Мы находимся во французском городе Тарбе зимой 1999 года. Этому юному испанцу тринадцать лет, и он только что проиграл полуфинал теннисного турнира Les Petits As, считающегося неофициальным чемпионатом мира среди юниоров (12–14 лет). Француз, выигравший у него и победивший в турнире, родился в один год с испанцем, и рост у них одинаковый. И все же это была уверенная победа. Этого вундеркинда по имени Ришар Гаске называют не иначе как «маленьким Моцартом французского тенниса». Специалисты утверждают, что еще ни один игрок не достигал такого уровня мастерства в юниорском возрасте. Уже в девять лет он удостоился того, что журнал Tennis Magazine посвятил ему статью, озаглавленную «Чемпион, которого ждет Франция». Его выверенные движения, великолепный бэкхенд, агрессивная манера игры нанесли самолюбию соперника весьма чувствительные раны. Обменявшись рукопожатием с Ришаром Гаске, юный уроженец Майорки в совершенно расстроенных чувствах падает на стул. Его имя – Рафаэль Надаль.
В тот день Рафаэлю Надалю не удалось стать чемпионом мира в своей возрастной категории. Любой, кто посмотрит ту игру сегодня (видео доступно на YouTube), поразится агрессивности игры Ришара Гаске: он принимает мяч очень рано, и соперник не успевает за ним. Однако эта агрессивная манера игры странным образом ассоциируется с тем, что привело к успеху самого Рафаэля Надаля, который годы спустя станет первой ракеткой в мировом рейтинге и будет сохранять за собой эту позицию на протяжении нескольких лет, который выиграет за свою карьеру шестьдесят [1] турниров, включая двенадцать побед в турнирах Большого шлема. Ришар Гаске стал классным игроком – он достиг седьмой строчки в мировом рейтинге. Но по сей день он так и не выиграл ни одного турнира Большого шлема. А если считать другие турниры, то у него в общей сложности лишь девять побед. Возможно, он еще чего-то достигнет в будущем, но его карьера никогда уже не сравнится с карьерой Рафаэля Надаля. И в связи с этим возникает вопрос: что же предопределило эту разницу в достижениях?
Оглядываясь на путь, пройденный Рафаэлем Надалем, мы можем дать ответ на этот вопрос. В юности он потерпел много неудач: проигранные матчи и никак не поддававшаяся ему техника классического форхенда вынудили его выработать собственную, фирменную технику, при которой ракетка после удара уходит резко вверх, как эдакое лассо; это неповторимое движение стало почерком его игры. После того поражения они встречались с Ришаром Гаске еще четырнадцать раз, и Рафаэль Надаль выиграл все четырнадцать матчей. Разумеется, после того матча Рафаэль Надаль стал уделять особое внимание игре Гаске и глубоко анализировать ее вместе со своим дядей – и по совместительству тренером – Тони Надалем. Нет сомнений в том, что из того проигранного матча в Тарбе он вынес больше уроков, чем если бы выиграл его. Возможно даже, что одно это поражение научило его тому, чему не научили бы десять побед. Быть может, он только тогда осознал, насколько сам может быть агрессивен, когда пострадал от агрессивности Ришара Гаске. Я убежден в том, что Рафаэлю Надалю было необходимо это поражение для того, чтобы быстрее раскрыть свой истинный талант. Ведь уже год спустя он выиграл очередной турнир Les Petits As.
И возможно, в этом же заключается суть проблемы для Ришара Гаске: с первых шагов на теннисном корте и до 16 лет он только и знал что выигрывал, причем с невероятной легкостью. Не в том ли его проблема, что в те драгоценные годы, когда формировался его игровой характер, он недостаточно проигрывал? И начал проигрывать… слишком поздно? Он практически не сталкивался с неудачами, и, может быть, ему недоставало опыта преодоления сопротивляющейся реальности, того самого опыта, который заставляет нас сомневаться, анализировать, что-то менять? Победы – дело хорошее, но они зачастую гораздо менее поучительны, нежели поражения.
Есть победы, которые одерживаются только через поражения в битвах. Звучит парадоксально, но, как мне кажется, в этом есть что-то от тайны человеческого существования. Так возрадуемся неудачам, потому что в неудаче мы познаем реальность лучше, чем в успехе. Ведь когда реальность сопротивляется нам, мы подвергаем ее сомнению и рассматриваем со всех сторон. Поскольку она сопротивляется, мы обретаем в ней точку опоры, отталкиваемся и набираем ход.
Наблюдая за тем, с какой гибкостью и ловкостью падают и снова поднимаются стартапы, некоторые американские теоретики из Кремниевой долины пропагандируют принцип fail fast, learn fast («раньше ошибешься – быстрее научишься»), подчеркивая тем самым благотворный характер ранних неудач. В годы формирования и становления человеческий ум жаждет знаний и способен мгновенно извлекать уроки из любых невзгод. По утверждению этих специалистов, предприниматели, которые терпят неудачи на ранних стадиях и умеют быстро извлечь уроки из неудач, добиваются успеха большего – а главное, быстрейшего, – нежели те, кто не встречает препятствий на своем пути. Еще они отмечают, что сила негативного опыта помогает прогрессировать быстрее, чем самые лучшие теории.
