Глава четвертая

Дронго не любил спускаться к завтраку. И вообще не любил вставать по утрам, и в Европе тоже. Но в первые дни его пребывания в европейских странах, и особенно в Америке, сказывалась разница во времени, поэтому он обычно просыпался там раньше.

В Японии или в Китае подобного феномена не бывало, потому что время смещалось там в другую сторону и рассвет наступал раньше.

Именно поэтому Дронго проснулся в первый день своего пребывания в Севилье необычно рано и довольно долго лежал в постели, глядя в высокий потолок своего большого номера, выходившего окнами на проспект Сан-Фернандо.

Приняв душ и побрившись, он спустился вниз. На часах было около десяти, когда он вошел в ресторан.

Посетителей было немного. Он не любил плотно завтракать по утрам и поэтому, взяв булочку с сыром, прошел к столику и попросил официанта принести ему чашку чая. Проходившая мимо молодая женщина восхищенно обернулась и, улыбнувшись ему, прошла дальше.

«Фаренгейт», – понял Дронго.

По утрам запах парфюма бывал особенно сильным. Дезодорант, крем для бритья, лосьон после бритья и сам парфюм были одноименной фирмы, и в сочетании они создавали волну аромата, плотно окружавшую его по утрам.

Другие парфюмы он не любил, за исключением мужской «Дюны», которую позволял себе по ночам. Но «Фаренгейт» он применял в течение многих лет и не собирался его менять, даже рискуя вызвать к себе повышенное внимание по утрам представительниц прекрасного пола.

К соседнему столику подошел мужчина лет пятидесяти. Он был чуть выше среднего роста, полноват, с несколько одутловатым лицом, большими мешками под глазами, в роговых очках, давно вышедших из моды. На нем была темная мятая шелковая рубашка и такие же мятые светлые брюки. Он попросил официанта принести ему кофе, после чего отправился к стойке с закусками и основательно нагрузил поднос едой. Когда он вернулся к своему столу, в зал вошла высокая женщина. На ней был светло-серый брючный костюм, в руках она держала темно-серую сумочку. Такого же цвета были и туфли. Видно, она понимала толк в моде. Положив на тарелку несколько ломтиков сыра и фрукты, женщина прошла к столу, за которым сидел незнакомец.

Дронго внимательно следил за обоими. Он понял, что перед ним режиссер Витас Круминьш и коммерческий директор Рута Озолиня. Очевидно, они уже успели приехать, разместиться в номерах и решили позавтракать.

– Доброе утро, – сказал по-русски Круминьш. Он учился в Москве, долгое время жил в Ленинграде и вообще предпочитал говорить по-русски, даже в Риге.

– Доброе утро, – сказала по-латышски Рута Юльевна. Несмотря на тяжелый переезд, она выглядела достаточно отдохнувшей. Дронго отметил, что у нее тщательно уложенные волосы. Очевидно, коммерческий директор считала, что умение хорошо выглядеть и быть подтянутой в любое время суток – часть имиджа.

– Я совсем не спал, – угрюмо буркнул Круминьш опять по-русски, – этот переезд меня чуть не убил. А сейчас я еще должен возиться с вашими дешевками.

– Говорите тише, – предупредила его Рута Юльевна. По-русски она говорила с заметным акцентом. – Вас могут услышать.

К ним подскочил официант.

– Вы говорите по-немецки? – строго спросила его Рута Юльевна.

– Немного. – В Испании большинство служащих высококлассных гостиниц говорит по-английски и по-немецки.

– Принесите мне кофе и молоко, – так же строго потребовала Рута Юльевна. Ей было не больше сорока, и было видно, что она умеет ухаживать за своей кожей. И умеет отдавать приказы.

Официант бросился выполнять ее указание. Круминьш устало пожал плечами.

– Говори или не говори, все одно и то же. Вместо того чтобы заниматься делом и снимать фильмы, я мотаюсь по Европе, чтобы сделать несколько кадров ваших дешевок, которые все равно потом уедут в какую-нибудь другую страну.

