«Бэла» из Чирага

Какие только удивительные истории не происходили на земле Дагестана. Одна из них описана в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Книга повествует о том, как русский офицер Печорин захватил в плен девушку Бэлу и держал ее в крепости «Каменный Брод».

На первый взгляд сюжет этой части романа кажется вымышленным, придуманным. Я считаю, что великий поэт во время службы на Кавказе непременно слышал немало историй, из которых постепенно нарисовался образ Бэлы.

А происходили ли подобные истории в Дагестане? Да, и притом не однажды. Чтобы не быть голословным, приведу лишь один пример. В 1912 г. в Ботлихе стояла рота 207-го Ново-Баязетского полка. Некий поручик-красавец увлекся местной девушкой Патал-Баху. Любовь оказалась взаимной. Она ушла за толстые стены крепости.

Легко догадаться, что день возвращения домой для красавицы Патал-Баху был бы и последним днем. Но и в крепости девушка оставаться не могла. Родственники девушки не трогали поручика до поры до времени, ждали удобного случая. Узел был до того затянут, что распутать его никто не мог. Не находя выхода, влюбленные покончили жизнь самоубийством.

«Бэлу» нашел я и в Чираге. Правда, здесь нет точного совпадения с перипетиями главы из «Героя нашего времени» и с ботлихской историей. Да это вовсе и не обязательно. Директор Чирагской школы Мамацаев Магомед Курбанисмаилович поведал мне.

«Лет 15 назад я был в гостях у даргинского композитора Магомеда Касумова. Вечер прошел очень интересно, но одна история, рассказанная его супругою, взволновала меня. А она такова. В годы Кавказской войны в Чираге жила невиданной красоты девушка. Она, конечно, не могла остаться незамеченной офицерами Чирагского укрепления. Двое из них, понимая, что родители девушки ни за какие блага на земле не выдадут ее за иноверца, решили похитить ее, видимо, не без помощи самой девушки. Прошло какое-то время, пока офицеры сумели выполнить свой опасный до чрезвычайности план. Решив отвезти девушку в Тифлис, они пошли даже на такой крайний шаг, как дезертирство.

Узнав о происшествии, в крепости снарядили погоню, в перестрелке тяжело ранило того, кто собирался сделать беглянку своей супругой. Умирая, он завещал товарищу, чтобы тот в Тифлисе передал ее высокопоставленному родственнику. И так как после случившегося горянка уже не сможет вернуться домой, то пусть живет у его близких.

Случилось так, как просил умирающий. Сперва чирагчанка попала в Турцию, где, кроме прочих, интереснейших людей, ее познакомили с А. С. Грибоедовым и его милой женой княжной Ниной…

Затем судьба распорядилась так, что дагестанку повезли Москву. Ей показывали разные примечательности, она присутствовала на балах, посещала театр и однажды, будто, ее познакомили с А. С. Пушкиным. По крайней мере, в этом уверял меня мой информатор.

Тем временем девушка испытывала острую тоску по родине. Потом, бросив все и вся, решила возвратиться в Тифлис. Но и здесь она не нашла успокоения. В один осенний день, когда над городом нависли тучи, и стал накрапывать дождь, чирагчанка на лошади промчалась по улицам Тифлиса и, не раздумывая ни на одну минуту, бросилась с моста в Куру…

Я спросил у 90-летнего Сааду, – продолжил свой рассказ директор школы Мамацаев М. К., – насколько правдива эта история.

Он назвал один из тухумов, где имелась такая красавица, которая на самом деле трагически погибла…»

На этом месте можно было бы поставить точку, однако необходимо сказать еще вот о чем. Композитор Магомед Касумов задумал написать музыку ко всему выше рассказанному. И если это случится, то мы будем иметь удовольствие увидеть и услышать первую даргинскую оперу о Бэле из аула Чираг и ее неразделенной любви.

Бурное

В 1820 году А. П. Ермолов решил возвести над Тарками сильное укрепление, которое, обороняло бы резиденцию шамхала.

Название свое оно получило от частых ветров по вершинам Тарки-Тау, дующих здесь со свирепой силой, особенно в зимнее время. Бурное господствовало над всем побережьем Каспийского моря, на сколько глаз мог охватить.

Закладку первого камня начали с наступлением весны 1821 г. Строительный материал поставлял шамхал Тарковский, а возводили укрепление его же люди вместе с солдатами генерал-майора Вельяминова. В связи с тем, что работы медленно продвигались, решено было привлечь и жителей Мехтулинского ханства. С этой целью в июле в Кулецма прибыл подполковник Евреинов. Обошлось без эксцессов. Население Кулецмы и Охли дали слово прибыть в Тарки.

