Глава 2

Дронго молча выслушал своего гостя. Ни слова не говоря, поднялся, забрал две пустые чашки. И, не спрашивая Вячеслава, снова налил ему горячего чая. Себе сделал чай теплее, добавив немного холодной воды. Вернулся к столу. Поставил две кружки. Уселся напротив.

– Сильный довод, – задумчиво произнес Дронго, – очень сильный. У девочки нет матери, и отец ее воспитывает в одиночку. А потом узнает о том, что она подала заявление в загс, и убивает полковника милиции, понимая, что не сможет присутствовать на свадьбе своей дочери ни при каких обстоятельствах. Довод убедительный. А если Проталин мешал свадьбе его дочери? Такую возможность ты проверял?

– Нет, – растерялся Славин, – не проверял. Но почему он должен был мешать? Они не были даже знакомы. Я встречался с Ниной, дочерью Тевзадзе. И она уверяла меня, что никогда не слышала о Проталине. И вообще не знала, что ее отец был осведомителем милиции. Ну, на эту тему я старался с ней особо не разговаривать. Нас ведь тоже предупреждают о неразглашении подобных секретов.

– Дважды судимый, согласившийся на сотрудничество с уголовным розыском, ставший их агентом. Он никак не похож на убийцу, – еще раз произнес Дронго, словно размышляя вслух, – такой человек должен четко себе представлять, что именно с ним будет. И самое главное – мотивы? Предположим, что он убил полковника Проталина. Но зачем, почему? Что он говорит?

– Ничего не объясняет. Признается в убийстве. А следователи сдали дело в суд, даже не выяснив мотивы. Весь город словно с ума сошел, все требуют наказать убийцу. Его даже перевели в одиночную камеру, боятся, что убьют прямо до суда.

– Я ему не завидую, – мрачно признался Дронго.

– Вот поэтому я и пришел к вам, – торжествующе сказал Славин. – Мне тоже кажется странным это уголовное дело. Не мог такой человек, как Вано Тевзадзе, убить Проталина за несколько недель до свадьбы своей дочери. Просто не мог.

– Ты что-то говорил о «научном доказательстве», – вспомнил Дронго, – можно узнать, чем нам помогает в этом деле наука?

– Можно, – кивнул Вячеслав, – я обратился в областное ФСБ. Там у меня работает мой товарищ по факультету – Салават Мусин. Он башкир, получил назначение в Новгород в прошлом году. И ему удалось убедить руководство ФСБ проверить показания Тевзадзе на «детекторе лжи». Теперь вы понимаете, почему я так уверен в том, что мой подзащитный невиновен?

– Нет, не понимаю.

– Мы проверили его на «детекторе лжи» в областном управлении ФСБ, – пояснил Славин, – и аппарат показал, что Тевзадзе говорит правду, когда утверждает, что не убивал Проталина. Мы проверяли трижды. Никаких сомнений. Он говорит правду. Можете себе представить, в каком состоянии я оттуда вышел…

– Что было дальше?

– Нам не поверили. Сказали, что аппарат несовершенен. И никто не может дать абсолютной гарантии. А все улики были против Вано Тевзадзе. И следователь пришел к выводу, что материалы проверки на «детекторе» он не будет подшивать в дело. Точнее говоря, следователь им просто не поверил.

– А ты поверил?

– Я абсолютно убежден, что он не убивал. Но не могу доказать, что там произошло и куда мог исчезнуть убийца. Окно выходило во двор, и если бы убийца захотел выпрыгнуть в окно, он бы упал прямо на старушку, которая стояла у дома. Но окна были закрыты.

– Проталин был сильным человеком? Сколько ему было лет?

– Сорок два. Он был выше среднего роста, занимался борьбой – самбо, дзюдо. Кажется, был мастером спорта по самбо. Одним словом, человек спортивный, сильный.

– А Тевзадзе?

– Он среднего роста, полноватый. Был полноватый, сейчас сильно похудел. Никогда не занимался спортом.

– И я должен поверить, что этот несчастный грузин, который всегда сидел на хозяйственных преступлениях, сумел отнять оружие у полковника милиции, мастера спорта по самбо, и даже застрелить его?

– Так я об этом и говорю, – кивнул Славин, – вы бы видели этого Тевзадзе. Я тоже все время спрашиваю следователя: как мог мой подзащитный отобрать оружие у такого физически сильного человека, как Проталин? Это же невозможно.

– Что говорит следователь?

– У него своя версия случившегося. Он считает, что Проталин пришел на конспиративную квартиру и положил пистолет на столик. Когда Тевзадзе вошел в квартиру, он схватил оружие и дважды выстрелил в полковника. Первая пуля попала в стену, вторая в грудь полковника. Может, даже наоборот. Дело в том, что вторая пуля попала в стену над дверным косяком. Опять получается неувязка. Если предположить, что Тевзадзе каким-то образом завладел оружием, то тогда получается, что он сначала выстрелил в полковника, а потом, обернувшись, стрельнул в дверь, находившуюся у него за спиной. Глупо. Неправдоподобно. Но следователь говорит, что, возможно, полковник боролся после первого выстрела и умер не сразу. Поэтому второй выстрел пришелся в стену над дверью.