– Вам не нужно было столько пить в самолете, – укоризненно произнесла Озолиня, – я вас просила…

– Ладно, – зло отмахнулся Круминьш, – хватит меня просить. Я не мальчик, и не нужно мне объяснять, как себя вести. И учтите, Рута, что я в последний раз согласился поехать с вашей группой. С меня хватит ваших девочек, ваших придирок, этого идиота Медниса. Ему в баскетбол нужно играть, а он заделался оператором. И считает себя крупным специалистом в этой области. Настоящий кретин…

– Перестаньте, – разозлилась Рута Юльевна, – вам лучше отсюда уйти. Скоро прибудет представитель встречающей стороны.

– А мне все равно… – огрызнулся Круминьш, – и хорошо мне уже никогда не будет. С тех пор как я перестал снимать фильмы, мне не может быть хорошо. Я уже десять лет ничего толком не снимаю. Только делаю халтуру. Да еще мне дают такого оператора, как Меднис. Я теряю квалификацию, работая с этим криминальным типом.

От возмущения Рута Юльевна перешла на латышский язык. Очевидно, она выговаривала режиссеру, который сидел и слушал, мрачно кивая головой. Закончила коммерческий директор только тогда, когда официант принес ей заказанный кофе и молоко.

Рута Юльевна сама смешала кофе с молоком и принялась неторопливо пить, осуждающе глядя на режиссера. Тот молча ковырял вилкой в тарелке.

– Вы знаете, что мне тоже не нравится Эуген Меднис, – перешла на русский язык Рута Юльевна, – но ему осталось работать только несколько дней. Потом мы с ним расторгнем контракт. Он слишком часто нас подводил. И я всегда говорила Андрису, что он может подвести нас в любой момент. И когда пропали деньги, я тоже ему говорила…

– Какое мне до этого дело. Он спортсмен, а не оператор, – отмахнулся Круминьш. – Может, вы еще пожалуетесь вашему костолому Балодису, чтобы он переломал мне кости, как он сделал это в Ницце в прошлом году с…

Рита Юльевна перебила его, снова заговорив по-латышски. Круминьш слушал целую минуту, а затем вдруг махнул рукой.

– Ладно, – вздохнул он, – может, вы и правы. Пойду приму душ. – Режиссер тяжело поднялся. – Я хотел поплавать в бассейне, но кто-то оставил эспандер на краю бассейна, и тот упал в воду. Теперь чистят бассейн. Не нравится мне здесь.

Круминьш вышел из зала. Рута Юльевна осталась завтракать в гордом одиночестве. Через несколько минут в ресторан вошла высокая блондинка в легком белом платье. Дронго сразу узнал Елену Доколину. Спутать ее с кем-либо было трудно. Он невольно залюбовался молодой женщиной. Высокого роста, с идеально правильными чертами лица, рассыпанными по плечам волосами. Немного узкие губы не только не портили ее, но и придавали ей некоторый шарм. Доколина была не просто красивой женщиной, она была одной из тех самок, глядя на которую мужчины теряют голову. На нее сразу обратили внимание несколько мужчин, сидевших в разных концах зала, словно по ресторану пробежала искра. Доколина огляделась. Дронго заметил, как нахмурилась Рута Юльевна, которая сразу почувствовала изменение в энергетике зала.

Доколина увидела наконец знакомое лицо и направилась к ней. Проходя мимо Дронго, она невольно оглянулась, почувствовав аромат «Фаренгейта». И лишь затем прошла к столу, где сидела коммерческий директор.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Доколина, усаживаясь рядом с Рутой Юльевной. Место напротив занимал ушедший Круминьш, и там еще не успели поменять тарелки.

– Вы успели отдохнуть? – поинтересовалась Озолиня.

– Конечно, – восторженно сказала Лена, – здесь так красиво, – она посмотрела по сторонам, – я никогда не была в Европе. Только в Витебске и в Шауляе.

