– Что? – спросил он все еще занятый своими мыслями о Планнинге, о покушении в Каишкаше, о работе Яцека Пацохи в разведке.

– Это шантаж, – упрямо повторила она, – вы меня нарочно провоцируете. Давайте поедем в ваш отель.

Он растерялся. Он не мог себе такого представить. С другой стороны, отказаться – означало серьезно обидеть молодую женщину.

– Поедем, конечно. – согласился Дронго.

– Мы выпьем кофе, и вы проводите меня домой, – строго сказал Моника.

– Обязательно.

Ночная жизнь Гран Виа была гораздо более бурной, чем дневная, когда во время сиесты закрывалось большинство магазинов. И хотя в полночь магазины также не работали, открытые кафе и бары, множество людей на улице делали картину ночи причудливо разнообразной и полифоничной.

Дронго остановился в сто шестом номере, окна которого выходили на улицу. Это было и преимуществом и огромным недостатком. Из-за постоянного шума невозможно было уснуть. Они с Моникой вошли в кабину лифта и поднялись на первый этаж. В отеле была традиционная система нумерации этажей, при которой первый не считался первым. Здесь располагались служебные помещения. На втором находился ресторан, и только с третьего этажа начинался отсчет этажей.

Дронго вышел из лифта первым. Моника шагнула следом. Он достал ключи, мучительно соображая, что именно нужно говорить женщинам в такой момент. Он даже растерялся, не зная, как именно себя вести. И не потому, что у него не было в жизни таких моментов. Просто он внутренне не был готов к подобным отношениям с этой красивой девушкой. Ему было приятно в ее компании, но на большее он не рассчитывал.

«Поэтому в сорок лет мы кажемся идеальными любовниками, – с некоторым юмором подумал Дронго. – Кажется, меня зациклило на моем возрасте, но это действительно так. Только к этому возрасту мужчина обретает некую стабильность, что позволяет ему проявлять по отношению к женщине любезную галантность и в жизни, и в постели». Впрочем, отступать было некуда, и он открыл дверь своего номера, чтобы впустить Монику.

В этот момент он обратил внимание на дверь соседнего номера: она была приоткрыта. Он знал, что там жил Пьер Густафсон.

– Извините меня, Моника, – сказал Дронго и подошел к соседней двери.

Он довольно громко постучал, но никто не ответил. Тогда он осторожно открыл дверь. «Почему Густафсон ее не закрыл? Почему оставил свою дверь открытой так поздно?» – подумал Дронго, оглянувшись. Моника стояла в дверях, все еще не решаясь войти в его номер. Дронго заглянул в комнату. Нужно сделать два шага, чтобы пройти небольшой коридор. Здесь дверь обычно закрывалась на ключ, это был старый, еще не перестроенный отель. Изнутри можно было закрыться на задвижку, но снаружи нужно было закрывать дверь ключом.

Дронго шагнул в комнату. На кровати лежал Пьер. Можно было не проверять его пульс. Он был мертв. Запрокинутая голова и поза, в которой он лежал, свидетельствовали об этом. Дронго наклонился. Убийца выпустил в свою жертву сразу три пули. У Пьера не было ни единого шанса. Дронго наклонился ниже. Красное пятно расползалось по простыне. Очевидно, убийство произошло совсем недавно.

Дронго замер в нерешительности. Нужно было вызвать полицию или хотя бы проверить вещи убитого. Но в коридоре стояла Моника Эклер. Нельзя подставлять женщину, тем более, дипломата. Если выяснится, что она была ночью в отеле у иностранца, где к тому же произошло убийство, ее немедленно отправят обратно в Польшу, и карьера молодой женщины будет кончена. Нужно было что-то придумать, чтобы не объяснять ей случившееся.

Под ногами что-то хрустнуло. Он замер, поднял ногу. Кажется, остатки льда. Ничего страшного, через несколько минут на полу будут только влажные пятна. Решение нужно было принимать мгновенно.

Он вышел из комнаты, захватив с собой ключ от номера Густафсона и закрыв дверь. Моника ждала его у дверей. Как объяснить женщине, что в соседней комнате лежит убитый? Она наверняка не поверит и оскорбится, а если поверит, то может испугаться и закричать. Или начать паниковать, что одинаково опасно. Нужно было сделать нечто неординарное. Неожиданно Дронго подошел к ней и, наклонившись, крепко поцеловал. Женщина замерла от неожиданности. Дронго почувствовал, как она напряглась. Ее неприятно поразила такая поспешность.