В конце лета 1821 г. шамхальцы стали проявлять неповиновение: не только отказывались участвовать в строительстве, но не давали своих ароб и быков для перевозки камня и леса.

Хотя таркинцы объясняли свое поведение тем, что им необходимо и своим хозяйством заниматься, настоящая причина оказалась в ином. Ахмед-хан Аварский через своих лазутчиков обратился к крестьянам, чтобы они не слушались ни генералов, ни их союзника – шамхала Тарковского.

В это время названный хан укреплял Аймаки. Туда держал путь генерал Вельяминов и в коротком бою, использовав артиллерию, заставил Ахмед-хана уйти в Гергебиль, а сам вернулся и продолжил строительство Бурного.

Весною 1826 г. в укреплении на Тарки-Тау мы застаем батальон Куринского полка и 2 орудия.

Через 2 года на подвластных шамхалу землях произошли беспорядки, а в 1829 году заволновалась большая часть Дагестана. Царское командование было в курсе событий, т. к. шамхал и командование Бурного постоянно снабжало его односторонними сведениями. При внимательной проверке начальство пришло к заключению, что в волнениях среди населения, прежде всего, повинен сам шамхал, так как проявлял своеволие, жестокость, своекорыстие и насилие. Доведя народ до отчаяния, для усмирения «бунтовщиков» он призывал русские войска.

Скорее всего, поэтому, когда в 1831 г. 1-й имам Дагестана Кази-Магомед стал распространять шариат, многие на плоскости готовы были встать под его зеленое знамя.

Это, в свою очередь, привело к тому, что имам рискнул в конце мая напасть на Бурное. Попытка оказалась неудачной, и он отступил.

Весною 1840 г., когда Чечня была охвачена восстанием, укрепления в Дагестане, в том числе Бурное, имели мало войск. В распоряжении Клугенау находилось всего несколько сот человек мусульманской милиции, но на нее особенной надежды не было. В Бурном у него имелось две мушкетные роты.

Позднее надобность в крепости над Тарками отпала, и в 1839 году она была упразднена. Помещения использовались под лазарет. Гарнизон Бурного перевели в укрепление Низовое, где со вновь прибывшими число штата увеличилось до 300 человек офицеров и нижних чинов.

Темир-Хан-Шура

Рассказ о Темир-Хан-Шуре я начинаю с событий, происшедших в 1822 году. В это время в аулах, подчиненных шамхалу Тарковскому, происходили волнения. Для их усмирения в названный населенный пункт с войсками прибыл генерал Граббе. Здесь ему стало известно о неповиновении жителей Эрпели главе села. К ним присоединили свой голос каранайцы.

В июле Граббе явился к Эрпелям и атаковал его. Сражение шло до заката солнца. На другой день генерал двинулся в сторону Темир-Хан-Шуры, но не стал подниматься к ней, а на левом берегу Шура-озени разбил лагерь.

Он решил некоторое время свой отряд сохранять в Шуре, чтобы местное население держать в страхе. Вскоре Граббе пришел к мысли о необходимости учредить в кумыкском ауле постоянно действующий пост с гарнизоном.

С началом Кавказской войны Темир-Хан-Шура начинает приобретать все большую известность. Царские войска нередко проходили через Темир-Хан-Шуру, направляясь в горы, а иногда останавливались в селении на отдых. Возникла настоятельная необходимость возведения здесь военного укрепления.

Резиденция командующего войсками генерала А. П. Ермолова находилась в большом кумыкском селении Нижнее Казанище. Здесь создавались планы покорения гор с помощью «осады и штыка». Ермолов, естественно, не мог не обратить внимания на Темир-Хан-Шуру, лежащую в точке пересечения важнейших дорог. Вот почему, когда командир 9-й бригады 21-й пехотной дивизии генерал П. Х. Граббе написал рапорт, где указывал на необходимость создания постоянного поста в Темир-Хан-Шуре, Ермолов ответил на это согласием.

В 1827 году по ряду причин Ермолов был удален с Кавказа, а его место занял генерал И. Ф. Паскевич. К нему-то 31 января 1830 года и обратился с письмом один из крупнейших дагестанских феодалов Мехти-Шамхал. В письме говорилось, что он, Шамхал, «несколько лет назад уведомлял генерала Граббе поставить гарнизон в Темир-Хан-Шуру при одном майоре и заложить крепость, подобную Таркинской^[6].