– Значит, тебе повезло, – резонно заметила Рута Юльевна, – первый раз в настоящей Европе. И еще в Испании. Этот отель один из самых лучших в мире. Будешь рассказывать своим внукам, что однажды здесь останавливалась. – Она чуть понизила голос: – Конечно, если не будешь дурой, то сумеешь сделать так, что всегда будешь останавливаться в таких отелях. Всю жизнь…

Доколина снова посмотрела по сторонам.

– Интересный мужчина, – показала она в сторону Дронго, не подозревая, что тот понимает по-русски.

Рута Юльевна оглянулась, чтобы разглядеть незнакомца. Она сразу отметила и его костюм от «Валентино». И его галстук. И платок в нагрудном кармане. И его обувь.

– Да, – кивнула она, соглашаясь с Доколиной, – вот такие мужчины и добиваются успеха. Ему лет сорок пять, он наверняка достаточно богат, независим, возможно, не женат. Но он не бизнесмен, – сказала она с некоторым сожалением, – возможно, богатый человек, но не обольщайся на его счет.

«Почему она сказала «сорок пять», – несколько обиженно подумал Дронго, – ведь мне только сорок два. И к тому же как эта стерва определила, что я не бизнесмен? Кажется, у меня появился соперник по аналитическому мастерству. Хорошо еще, что они не догадываются, кто сидит рядом с ними. Кажется, Зитманис говорил, что она кандидат психологических наук. Видимо, ее неплохо учили. Она наблюдательный человек и достаточно умна».

– Почему не бизнесмен? – услышал он голос Доколиной.

– Они по утрам обычно читают газеты, чтобы не тратить времени зря, – объяснила Рута Юльевна, – для них знакомство с финансовыми новостями необходимое упражнение, как зарядка. Бизнесмен не стал бы так спокойно завтракать, если он, конечно, не в отпуске. Но такой представительный мужчина не остановился бы в таком отеле без подруги. А раз он не читает газету и спокойно завтракает, никуда не торопится, значит, он все-таки не бизнесмен. Может быть, он режиссер, только классом повыше, чем Круминьш. Может, крупный чиновник и приехал сюда по делам. А может, шпион? – вдруг предположила Озолиня. – У него широкие плечи, умные глаза. Но для разведчика он слишком хорошо одет. Нет, он, наверное, менеджер компании и приехал сюда на встречу.

Когда к ним в очередной раз подошел официант, она приказала ему принести кофе с молоком и для Доколиной, даже не поинтересовавшись ее мнением.

– Пойди возьми себе что-нибудь поесть, – предложила она девушке, – но учти, что тебе нельзя есть яйца, масло, жирный сыр, колбасы, мясо, сосиски, в общем, все, от чего полнеют. Тебе нужно держать себя в форме.

– Там столько вкусного, – вздохнула Доколина.

– Не смей даже думать, – ядовито улыбнулась Рута Юльевна, – превратишься в бабу, на которой будут лопаться корсеты. Только фрукты и нежирный сыр. Можешь взять творог, маслины, маринованные абрикосы, там большой выбор.

Доколина поднялась и пошла к стойке с закусками. Было очевидно, что ей предстоит трудный выбор. Когда она вернулась, Рута Юльевна посмотрела на ее тарелку и удовлетворенно кивнула.

– У нас сегодня съемки, – напомнила она, когда Лена начала завтракать, – скоро приедут испанцы. Учти, что твоя съемка первая. Мы с трудом уговорили испанцев согласиться на замену. Если бы не этот несчастный случай с Ингеборгой…

– Я знаю, – очень тихо сказала Доколина.

– Конечно, знаешь, – согласилась Рута Юльевна, – но ты должна всегда помнить, благодаря кому ты сюда попала…

– Я знаю, – снова повторила Доколина.

– Не перебивай меня, – строго заметила коммерческий директор, – лучше слушай внимательно. Нужно очень много работать, чтобы получить от жизни все, что хочешь. Нужно много отдавать, чтобы получать, – со значением подчеркнув последние слова, сказала Рута Юльевна.

