно, нехотя раскрывается передо мной. В отличие от сияющего города за окном, где свет – как золото, и каждый фасад стремится к красоте, здесь – строгость, сдержанность. Графитовые тона, оттенки стали, холодные отблески. Серый камень, вытянутые серебряные жилки, чёрные опоры. Глубокие синие элементы – в тканях, в знаках, в световых акцентах. Здесь всё говорит о порядке. Контроле. Дисциплине.

Пол – полированный камень, гладкий до зеркальности. Двери – высокие, из глянцевого серого стекла, словно ртуть. Вдоль стен и под самым потолком тянутся нити света – бело-голубые, ровные, как нервные окончания у этого здания. Они не мерцают и не гудят, но создают ощущение движения, будто здание дышит и пульсирует. Когда Янгус проходит мимо, свет становится чуть теплее, чуть насыщеннее, будто признаёт его своим. А за мной, как по команде, мягко затухает – уходит в полутон, стирается, словно система знает: я чужая.

– Кто он, на самом деле? – спрашиваю, не выдерживая паузы, в голосе больше, чем просто интерес – острая, почти телесная необходимость понять, к кому меня сейчас выведут. В этом мире, где всё ощущается на ощупь, знание – вопрос выживания

– Аластор? – Янгус бросает взгляд через плечо. – Один из авриалов. Можно сказать – сверхсилестин, если хочешь упростить. Мудрый, могущественный, опасный. Всегда в тени, всегда на шаг впереди. И вечно при деле, будто этот город держится на его решимости не дать ему распасться.

Он делает паузу, взгляд его становится чуть более ироничным, на лице играет улыбка:

– Конкретно этот – командующий Коллегией Стражей. Генерал, философ, зануда и – одновременно – блестящий стратег. И да, чувство юмора у него, боюсь, не предусмотрено природой. Совсем.

– Очаровательный тип. Ты, должно быть, его любимчик.

– Ммм, – Янгус пожимает плечами. – Я – его постоянный источник головной боли. Но, как видишь, до сих пор жив. Наверное, это уже привязанность или просто азарт наблюдать, как я выкручиваюсь из самых нелепых ситуаций.

Мы останавливаемся у последней двери. Она выше и шире остальных. Поверхность гладкая, плотная, как литое чёрное стекло – ни единого знака, ни одной царапины, ничего, что выдало бы, что за ней что-то есть. Эта дверь – сама по себе вызов.

– Ну, держись, – усмехается Янгус, бросая на меня взгляд с оттенком сочувствия и азарта.

– Что за держись? – фыркаю, стараясь звучать чуть наглее, чем мне позволено изнутри. Внутри, конечно, у меня всё перевернулось. Новая реальность колет сознание и хочется хоть какой-то опоры.

– Авриал не любит долгих разговоров, – предупреждает Янгус. – Но успевает сказать за одну встречу столько, что чувствуешь себя как на экзамене, на котором забыл половину предметов.

Я машинально приглаживаю волосы, вдыхаю. Готовлюсь. Страшно? Конечно. Ещё один загадочный персонаж в моей новой, непонятной жизни, но если у кого и могут быть ответы, хоть крошечные намёки, как отсюда выбраться, – то, возможно, у него.

В тот самый миг, когда Янгус мягко толкает дверь, мне навстречу вырывается прохладный, чуть резкий воздух – будто кто-то только что распахнул окно после грозы. Я понимаю: больше тянуть нельзя. Нужно войти.

Внутри просторно и удивительно светло. Высокие окна запускают в комнату щедрые потоки солнечного света – я называю его так, хотя не уверена, что это действительно солнце: оно здесь ярче, почти обжигающее. За окнами сад – не аккуратный, не ухоженный, а какой-то чуть дикий, будто природа здесь сама диктует правила и никого не спрашивает.

Стены кабинета из серого, почти графитового дерева подчёркивают прозрачность воздуха, а свет скользит по лакированным панелям, создавая иллюзию движения. В самом центре, у огромного окна, стоит широкий стол, идеально вычищенный, как броня перед парадом. За ним спокойно, почти недвижимо, сидит он.

Авриал Аластор.

Он даже не поднимает взгляд сразу. Сидит спокойно, изучает бумаги, как будто я – просто одна из строк в его рапорте. Тёмные волосы зачёсаны назад, подчёркивая угловатые скулы и линии напряжения на лице. Щетина придаёт ему вид человека, который спит меньше, чем должен. На нём – строгий чёрный мундир, туго застёгнутый, с высоким воротом и чёткими, прямыми швами. Ткань плотная с металлическим отливом – тот, что не отражает свет, а будто поглощает его. Рукава заужены к запястьям, перчатки – тёмная кожа, подогнанная до миллиметра.

