* * *

– Бог ты мой, ты хоть представляешь себе, сколько денег спустила, когда последний раз ездила в Гётеборг? – воскликнул Эрик, сидевший с распечаткой расходов по кредитной карте в руках.

– Да, думаю, тысяч десять, – ответила Луиза, преспокойно продолжая красить ногти.

– Десять тысяч! Как можно выкинуть десять тысяч за один поход по магазинам? – продолжал Эрик и, помахав в воздухе листком, швырнул его перед собой на кухонный стол.

– А возьми я еще ту сумочку, которая мне так приглянулась, получилось бы около тридцати, – добавила она, с удовлетворением разглядывая розовый цвет своих ногтей.

– Да ты просто сошла с ума, черт подери! – прорычал Эрик. Он снова схватил счет и уставился на него, словно мог усилием воли изменить итоговую сумму.

– А что, мы не можем себе этого позволить? – спросила жена, глядя на него с чуть заметной улыбкой.

– Речь не о том, что мы можем, а чего не можем себе позволить. Речь идет о том, что я вкалываю с утра до ночи, зарабатывая деньги, а ты спускаешь их на всякие глупости.

– Ну да, мне же совершенно нечем заняться, – ответила Луиза и встала, размахивая руками, чтобы лак поскорее высох. – Сижу вот тут, конфеты кушаю да сериалы смотрю. И девочек наверняка ты вырастил, я ведь тут совершенно ни при чем, правда? Ты менял подгузники, кормил, убирал, поддерживал в доме порядок. Разве не так?

Она прошла мимо, даже не взглянув на него.

Такого рода дискуссии они уже вели и до этого не менее тысячи раз. И знали, что это повторится еще тысячу раз, если не произойдет никаких неожиданных изменений. Они вели себя словно два давних партнера по танцу, где каждый прекрасно знал свою партию и элегантно исполнял ее.

– Вот одна из моих самых удачных покупок в Гётеборге. Правда, симпатичная? – Она взяла кожаную куртку, висевшую на вешалке в холле. – У них была распродажа, она обошлась мне всего в четыре тысячи.

Подержав куртку перед собой, жена повесила ее на место и стала подниматься вверх по лестнице.

Похоже, и в этом поединке никто не окажется победителем. Противники были равны по силе, и все их схватки за долгие годы совместной жизни всегда кончались вничью. Как ни грустно, пожалуй, было бы даже лучше, если бы один из них оказался слабее – тогда их несчастливый союз мог бы закончиться.

– В следующий раз я заморожу твою карту! – крикнул он ей вслед. Девочки ушли к подружке, так что не было причин говорить вполголоса.

– Пока ты тратишь деньги на своих любовниц, мою карту не тронь! Ты думаешь, только ты умеешь читать распечатки к банковским картам?

Эрик выругался. Он понимал, что надо изменить адрес, чтобы распечатки приходили на его офис. Нельзя было отрицать, что он щедро одаривал тех, кому выпадала честь принимать его в своей постели. Снова выругавшись, он засунул ноги в ботинки. Эрик понимал, что в этом раунде победителем вышла Луиза и что она тоже прекрасно это понимает.

– Я съезжу за газетой! – крикнул он и захлопнул за собой входную дверь.

Гравий полетел во все стороны, когда Эрик рванул с места на своем «BMW». Пульс нормализовался только тогда, когда он подъехал к городку. Если бы у него в свое время хватило ума подписать брачный контракт! Тогда Луиза давно уже стала бы лишь воспоминанием. Но в те времена оба они были нищими студентами, а когда он завел разговор об этом пару лет назад, Луиза откровенно рассмеялась ему в лицо. Но теперь он категорически не желал отдавать ей половину того, что было создано упорным трудом за столькие годы. Ни за что! Он стукнул кулаком по рулю, однако взял себя в руки, въезжая на парковку перед универсамом.

Закупки всегда были делом Луизы, так что он быстро миновал полки с продуктами. На некоторое время он задержался перед отделом сладостей, но решил воздержаться. Направившись к стойке с газетами, стоявшей у кассы, вдруг замер на ходу. Черные буквы на рекламном щите выкрикивали: «Новая звезда на литературном небосклоне Кристиан Тюдель живет под страхом смерти!» Ниже красовалась приписка более мелким шрифтом: «Получив на торжественном приеме письмо с угрозами, начинающий писатель упал в обморок».