– Все это слишком натянуто, – задумался Дронго, – все эти «возможные версии» не дают истинной картины происшедшего. А Тевзадзе не слышал выстрелов? Не видел никого, кто бы пытался выбежать из квартиры?

– Выстрелы он слышал, поэтому и вбежал в квартиру, как он говорит. Но никого не видел. В комнате был беспорядок, полковник лежал на полу, рядом валялся его пистолет.

– Какой беспорядок?

– Повсюду были разбросанные книги, рядом находился опрокинутый стул.

– Зачем он дотронулся до этого пистолета?

– Говорит, что испугался. Хотел защитить себя и Проталина. Но полковник был уже мертв. Тогда он выбросил пистолет.

– На одежде подозреваемого нашли кровь жертвы?

– Да, – вздохнул Славин, – нашли. Боюсь, что все факты против него. И все-таки я уверен, что он не убивал. И Мусин тоже уверен, но ему в руководстве областного ФСБ посоветовали не заниматься глупостями. Я его понимаю, он офицер, обязан подчиняться. А я процессуально независимая фигура и могу позволить себе привлекать к делу любого эксперта, даже такого известного человека, как вы.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я могу поехать с тобой в Новгород? – мрачно осведомился Дронго.

– Я думал, что вам будет интересно… – лукаво заметил Славин.

– Понятно. Ты нарочно заявился ко мне домой, чтобы рассказать об этой математической задаче с одним неизвестным. Если Вано Тевзадзе не убийца, то куда мог исчезнуть убийца? Через окно он сбежать не мог, спрятаться в квартире, насколько я понял, он тоже не мог. Выходит, что сотрудники милиции плохо искали в других квартирах. Возможно, убийца спрятался именно там.

– Там в блоке есть еще пять квартир, – сообщил Славин, – и я уже несколько раз все проверил. В квартире напротив жила та самая соседка с тростью, которая не может нормально передвигаться. На втором этаже ее подруга с внучкой. Когда они вышли, внучка осталась одна. Ей уже одиннадцать лет. Напротив живет семья из пяти человек. Мать и отец были на работе. Трое детей в возрасте от пятнадцати до семи лет. На третьем этаже живут две семьи. Отец – пьющий мужчина, он был дома, но спал. Его никак не могли разбудить, в таком состоянии он был. Жены дома не было. Сын-школьник готовил уроки. Утверждает, что отец спал после ночной смены и не вставал. Рядом живет семья, состоящая из пяти человек. Пожилые родители, их сын с супругой и полугодовалая внучка. Сына с женой дома не было, а старики сидели с внучкой. Предположим, что убийца был дедушка из этой квартиры. Но у него прогрессирующая болезнь Паркинсона, и он не смог бы нормально выстрелить. Им обоим уже за семьдесят. Как видите, я знаю наизусть, кто и когда там был. Но ни один из них не подходит на роль убийцы. Я даже попросил участкового рассказать мне о пятнадцатилетнем подростке со второго этажа. Вдруг это он выстрелил в полковника, а затем побежал наверх к себе. Но Тевзадзе должен был обязательно увидеть его, если бы подросток выбегал из квартиры. И услышать его шаги. Но ничего подобного Тевзадзе не видел. А мальчик в школе на хорошем счету, он играет в шахматы, занимается в кружке. Не хулиган, не уличный мальчишка, не наркоман, помогает воспитывать младших – брата и сестру. И родители у него работают на заводе. В общем, нормальная рабочая семья. Такой подросток не мог быть убийцей.

– И больше никого в доме не было?

– Нет. Больше никого. Я же говорю, что проверили все квартиры. И даже разбудили пьяного соседа. Но его сын утверждает, что отец никуда не выходил. Судя по рассказу участкового, этот сосед иногда напивается до чертиков. И в тот день он был как раз в таком невменяемом состоянии. На роль убийцы он явно не тянул.

– Интересная загадка, – согласился Дронго, – убийца прямо-таки исчезает из закрытой квартиры. Если бы ты знал, сколько подобных случаев было в моей жизни! И каждый раз «подобному исчезновению» находилось вполне логичное и разумное объяснение.

– Но я его не сумел найти, – признался Славин, – а у нас через четыре дня начинается судебный процесс. И я боюсь, что участь моего подзащитного уже предрешена. Все улики против него. Он гарантированно получит пожизненное заключение и будет умолять судей не оставлять его в этой области. Или, наоборот, будет просить оставить его здесь. В любом случае – конец одинаковый, и мне даже неприятно говорить об этом.