Он выглядит так, будто родился в этом кресле. И всегда сидел именно так: не как человек, а как структура. Укоренённая, несдвигаемая. И в этом что-то пугающее – в том, как естественно он занимает пространство.

Я стою в дверях, прищуриваясь. Авриал медленно откладывает бумаги в сторону и поднимает глаза. Серые. Холодные. И при этом настолько живые, что от них внутри становится неуютно.

– Анна, – произносит Янгус, махнув мне рукой, – знакомься, это авриал Аластор. Авриал Аластор, это… ну, собственно, Ваша находка.

«Находка»? Я едва заметно сжимаю губы. Отличное слово. Такое… предметное, как старинная вещь, выкопанная из земли: странная, покрытая пылью, требующая то ли осторожного обращения, то ли срочной утилизации.

Аластор коротко кивает, не меняя выражения лица.

– Рад видеть, что ты очнулась, Анна.

– Ладно, я тогда оставлю вас, – Янгус быстро пятится к двери. – У меня ещё дел по горло. Анна, держись!

Он хлопает меня по плечу и исчезает, прикрыв за собой дверь.

Тишина.

Вслушиваюсь в звенящую пустоту и понимаю, что мы остались вдвоём. Авриал сидит неподвижно, лишь чуть сжимает пальцы на ручке. Чувствую скрытую силу, исходящую от него, словно он – сжатая пружина, готовая в любой миг выстрелить.

– Садись, – говорит тихо. Почти мягко. Но это «почти» оставляет след на коже.

Я не двигаюсь сразу. Просто смотрю. Не потому что боюсь – мне и раньше приходилось иметь дело с мужчинами, от которых тянет угрозой. Просто… он другой. Его тишина не пустая. В ней что-то весомое, собранное, как канат, туго намотанный на сердце. Он кажется человеком, который говорит мало, но если говорит – это уже решение.

Он замечает мою заминку и добавляет:

– Ты в безопасности. Здесь тебя никто не тронет.

Я на секунду взвешиваю его слова, ощущая, как внутренняя настороженность всё равно не исчезает, а только сменяет оттенок.

– Уверена, вы нечасто произносите эту фразу, – говорю, медленно подходя к столу.

Он не отвечает, только слегка наклоняет голову и смотрит на меня пристально – этого взгляда вполне хватает, чтобы я почти физически ощутила, как пространство вокруг становится плотнее, словно воздух наполняется напряжением.

Стул тяжёлый, с прямой спинкой, дерево тёмное, гладкое, холодное на ощупь. Я сажусь, держу спину прямо – не для того чтобы произвести впечатление, а потому что иначе тут сидеть не получится. Пусть он знает, что я не та, кого можно подавить одним взглядом.

– Янгус сказал, что это вы меня принесли сюда, – пытаюсь начать разговор, слова звучат немного неуклюже. – Зачем?

Он чуть наклоняет голову, взгляд перемещается на мои руки, которые я машинально сжала в замок.

– Я обнаружил тебя возле портала, который по непонятной причине был активен, – отвечает он ровным голосом. – Ты была едва в сознании. Похоже, не привыкла к таким переходам. Потеряла равновесие. Ударилась головой.

Поднимаю руку к виску, там всё ещё ноет. Не сильно, но достаточно, чтобы напоминать: ты здесь, это происходит на самом деле. Всё, что было на выставке – картины, мрамор, Виктор, кажется далёким, почти чужим сном, который вот-вот исчезнет окончательно.

– Ты ведь уже знаешь, где оказалась?

– В мире, который называют Инсоленс, – выдыхаю, вспоминая странное слово. – И в некой Коллегии стражей… так?

Он коротко кивает, на лице не двигается ни одна мышца, а тишина между нами замирает, тяжелеет, словно пружина, которую натягивают всё сильнее. Мне неуютно, но я цепляюсь за прямоту: сейчас нельзя отступать, мне нужно знать, как выбраться.

– Это всё интересно, но… я хочу домой. Как мне вернуться обратно?

– К сожалению, это не возможно. Портал, через который ты прошла, – работал только в одну сторону. Остальные, ведущие из Инсоленса к вам, много лет назад были уничтожены – чтобы исключить незаконные переходы. Обратного пути нет.

На мгновение кажется, что я просто ослышалась. Или он – шутит. Но лицо у него такое, что с ним, кажется, даже кислород боится спорить. Чувствую, как внутри всё сжимается. Стараюсь держать лицо неподвижным, хотя в горле встаёт ком.