Усилием воли Эрик заставил себя подойти. Ему казалось, что он ступает по пояс в воде. Взяв в руки свежий номер «ГП», он дрожащими руками перелистал его, ища нужную страницу. Прочитав статью, кинулся к выходу. Откуда-то издалека до него донесся голос кассирши, окликавшей его – он не заплатил за газету. Но Эрик бежал, не останавливаясь. Ему во что бы то ни стало надо было быть дома.

* * *

– Как, черт подери, журналисты пронюхали обо всей этой истории?

Патрик с Майей только что вернулись из магазина. Вынимая продукты и складывая их в холодильник, Патрик швырнул на стол свежий номер «ГП». Майя вскарабкалась на один из стульев и радостно помогала вынимать продукты из пакета.

– Ох… – вырвалось у Эрики.

Патрик замер. Он слишком хорошо знал свою жену и понимал все с полуслова.

– Что ты натворила, Эрика? – воскликнул он, застыв с коробкой маргарина в руке, и посмотрел прямо в глаза жене.

– Боюсь, утечка информации произошла по моей вине.

– Каким образом? С кем ты разговаривала?

Даже Майя почувствовала, как накалилась атмосфера в кухне – замерев на месте, она не сводила глаз с мамы. Эрика сглотнула и собралась с духом.

– С Габи.

– С Габи?! – Патрик буквально поперхнулся. – Ты рассказала Габи? Можно было с таким же успехом позвонить прямо в «ГП»!

– Я не подумала…

– Да уж, можно с уверенностью сказать, что ты не подумала. А что думает по этому поводу сам Кристиан? – спросил Патрик, указывая на броские заголовки.

– Не знаю, – пробормотала Эрика. Все ее внутренности сжались в холодный ком при мысли о том, как отреагирует Кристиан.

– Как полицейский, могу сказать, что это худший из всех вариантов. Внимание СМИ может подстегнуть не только того, кто написал письма, но и спровоцировать других начать писать угрозы.

– Не ругай меня, я знаю, что совершила ужасную глупость, – проговорила Эрика, чувствуя, что вот-вот расплачется. Она и в обычном своем состоянии была чувствительна, а гормональные изменения во время беременности сделали ее еще более ранимой. – Я правда не подумала. Позвонила Габи, чтобы спросить, не приходили ли письма с угрозами на адрес издательства. И едва я рассказала ей о письмах, как осознала свою ошибку, но было уже поздно…

Голос предательски дрогнул, и она расплакалась навзрыд.

Патрик протянул ей бумажный платок, а потом обнял и погладил по волосам.

– Дорогая, не расстраивайся, – прошептал он ей на ухо. – Извини, я немного погорячился. Прекрасно понимаю, что ты никак не ожидала такого развития событий. Ну-ну…

Он стал покачивать ее в своих объятиях, и она почувствовала, что ей стало легче.

– Я не могла себе представить, что она так поступит…

– Знаю, знаю. Но она человек совсем иного типа, чем ты. И тебе надо понять, что не все рассуждают одинаково.

Он чуть отстранил ее от себя и заглянул в глаза. Эрика вытерла слезы платком, который дал Патрик.

– Что же мне делать теперь?

– Пойти к Кристиану и поговорить с ним. Попросить прощения и объясниться.

– Но…

– Никаких «но». Это единственное решение.

– Ты прав, – вздохнула Эрика. – Но я вынуждена отказаться от такого шага. И я намерена всерьез поговорить об этом с Габи.

– В первую очередь тебе следует всерьез подумать о том, что ты говоришь и кому. Габи в первую очередь думает об успехе своего предприятия, а вы для нее – второй приоритет. Так устроен мир бизнеса.

– Да, я уже поняла. Можно не повторять, – буркнула Эрика, сердито глядя на мужа.

– Ну, тогда давай оставим эту тему, – проговорил Патрик и снова занялся разбором покупок.

– Ты успел посмотреть письма?

– Нет, у меня не было на это времени, – ответил он.

– Но ты с ними поработаешь? – настаивала Эрика.

Патрик кивнул, нарезая овощи к ужину.