Если эти теоретики правы, тогда понятно, чего не хватает всем лучшим ученикам, таким серьезным и правильным, которые выходят на рынок труда без единой шишки на лбу. Многому ли они научатся, просто следуя правилам и успешно выполняя задания, но не чувствуя при этом необходимости в проявлении гибкости, упорства, в быстром реагировании на сложившиеся обстоятельства, что так важно в нашем стремительно меняющемся мире?
Должность преподавателя философии предоставляла мне немало возможностей оценить по достоинству ранние неудачи, помогающие быстрее добиться успеха.
В начале учебного года учащиеся знакомятся с новым для них предметом – философией. Уроки философии как никакие другие стимулируют самостоятельное мышление, дают учащимся возможность с максимальной свободой распорядиться уже имеющимися знаниями и осмелиться задуматься над самыми глубокими экзистенциалистскими вопросами. С высоты своих двадцати лет преподавания философии я могу утверждать, что зачастую гораздо лучше с треском провалить самое первое задание по философии, чем получить посредственную оценку. Этот полученный с самого начала неуд дает хорошую встряску для того, чтобы вы приняли меры и постарались радикально изменить ситуацию. Лучше раньше потерпеть неудачу и начать задавать себе правильные вопросы, чем с самого начала добиваться успеха без понимания причин происходящего. Первоначальная неудача, должным образом осознанная и проанализированная, делает вхождение в предмет философии более легким и быстрым, нежели первоначальный успех.
Вдобавок ко всему я долго преподаю философию, переименованную с некоторых пор в «общую культуру», на летних подготовительных курсах для поступающих по конкурсу в парижский Институт политических исследований. Эти интенсивные занятия проводятся для новоиспеченных бакалавров в роскошном парке лицея Лаканаля в городе Со. Они начинаются с середины июля и продолжаются пять недель, после чего в конце августа – начале сентября проходит сам конкурс. Там я наблюдал тот же феномен, но в более сконцентрированной и ускоренной форме. Очень часто те, кто изначально получает на занятиях высокие отметки, в конце концов терпят неудачу в конкурсе. Те же, для кого учеба с самого начала совсем не задавалась, спустя пять недель с успехом поступали в вожделенный институт на улице Сен-Гийом. Первоначальный «кризис» в учебе служит для абитуриентов хорошим поводом переосмыслить ситуацию и принять необходимые меры для ее исправления, тогда как те, кто с самого начала учится более-менее, не испытывают позыва что-то менять. Маленькие успехи усыпляют, а неудача пробуждает. Оказывается, достаточно очень короткого срока в пять недель, для того чтобы показать, что правильно воспринятая неудача бывает намного полезнее, чем полное отсутствие неудач.
Такой взгляд на вещи кажется очевидным, однако во Франции подобные идеи в абсолютном меньшинстве. Когда американские теоретики предложили концепцию fast fail, преимущества «быстрой неудачи» они противопоставляли концепции, которую назвали fast track и согласно которой решающее значение имеет быстрый результат, то есть способность как можно быстрее стать на рельсы (track) успеха. Во многих отношениях это соответствует французскому подходу к пониманию успеха. Похоже, французы поголовно больны идеологией fast track.
В США – и это же можно сказать про Великобританию, Финляндию или Норвегию – предприниматели, политики, спортсмены любят рассказывать о неудачах, с которыми они столкнулись в самом начале своей карьеры и шрамы от которых носят на себе с гордостью воинов. В старой доброй Франции, наоборот, успех человека на всю жизнь предопределяет диплом, полученный им еще в ту пору, когда он жил в доме своих родителей.
Выступая с лекциями на предприятиях, я часто встречаюсь с руководящими работниками, которые, представляясь, обозначают себя такими ярлыками, как HEC 76, ENA 89 или X 80, подразумевая под этим, что один из них окончил Высшую коммерческую школу (Hautes Études Commerciales, HEC) в 1976 году, другой – Национальную школу администрации (École Nationale d’Administration, ENA) в 1989 году или Политехническую школу (École Polytechnique, также известную как X) в 1980 году. Каждый раз я удивляюсь этому. Подспудный посыл очевиден: «Диплом, который я с успехом получил в двадцать лет, на всю оставшуюся жизнь предопределяет мои качества и мою ценность». Это полная противоположность концепции fast fail – ведь речь идет не о скорой неудаче, а о быстром успехе! Можно подумать, что этот успех, достигнутый в двадцатилетнем возрасте, может раз и навсегда уберечь нас от всякого риска, обеспечить устойчивый карьерный рост и предопределить все наше дальнейшее существование. Как не увидеть в этой одержимости полученными в молодости дипломами страх перед жизнью, перед теми реальными трудностями, с которыми мы, к счастью, не перестаем сталкиваться и быстрее преодолеть которые зачастую помогает вовремя пережитая неудача? В любом случае сравнение спортивной карьеры Ришара Гаске и Рафаэля Надаля подтверждает то, что иногда бывает лучше сойти с рельсов успеха и сделать это как можно раньше. К тому же появится шанс испытать свою способность к преодолению. Это еще одно важное достоинство неудачи: чтобы подняться, нужно сначала упасть. И лучше сделать это раньше, чем позже.