Он только что сказал, что я… застряла здесь? Нет. Анна не начинай… Не паникуй.

Делаю вдох – глубокий, медленный, как будто могу втянуть в себя часть его хладнокровия. Воздух в комнате свежий, как после грозы, и всё же он не даёт облегчения. Только подчёркивает, что я не дома. Что между мной и Москвой – не километры, а пропасть.

— Что ж, – продолжаю, – скажите, командующий, что мне теперь делать? Подавать на местное пособие? Записываться в школу начинающих магов? Или, может быть, вы планируете использовать меня в каком-то великом пророчестве?

Он едва заметно вздыхает, как будто подобные саркастические выкладки – не первый случай в его практике. Но не раздражается. Не морщится. Не даёт ни тени эмоции, которую можно было бы считать слабостью или раздражением.

– Пророчества – удел суеверных, – говорит спокойно. – Я работаю с фактами. А факт в том, что ты здесь. И у тебя, как ни странно, может оказаться знание, которое нам нужно.

Я приподнимаю бровь.

– Знание? Вы меня, конечно, извините, но я не учёный, не шпион, не антиквар с доступом к древним артефактам. Я…

Я спотыкаюсь, не договорив. Потому что впервые за всё время, с момента провала в полотно, по-настоящему сталкиваюсь с вопросом: а кто я здесь?

Не та, что была в Москве, с работой, с делами Виктора, с тайнами, которые всегда можно было разложить по папкам и уликам. Здесь всё иначе. Здесь даже земля под ногами чувствуется не своей.

Авриал не даёт мне увязнуть в этой паузе.

– Ты оказалась здесь через портал, которого не должно было быть. Это уже делает тебя исключением. Кроме того… – он смотрит чуть в сторону, будто выбирает, сказать ли лишнее, – у нас есть предмет, нуждающийся в расшифровке. Он написан на языке, который никто в Инсоленсе не знает. Но, возможно знаешь ты.

Аластор не торопится. Не двигается сразу. Он смотрит на меня – долго, сосредоточенно, как будто проверяет что-то невидимое: выдержу ли. Поверю ли. Захочу ли знать.

Потом отодвигает ящик стола – без резких движений, почти лениво. Достаёт книгу. Старую, тяжёлую, с потемневшим корешком и обложкой, покрытой сетью мелких, едва различимых трещин. Она выглядит так, будто пролежала под камнем сотню лет, при этом не потеряв ни страницы.

Он берёт её двумя руками, как нечто, к чему прикасаться стоит не часто. Переворачивает, подаёт мне.

– Этот дневник принадлежал человеку, который жил много веков назад. И по некоторым данным, он был здесь не всегда.

Я замираю, не принимая сразу. Что значит не всегда?

– Мы подозреваем, – продолжает он, – что он перемещался. Между мирами. Между этим… – он оглядывается чуть в сторону, на сад за окнами, – и тем, который ты называешь своим.

Я беру книгу. Осторожно. Как если бы она могла обжечь. Или… ожить. Страницы тяжёлые, плотно сбитые, с пожелтевшими краями. Раскрываю и взгляд тут же цепляется за строки – тонкие, изящные изгибы букв, плавные, живые, как привет из прошлого, которое я так отчаянно старалась не забывать. Сердце на секунду замирает, дыхание сбивается, и мне кажется, что я вновь стою на отцовской кухне, слышу знакомый голос, смеющийся у плиты.

– Я… знаю этот язык, – выдыхаю наконец, едва справляясь с дрожью в голосе. – Это итальянский. Старый, с примесью разных диалектов, кое-где встречается латинская грамматика, но… я понимаю его.

Аластор не двигается, не задаёт лишних вопросов – только медленно кивает, словно ожидал именно этого ответа, но хотел услышать его от меня, убедиться в том, что догадка не подвела.

Перелистываю страницы дальше, пока ещё не читая, просто позволяя глазам скользить по знакомым словам – почти так же, как пальцы скользят по шраму, который сросся с кожей, но всё равно напоминает о том, что он был и всегда будет частью меня.

– Он действительно… перемещался?

– Мы не знаем, как. Но он должен был писать об этом в своем дневнике. И если кто-то способен их понять теперь – это ты.

Машинально листаю страницы, пальцами ощущая шероховатость бумаги и понимаю… точнее я НЕ понимаю. На каком языке я должна перевести ему эти фразы, эти обрывки чужих мыслей, если он ни слова не понимает ни по-итальянски, ни по-русски?

Меня вдруг прошибает холодная дрожь – неужели я даже не спрашивала себя об этом раньше? На каком языке он говорит? На каком языке сейчас разговариваю я?