– Не нужно так торопиться, – попросила она.

Во время второго поцелуя он обратил внимание на ее глаза. Они были открыты. Она все-таки отдавала себе отчет в происходящем. «Надеюсь, больше ничего не будет», – подумал Дронго и, неожиданно подняв руку, легко стиснул ее грудь. Она застонала, но затем резко высвободилась.

– Нет, – решительно сказала она, – уже поздно. Не нужно так спешить. Я должна ехать домой. Вы можете вызвать мне такси?

Возможно, она надеялась, что он успокоится. Начнет ее уговаривать, попытается объяснить свою грубость. Но Дронго сразу согласился.

– Пойдемте, – сказал он, – я вызову вам такси.

Она взглянула на него, не понимая, почему он так неожиданно изменился. И чем была вызвана подобная поспешность. Он изо всех сил удерживал на лице маску виноватого мужчины. Нельзя было говорить этой девочке, что в соседнем номере лежал труп. Нельзя было позволить себе сорваться.

– Вы всегда так нетерпеливы? – она все еще не хотела входить в лифт.

«Господи, – с отчаянием подумал он, – неужели мне обязательно нужно быть скотиной, чтобы она ушла?»

Очевидно, ее неприятно поразила его холодность, и она, пожав плечами, вошла в кабину лифта.

– Вы странный человек, – призналась Моника, – я никогда в жизни не встречала таких людей. Вы какой-то необычный. Меняетесь каждую минуту.

– Наверно, вы правы, – согласился он. Бедная девочка, она не понимала, что он в эту минуту спасает ее карьеру.

На улице было много такси. Он поднял руку. Машина затормозила рядом. Дронго протянул водителю деньга.

– Доставьте сеньору куда ей нужно, – сказал он по-английски.

– Что? – переспросил водитель, не понявший его слов.

– Я ему все объясню, – сказала Моника, усаживаясь на заднее сидение. Она посмотрела на Дронго, понимая, что прощается с ним навсегда.

– До свидания, – сказала она. – Вы позвоните мне в Варшаву?

– Обязательно. – он умел улыбаться мускулами лица даже тогда, когда улыбнуться было невозможно.

Машина отъехала. Он заставил себя постоять еще несколько секунд, глядя на уезжавшее такси. Затем повернулся и вошел в отель. Моника ему нравилась, и именно поэтому он поступил с ней довольно грубо, сознательно спровоцировав ее на разрыв.

Поднявшись на третий этаж, он снова прошел к номеру Густафсона. Убитого явно застали врасплох. На нем был надет только один носок. Дронго, достав носовой платок, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, подошел к чемодану убитого. В нем не было ничего интересного. Несколько рубашек, носки, трусы. Два фотоаппарата. Небольшая записная книжка, которую Дронго, раскрыв, начал просматривать. Никаких имен. Только цифры и номера телефонов. Дронго закрыл глаза, пытаясь запомнить увиденные номера телефонов. По первым цифрам можно было догадаться, где именно находится абонент. Шведские телефоны Дронго не интересовали. Он запомнил четыре немецких и два английских, узнав их по характерным кодам. Смятый костюм, завернутый в пакет сэндвич. Большой складной нож. Пара кроссовок. Больше здесь ничего не было. Пьера убили явно не из-за вещей. Дронго наклонился к убитому и осторожно достал его бумажник. Затем вытащил деньги. Это была довольно большая пачка наличных денег – три тысячи долларов и двадцать пять тысяч песет. Несколько кредитных карточек. Забрав содержимое, он бросил бумажник на пол и затолкал его под кровать. Теперь полиция будет убеждена, что убийство было совершено с целью ограбления.

Он еще раз осмотрел номер. Открытое окно. Он подошел ближе. Окно выходило на улицу. Он наклонился, чтобы рассмотреть получше. Здесь кто-то сидел. Интересно, зачем убийце сидеть у окна? Или это был сам Густафсон? Похоже, что нет. Он раздевался, уже успел снять один носок. На столе стояла недопитая бутылка виски. И один стакан. Только один стакан.