– Само собой. Но дело пошло бы куда легче, если бы Кристиан выразил готовность к сотрудничеству. Например, я не отказался бы взглянуть на другие письма.

– Тогда поговори с ним сам. Может быть, тебе удастся его уговорить.

– Он догадается, что меня напустила на него ты.

– Я только что вывесила его на всеобщее обозрение в одной из крупнейших газет, так что ты можешь воспользоваться случаем, раз он все равно меня проклинает.

– Ну, может, не все так плохо.

– Будь я на его месте, я бы вообще раздружилась навсегда.

– Не надо предаваться пессимизму, – проговорил Патрик и поднял Майю, посадив ее на стол рядом с собой. Она обожала участвовать в приготовлении еды, всегда рвалась помочь. – Пойди к нему завтра и объясни, как все получилось. Скажи, что такой поворот дела в твои намерения никак не входил. Потом я поговорю с ним и постараюсь убедить сотрудничать.

Он протянул Майе кусок огурца, который она тут же принялась обрабатывать своими немногочисленными, но очень острыми зубками.

– Стало быть, завтра, – вздохнула Эрика.

– Завтра, – кивнул Патрик и, наклонившись к жене, поцеловал ее в губы.

* * *

Он понял, что все время невольно бросает взгляды на трибуну. Теперь она казалась почти пустой.

На всех тренировках, в любую погоду, он сидел там. Футбол был их совместным увлечением. Именно благодаря этому сохранялась их дружба, несмотря на все его стремления освободиться от родителей. Они с отцом были друзьями. Конечно, им случалось иногда ссориться, как всем отцам и сыновьям. Но они всегда оставались друзьями.

Людвиг закрыл глаза и увидел перед собой отца. В джинсах и толстовке с капюшоном, с надписью «Фьельбака» на груди, которую он всегда надевал назло маме. Руки в карманах, глаза внимательно следят за мячом. И за Людвигом. Однако он никогда не ругался, как другие отцы, которые могли накричать на своего сына на тренировке или на матче: «Черт подери, возьми себя в руки, Оскар!» или «Проснись, Данне, что ты как сонная муха!». От своего отца он никогда ничего такого не слышал. Только: «Отлично, Людвиг!», «Красивая передача!», «Вы их отделаете!».

Боковым зрением он увидел, что ему делают пас, и механически передал мяч дальше. Игра больше не доставляла ему радости. Но он не сдавался, бегал по полю, боролся, несмотря на зимнюю стужу. Он мог бы сослаться на то, что произошло, и бросить футбол. Не прийти на тренировку, наплевать на команду. Никто бы его не обвинил, все бы поняли. Все, кроме отца. Сдаться – это был вариант не для него.

Поэтому сейчас он был здесь, со своей командой. Но радости не было, и на трибуне было пусто. Папы больше нет, теперь он понял это. Папы больше нет.

Ему не разрешили сидеть в прицепе. И это было лишь одно из многочисленных разочарований во время того, что называлось отпуском. Все получилось совсем не так, как он надеялся. Молчание, прерываемое лишь отдельными жесткими словами, становилось невыносимым в тесном замкнутом пространстве. Оказалось, что отпуск – это время для ссор, вспышек гнева и резких перепадов настроения у матери. Отец сжимался и становился еще более серым и незаметным.

Он впервые поехал с ними, но догадался, что отец с матерью каждый год отправлялись в местечко со странным названием Фьельбака. Здесь были невысокие холмы, но кемпинг, куда они втиснули свой вагончик среди множества других, располагался на плоской равнине. Нельзя сказать, чтобы ему очень понравился этот поселок, но отец объяснил, что мать родом из этих мест и потому любит приезжать сюда.

И это было странно, потому что никаких родственников он не видел. Во время одной из ссор в тесной кабине он в конце концов понял, что здесь есть кто-то по имени Старуха и что она-то и есть родня. Смешное имя – Старуха. Но не похоже было, чтобы мать ее любила. Потому что голос ее становился еще жестче, когда речь заходила о Старухе, и они так с ней и не встретились. Тогда зачем же они приехали в это место?