Доколина молчала, уже не отвечая своей собеседнице.

– И будь построже с этим Эугеном, – напомнила Рута Юльевна, – он к тебе пристает, я знаю.

Молодая женщина вспыхнула, пытаясь возразить, но коммерческий директор ее строго прервала:

– Не нужно ничего говорить, я знаю, что он к тебе приставал. И учти, что он не тот человек, с которым тебе нужно встречаться.

Дронго подумал, что оставаться дальше в ресторане уже неприлично. Ему все равно нужно познакомиться со всей группой, и будет неловко, если они решат, что он специально подслушивал в ресторане. Он поднялся из-за стола и вышел из зала.

В холле отеля Дронго увидел сидевших на диване Балодиса и незнакомую молодую женщину. Вернее, он увидел только Балодиса и колени молодой женщины, одетой в темное платье. Они не видели его, так как он стоял за колонной, а Дронго слышал их разговор. Они говорили по-латышски и несколько раз упоминали фамилию Зитманиса. Балодис убеждал в чем-то женщину, а она с ним не соглашалась. Через некоторое время она поднялась и быстро прошла мимо Дронго в ресторан. Дронго узнал Ингрид Грайчунайте, занявшую первое место в конкурсе.

Девушка была по-своему красива. Дронго она казалась даже лучше Елены Доколиной. Если у Доколиной были идеальные черты лица, то у Ингрид – большие темные глаза, нос неправильной формы, чувственная линия губ, небольшой подбородок. Она была, на взгляд Дронго, гораздо интереснее Елены Доколиной. Но если привлекательность Ингрид заключалась в несимметричных чертах лица, то Доколина как раз и отличалась идеальными пропорциями лица.

Дронго проводил взглядом Ингрид и заметил, как к кабинам лифта подошел Балодис. В холле было два лифта. И хотя в здании было только три этажа, если не считать первого, тем не менее два лифта исправно доставляли посетителей на верхние этажи. Здесь были очень крутые лестницы и невероятно высокие этажи в пять-шесть метров. Кабины лифтов были отделаны красным деревом и украшены зеркалами.

– Доброе утро, Ионас, – поздоровался Дронго.

Балодис замер, резко обернувшись к нему. Было заметно, что он смутился.

– Вы уже приехали? – несколько растерянно спросил он.

– Да, вчера вечером, – кивнул Дронго.

– А мы рано утром, – пояснил Балодис. – И только сейчас все пошли завтракать.

– Я знаю, – кивнул Дронго, – я видел кое-кого из вашей группы в ресторане. А вы разговаривали с Ингрид?

– Вы слышали наш разговор? – скорее испугался, чем удивился Ионас.

– Нет. Я только сейчас вышел в холл, – пояснил Дронго, – но видел, как вы расстались с красивой молодой женщиной. Трудно перепутать Ингрид с кем-нибудь еще. Она очень красива.

– Да, – растерянно согласился Ионас, – она красивая. А вы знаете латышский язык? – почему-то спросил он.

– Нет, – улыбнулся Дронго, – к сожалению, не знаю. Я вас задерживаю? Наверное, вы хотите позавтракать?

– Нет-нет, – смутился Ионас, – я поднимусь к себе переодеться. Испанский представитель приедет к одиннадцати часам утра. На юге поздно встают, – почему-то добавил он.

Дронго кивнул ему на прощание. Он увидел, что Ионас Балодис вошел в кабину лифта, и дверь за ним медленно закрылась.

«Странно, – подумал Дронго, – кажется, Зитманис ошибается. У его верного телохранителя есть какая-то тайна, о которой он явно не собирается сообщать».

Он повернулся, прошел к ресторану и заглянул внутрь. Дронго увидел странную картину. Ингрид Грайчунайте завтракала в одиночестве. Рута Юльевна и Лена Доколина так и сидели за своим столом, а рядом стоял чистый прибор.

«Очень странно, – еще раз подумал Дронго, – кажется, в этой группе у каждой женщины своя тайна».