– Что ты хочешь?

– Чтобы вы мне помогли, – прямо попросил Вячеслав, – я знаю, что вы расследовали и не такие запутанные дела. Знаю, что вы можете найти даже исчезнувшего на глазах у всех убийцу.

– Я не волшебник, Вячеслав. Если все обстоит именно так, как ты рассказал, то ты напрасно поверил в этот «детектор». Некоторым людям удается обмануть даже «детектор». Такие случаи бывали. И Мусин обязан был тебе об этом сообщить. Возможно, у Тевзадзе были причины для убийства полковника, о которых мы даже не подозреваем. Или он вообще считает, что совершил некий акт мести, и в его подсознании это совсем не убийство. Поэтому он так убежден в своей правоте и не волнуется, когда отвечает на ваши вопросы. Между прочим, я не совсем понимаю, почему полковник должен был лично встречаться со своим агентом. Он мог послать кого-нибудь из офицеров. Боюсь, что не смогу тебе помочь. Это просто не тот случай, когда я должен вмешиваться.

– Я видел его глаза, – выложил свой последний аргумент Cлавин, – его можно обвинить в чем угодно, но он не убийца. И я верю, что «детектор» сработал правильно. Он невиновен. Он не убивал Проталина.

– Адвокату важно иметь чувство внутренней убежденности, – кивнул Дронго, – и, возможно, это даже хорошо, что тебя еще могут убедить глаза твоего подзащитного. Но я старый циник, Вячеслав, меня трудно переубедить. Ты должен понимать, что я не гожусь для подобных расследований. Уже не гожусь. Возможно, ты прав. Возможно, там произошло нечто такое, чего никто не заметил и не понял. Но такие расследования уже не для меня.

– Вы еще молодой человек, – горячо сказал Славин, – сколько вам? Сорок семь или сорок восемь? А вы говорите так, словно вам уже девяносто. Никогда не поверю, что вы стали старым циником, как вы говорите. Извините, что я вообще так с вами разговариваю. Но для моего поколения вы стали настоящей легендой.

– И, возможно, поэтому я отказываюсь. Чтобы не разочаровывать таких, как ты…

– Вы не можете меня разочаровать, – возразил Вячеслав, – если бы жив был мой отец… если бы он был жив… как вы думаете, он бы мне отказал? Он бы отказал вашему сыну? Вы для нас всех были живым символом борьбы за правое дело.

– За правое дело… – горько усмехнулся Дронго. – Тебе не кажется, что я для этого не совсем подхожу?

Славин поднялся, чтобы уйти.

– Извините меня, – сказал он на прощание, – я не хотел вас обидеть.

– Подожди, – мрачно остановил его Дронго, – сядь и не двигайся. Ты думаешь, что можно так просто прийти ко мне домой, рассказать мне об этой истории, напоследок высказать все, что ты думаешь обо мне, и уйти? Неужели ты не понимаешь, что я отказываюсь именно потому, что не хочу тебя разочаровывать? А если выяснится, что этот Тевзадзе действительно виноват? И все твои рассуждения ничего не стоят? И твоя проверка тоже была ошибочной? Что ты тогда скажешь?

– Что вы правы, – ответил Вячеслав, – я признáю, что был не прав. Но все равно буду защищать этого человека. Вы же знаете, что я обязан его защищать. Это моя профессия.

Дронго усмехнулся.

– Чему вы улыбаетесь? – не понял Славин.

– Мы коллеги, – объяснил Дронго, – я помню, как на юридическом факультете у меня был педагог, такой странный доцент. Он искренне считал, что адвокат, являющийся членом партии, не имеет права защищать насильников и убийц. Это противоречит Моральному кодексу строителей коммунизма. Он даже писал об этом во все инстанции, требуя запретить членам партии выступать в таких процессах.

Славин улыбнулся:

– Неужели правда?

– Да, – кивнул Дронго, – потом мой отец ему долго объяснял, в чем состоит долг адвоката. Но, похоже, доцент так и остался при своем мнении.

– Вы тоже так считаете? Там даже не хотят со мной разговаривать. Считают, что я защищаю убийцу, который не заслуживает никакого снисхождения. Они не понимают, как я мог согласиться туда приехать…

– Я тебя понимаю. И, судя по твоим словам, я могу стать твоим единственным союзником. Будем считать, что ты меня убедил. И знаешь, почему? Потому, что я обязан туда поехать. Хотя бы вместо твоего отца. И даже если у меня ничего не получится, то это тоже будет урок. Неплохой урок для тебя, Вячеслав.

– Я знал, – улыбнулся молодой человек, – я был уверен, что вы согласитесь мне помочь.

– Только не говори так, иначе передумаю, – пригрозил Дронго, – и давай начнем сначала. Расскажешь мне все еще раз. И я подумаю, как можно помочь твоему подзащитному, прежде чем мы с тобой завтра отправимся в Новгород.