Но самым ненавистным во Фьельбаке стало купание. Ему никогда раньше не доводилось купаться в море. Поначалу он вообще не знал, как к этому относиться, но мать стала зазывать его. Говорила, что не хочет иметь сына-труса, чтобы он прекратил придуриваться. Так что он сделал глубокий вдох и шагнул в море, хотя от холода и соленой воды у него перехватило дыхание. Зайдя по пояс, остановился. Было слишком холодно, он не мог вздохнуть. И ему казалось, что кто-то ползает в воде по его ногам. Мать со смехом подошла к нему, взяла его за руку и повела глубже. Он сразу почувствовал себя счастливым. Мать держала его за руку, ее звонкий смех разносился по поверхности воды. Казалось, ноги сами движутся, почти не касаясь дна. Под конец он уже не ощущал под собой твердой земли, но это не страшило – мать крепко держала его, она несла его по воде, она любила его.

Внезапно она отпустила его руку. Он почувствовал, как его ладонь выскользнула из ее ладони, как коснулись ее кончики пальцев, – и вот уже не только его ноги, но и его рука ни на что больше не опирались. Он снова почувствовал холод в груди, и вода стала подниматься. Она накрыла его по плечи, по шею, он поднял подбородок, чтобы вода не попала в рот, но та наступала слишком быстро, и он не успел сжать губы, рот заполнился чем-то холодным и соленым, разом хлынувшим в горло, а вода продолжала подниматься, достигла его щек, потом глаз и накрыла его с головой, все звуки исчезли, и теперь до него доносилось лишь шуршание невидимых ползучих тварей.

Он забил руками, пытаясь противостоять силе, тянувшей его вниз. Но справиться с огромной массой воды было невозможно, и когда он в конце концов почувствовал прикосновение к своей коже, первым его инстинктивным движением было – защищаться. Затем его потянуло вверх, и голова поднялась над водой. Первый вдох показался ему невыносимо болезненным и жестким, но он жадно вдыхал раз за разом. Рука матери крепко сжала его руку, но сейчас это не трогало – лишь бы вода снова не овладела им.

Он поднял глаза на нее, исполненный благодарности за то, что она спасла его, не дала ему погибнуть. Но в ее глазах он увидел лишь презрение. Опять он сделал что-то не так, обманул ее ожидания. Если бы он только знал, в чем он провинился…

Синяки у него на руке не проходили еще несколько дней.

– Тебе непременно нужно было вытащить меня сюда именно сегодня? – проговорил Кеннет с плохо скрываемым раздражением.

Он всегда старался сохранять спокойствие и сосредотачиваться на главном. Но Лисбет так расстроилась, когда он сказал ей, что Эрик позвонил и попросил его прийти на работу, несмотря на воскресенье. Протестовать она не стала, и это было, пожалуй, хуже всего. Жена прекрасно знала, как мало часов им осталось провести вместе. Как важны, как бесценны эти часы. Однако она не стала возражать. Он видел, как Лисбет собрала все силы, чтобы улыбнуться и сказать: «Конечно, поезжай. Я прекрасно проведу время».

Ему было бы легче, если бы она рассердилась и накричала на него. Сказала бы, что пора подумать, что для него важнее. Но это было совершенно не в ее стиле. За их почти двадцатилетнюю совместную жизнь Кеннет не мог вспомнить ни одного случая, чтобы она повысила на него голос. Или на кого-нибудь другого. Все неудачи и горести Лисбет воспринимала с завидной уравновешенностью и даже утешала его, когда он срывался. Когда у него не получалось быть сильным, она поддерживала его.

И теперь Кеннет вынужден был покинуть ее, чтобы пойти на работу. Он тратил несколько часов их драгоценного времени, в душе проклиная себя за то, что сразу прибегал, стоило Эрику щелкнуть пальцами. Он сам этого не понимал. Такой стереотип сложился очень давно и уже стал частью его характера. А страдала от этого всегда его жена.

Эрик даже не ответил. Он сидел, глядя на экран компьютера, полностью погруженный в свои мысли.

– Мне совершенно необходимо было приходить сюда в воскресенье? – повторил Кеннет. – Работа никак не могла подождать до понедельника?

Эрик медленно повернулся к Кеннету.

– Я хорошо понимаю твою семейную ситуацию, – проговорил он. – Но если мы не подготовим все коммерческие предложения к тендеру на следующей неделе, то можно смело закрывать контору. Всем нам приходится чем-то жертвовать.