Даже в системе народного образования мы наблюдаем пагубные последствия этой достойной сожаления идеологии fast track. Преподаватели делятся на две категории. Те, кто провалил конкурсный экзамен на звание агреже [2] и вынужден довольствоваться сертификатом Capes, преподают по 18 часов в неделю. Те же, кто успешно прошел конкурс и стал агреже, преподают по 14 часов в неделю и при этом больше получают. И в дальнейшем на протяжении всей их карьеры этот разрыв только увеличивается. Нужно ли говорить о том, как далеко это от концепции fast fail… Те, кто в 22 года завалил экзамен на агреже, будут до конца своих дней расплачиваться за это, работая больше за меньшие деньги. Данная система абсурдна и отрицает ценность опыта.
Неудивительно, что в самой Франции учащимся нужно заранее определиться, какую профессию они захотят изучать на втором курсе лицея, и их пугают тем, что выбор, который они сделают на первом курсе, может закрыть перед ними двери. Им еще шестнадцати нет, а они уже боятся ошибиться в выборе курса своей жизни. Гораздо лучше было бы успокоить их, объяснив, что иногда можно быстрее найти свой путь, начав с ошибок, что неудачи порой продвигают вперед быстрее, чем успехи. Стоило бы рассказать им о том дне, когда Надаль выиграл, проиграв Гаске. Или о том, как профессора Бостонской медицинской школы отбирают аспирантов в свой штат. Поскольку студентов, мечтающих «заниматься медициной», слишком много и в то же время слишком много необходимых качеств, которые они должны продемонстрировать, предпочтение отдается тем кандидатам… которые уже успели «сбиться с пути». Наиболее востребованы те выпускники, которые попробовали себя на другом поприще, но раздумали и решили-таки посвятить себя медицине. Эти профессора хорошо понимают, что такого рода ошибки в профессиональной ориентации позволяют человеку быстрее расти над собой, быстрее овладевать профессией, к которой они пришли путем проб и ошибок, – короче, быстрее узнать самого себя. Попросту говоря, таким образом они снижают риск того, что выбранный студент некоторое время спустя передумает быть врачом: ведь он уже один раз поменял курс, и шансов на то, что он сделает это во второй раз, становится меньше.
От идеологии fast track, пустившей особенно глубокие корни во Франции, страдают не только лицеисты и студенты. Для любого французского предпринимателя банкротство – это тяжелый опыт, почти непреодолимое препятствие. Это пятно на всю жизнь, с которым ему будет очень сложно найти финансирование для нового проекта. В США, где господствует культура fast fail, пережитое банкротство, если правильно представить его, будет восприниматься окружающими просто как свидетельство приобретенного опыта, предпринимательской зрелости, как гарантия того, что хотя бы одну категорию ошибок вы уже больше не повторите. В этой связи вам выдадут новый кредит даже охотнее, чем если бы вы никогда не ошибались. Во Франции же все наоборот. До 2013 года существовал составляемый Банком Франции перечень предпринимателей, переживших юридическую процедуру банкротства. Попасть туда значило выжечь себе на лбу клеймо каленым железом, исключавшее возможность получения денег под новое начинание.
Во Франции потерпевший неудачу чувствует себя виноватым. В США это признак отваги. Если вы потерпели неудачу смолоду во Франции, значит, вы не сумели выбрать свой жизненный путь и встать на правильные рельсы. В США это означает, что с юных лет вы начали поиски своего особого пути.
В конечном счете эта сугубо французская проблема свидетельствует о том, что мы придаем слишком большое значение рассудочному знанию и недооцениваем жизненный опыт. Как последователи Платона и Декарта, мы слишком рационалистичны, и нам не хватает эмпиризма. Неслучайно большинство философов-эмпириков принадлежат к англосаксонскому миру: Джон Локк, Дэвид Юм, Ральф Уолдо Эмерсон… Единственным источником наших знаний, говорил Юм, является жизненный опыт. «Вся жизнь – это опыт, и чем больше опыта мы набираемся, тем лучше», – скажет несколько столетий спустя американец Эмерсон.
И опыт неудачи – это тоже опыт самой жизни. Успех опьяняет, и в этом состоянии мы зачастую просто плывем по течению, даже не задумываясь о происходящем. В случае же неудачи мы неизбежно сталкиваемся с реальностью, которую не замечали, которую не знали и которая встряхивает нас и заставляет задуматься. Реальность, которая застигает нас врасплох и которую не способна предвосхитить никакая теория, – не это ли определение самой жизни? И чем раньше мы потерпим неудачу, тем раньше постигнем эту реальность. Таково условие успеха.
О проекте
О подписке