Дронго вышел из номера, прикрыв за собой дверь. Затем, стараясь не шуметь, открыл ключом дверь своего номера, вошел, запер дверь. Нужно было подождать, пока труп обнаружит горничная. Или кто-нибудь из постояльцев. Судя по всему, Пьера убили примерно час назад. Кровь на его ранах уже успела свернуться и засохнуть. Значит, полиция сразу определит, когда примерно был убит Густафсон. Это в интересах самого Дронго. Портье, у которого он брал ключи, подтвердит, что Дронго вернулся позже всех. Получается, что Моника помогла ему с алиби. Дронго прошел в ванную комнату и начал жечь деньги, тщательно собирая пепел, чтобы спустить его в унитаз. Закончив сжигать купюры, он вышел из номера, прошел к аварийной лестнице и поднялся на четвертый этаж, где сломал кредитные карточки и выбросил их в мусорное ведро. Затем вернулся в свой номер, стараясь не шуметь, снова открыл дверь и, пройдя в комнату, сел на кровать и закрыл глаза.

«Когда все это кончится, – устало подумал он, – все эти заговоры и убийства? Фукуяма был не прав. История никогда не кончается. Она развивается по своим особым законам, которые часто бывают непонятны людям».

Он сидел на кровати и ждал, когда за дверью поднимется шум. Интересно, кому было выгодно убивать Пьера Густафсона? И почему тот был таким мрачным сегодня утром? Дронго вспоминал подробности сегодняшнего разговора. Неожиданно раздался телефонный звонок. Он посмотрел на аппарат. Странно, что ему позвонили. Кто может звонить в такой поздний час? Он поднял трубку.

– Я звоню из такси, – услышал он быстрый голос Моники. – Может, мне вернуться? Еще не совсем поздно?

– Конечно. – виновато сказал он, – совсем не поздно. Но лучше не возвращайтесь. Сегодня у меня был трудный день…

В ответ раздались быстрые гудки. Конечно, она обиделась. Конечно, она была оскорблена таким ответом. Но он знал, что ее вторичное появление в отеле будет истолковано не в ее пользу. И поэтому, положив трубку, он снова принялся ждать. «Странно, – думал Дронго, – какие вещи иногда влияют на отношения между мужчиной и женщиной. Мы часто мыслим категориями эгоистов, не сознавая, что у партнера могут быть свои причины для отказа. Сколько раз женщины отказывают мужчинам только потому, что именно в этот день им нельзя встречаться со своими партнерами, но не решаются сказать об этом вслух. Сколько раз мужчины отправляются на свидание, не решаясь сказать, что сегодня они заняты или просто устали. Мы боимся выглядеть слабыми, боимся показаться себе более человечными, чем мы есть на самом деле. И живем так, как будто будем жить тысячу лет, вечно. Словно у нас в запасе масса времени. На самом деле, жизнь – это всего лишь короткое мгновение, которое длится от рождения до смерти. И больше нет ничего. Ни ада, ни рая, ни души, в которую верят многие люди. Если душа не существовала миллиарды лет до момента рождения, почему она должна существовать следующие миллиарды лет после смерти?» Дронго был агностиком, полагавшим, что мир непознаваем, и при одной мысли о миллиардах лет существования Вселенной до его рождения и после его смерти ему становилось страшно. По-настоящему страшно ему стало однажды, когда он прочел научно обоснованные данные астрономов о том, что через пять миллиардов лет Солнце погаснет и остынет. Его почему-то взволновало именно это событие. Может, потому, что он был слишком рационален? Поверить в полет своей души после смерти он не мог, а поверить в потухшее Солнце даже через пять миллиардов лет ему было гораздо легче.

Минут через сорок проходивший по коридору кипрский писатель Константин Кандонас обнаружил открытую дверь и, толкнув ее, позвал Густафсона. Не получив ответа, он вошел в номер и обнаружил труп шведа. Константин был человеком с нежной психикой, несколько женоподобным, хотя официально считался женатым. Его громкий, истошный крик потряс гостиницу. Дронго тяжело в вдохнул. Теперь весь завтрашний день придется объясняться с полицией. Он поднялся и, пройдя в ванную комнату, еще раз проверил, нет ли остатков пепла в унитазе, и спустил воду. Все было в порядке. Он лег на кровать. Через несколько минут в дверь громко постучали.