Кеннет мысленно задался вопросом, чем собирался пожертвовать сам Эрик. Ситуация была совсем не такой острой, как он намекал. Всю документацию можно было подготовить в понедельник – босс явно преувеличивал, говоря, что жизнеспособность предприятия поставлена на карту. Вероятнее всего, Эрику просто нужен был повод, чтобы улизнуть из дома, но вот зачем ему понадобилось вытаскивать их дому Кеннета? Ответ лежал на поверхности: потому что это можно было сделать без особых усилий.

Оба принялись за работу и некоторое время, стиснув зубы, занимались каждый своим делом. Офис представлял собой одно большое помещение, так что здесь не было никакой возможности закрыться и побыть в одиночестве. Кеннет исподтишка поглядывал на Эрика. С тем происходило нечто странное. Трудно было сказать, что именно, но во всей его фигуре появилась какая-то неуверенность. Он казался усталым, волосы чуть растрепались, рубашка не была безукоризненной, как обычно. Что-то он сегодня сам на себя не похож. Кеннет собирался даже выяснить, не случилось ли у него чего-нибудь дома, но потом решил воздержаться от подобных расспросов. Вместо этого он поинтересовался как можно более равнодушным тоном:

– Ты слышал вчера новость про Кристиана?

Эрик вздрогнул.

– Да.

– Вот ведь ужас! Какой-то сумасшедший присылает ему угрозы, – проговорил Кеннет небрежным тоном, хотя сердце учащенно билось в груди.

– Хм, – выдавил из себя Эрик, не сводя глаз с экрана компьютера; однако руки его не прикасались ни к клавиатуре, ни к мыши.

– Кристиан что-нибудь тебе об этом рассказывал? – продолжал Кеннет. Это было все равно что пытаться не расковыривать затянувшуюся коркой рану. Ему не хотелось говорить об этом, да и Эрик явно не был расположен к разговору, но Кеннет ничего не мог с собой поделать. – Он тебе что-нибудь говорил?

– Нет, мне он ничего не говорил ни про какие угрозы, – ответил Эрик и стал рыться среди документов на столе. – Но ведь в последнее время он был так занят своей книгой, что мы редко встречались или перезванивались. К тому же такое обычно держат при себе.

– Может, ему стоило бы обратиться в полицию?

– Откуда ты знаешь, что он туда не обращался?

Эрик продолжал бесцельно рыться в кипах бумаг.

– Да, правда… – Кеннет на некоторое время умолк. – Но что может сделать полиция, если письма анонимны? Я хочу сказать – это может быть любой маньяк…

– А я откуда знаю? – буркнул Эрик и выругался, порезавшись о край бумажного листа. – Черт подери! – воскликнул он и пососал пострадавший палец.

– Ты думаешь, все это серьезно?

Эрик вздохнул.

– Зачем гадать? Я же сказал – понятия не имею.

Под конец фразы его голос повысился и внезапно надломился. Кеннет с удивлением посмотрел на Эрика. Тот был явно не в себе. Интересно, это имеет отношение к делам фирмы?

Кеннет никогда по-настоящему не доверял Эрику – а вдруг он что-нибудь натворил? Однако Кеннет тут же отогнал от себя эту мысль. Вся бухгалтерия у него под контролем; он бы сразу заметил, если бы Эрик выкинул какой-нибудь номер. Скорее это связано с Луизой. Просто загадка, что они так долго продолжают жить вместе, когда все, кроме них самих, понимают, что они оказали бы друг другу большую услугу, если бы разбежались. Впрочем, это не его дело. Ему своих забот вполне хватает.

– Да так, просто интересно, – пробормотал Кеннет.

Он открыл в программе Excel файл с финансовым отчетом за последний месяц. Мысли его витали где-то далеко.

* * *

Платье по-прежнему хранило ее запах. Кристиан поднес его к носу и вдохнул микроскопические остатки духов, притаившиеся в ткани. Закрыв глаза и ощущая ноздрями этот запах, он буквально видел ее перед собой. Темные волосы, доходившие до талии, которые она то заплетала в косу, то стягивала в узел на затылке. У другой женщины это выглядело бы старомодно – но только не у нее.