Паскевич решил не торопиться. «Названное Шамхалом Тарковским сел. Темир-Хан-Шура, – писал он графу Нессельроде, – лежит между Чиркеем и Тарками. Занятием оного в некотором отношении стеснится промышленность ближайших по сему направлению аварцев, но сие стеснение послужит единственно в пользу Шамхала, который под рукою будет продавать соль за высокую цену, а присутствие нашего отряда удержит только в спокойствии и повиновении жителей Казанищенского общества, к коему принадлежит и Шура, которые менее, нежели прочие подвластные Шамхала, покоряются его требованиям. Итак, из всего вышеизложенного явствует, что предложение Шамхала послужит только к собственной его выгоде, а отнюдь не может вести к желаемой решительной цели…»

Впрочем, очень скоро события развернулись так, что позицию эту пришлось пересмотреть. В 1830–31 гг. восставшие горцы под предводительством имама Казимуллы достигли ряда успехов. В феврале Казимулла осадил Хунзах и потребовал от аварских ханов разрыва связей с царизмом. 27 мая горцы осадили крепость Бурную (близ нынешней Махачкалы). Через месяц десятитысячное войско восставших атаковало другую важную цитадель царских войск – крепость Внезапную. Несколько позже был осажден Дербент. 1 ноября 1831 года горцы появились у Кизляра и захватили его.

Все это вызвало тревогу в Петербурге. На Кавказ направляются новые воинские подразделения.

Новый главнокомандующий царскими войсками генерал-адъютант барон Розен с 8-ю батальонами пехоты, конницей и горной артиллерией двинулся в карательную экспедицию вверх по Сулаку.

8 октября его отряд прибыл в Темир-Хан-Шуру.

Кавалер-батарея. Город Буйнакск.

Аул к этому времени представлял собой довольно жалкую картину. Дело в том, что темирханшуринцы в 1831 году открыто перешли на сторону Кази-муллы и напали на кавалерийский отряд генерала Коханова. В наказание тот сжег запасы их хлеба и приказал вырубить сады. «Бунтовщиков» это не испугало. Тогда царские войска устроили погром в самом ауле.

К тому времени, когда в Шуру прибыл отряд генерала Розена, аул еще не оправился от нанесенных ему ран. Повсюду виднелись следы пожарищ и разрушений.

И все же Розен решил обосноваться именно в Темир-Хан-Шуре. Он по достоинству оценил стратегическое положение аула как центра коммуникаций, имеющих важнейшее военное и экономическое значение, ибо через Шуру шли не только войска, но и большинство торговых караванов с гор на плоскость и обратно.

«Я предписал… расположить отряд… в Темир-Хан-Шуре, важность местоположения коего объяснена, – докладывал генерал военному министру. – Отряд сей будет состоять из батальона Апшеронского, 10 рот Куринского пехотного и 2 батальонов 42-го Егерского полков…»^[7].

Апшеронцы в Темир-Хан-Шуре постоянно находились под напряжением быть атакованными со стороны мюридов. Солдаты не могли отлучиться от укрепления даже на 100 шагов, т. к. горцы в окрестных лесах устраивали засады. Вот один из случаев.

В марте 1836 г. в их руках оказался только что прибывший из России прапорщик Либерт. В том же 1836 году царские войска близ Кавалер-Батареи построили двухэтажную сторожевую башню, а на всей площади скалы установили батарею пушек^[8].

Так началась история Темир-Хан-Шуры, как военного укрепления. Крепость Темир-Хан-Шура 150 лет назад в окружности имела 3 версты 150 сажен. Она была опоясана с трех сторон каменными стенами, а с четвертой, с северо-запада, ее защищали скалы Кавалер-Батареи. Высота стен не превышала двух метров, ширина – 70 сантиметров.

Пять двухэтажных каменных башен охраняли вход в крепость. Одна из них находилась к востоку, метрах в 40–50 от высшей точки Кавалер-Батареи. Две другие – у спуска к речке Шура-озень. Четвертая – приблизительно в середине восточной стены. И, наконец, пятая башня – на юге, на улице Аварской, где сейчас пересекаются улицы Ленина и Хизроева.

Не далее 50 метров от этих оборонительных сооружений крепостные стены прерывались массивными воротами. Их было четыре: Ишкартинские, Дербентские, Аварские и башня Кавалер-Батареи.

При опасности каждая башня своим огнем обороняла подступы к крепости. Около ворот день и ночь дежурили часовые. Как и в средневековых городах Европы, вход и выход из Темир-Хан-Шуры ограничивался временем от восхода солнца до его заката.

Постороннее население тщательно проверялось. Подозрительных задерживали. Во время базаров горцы, идущие в крепость, оставляли у часового свое оружие. На ночь все четверо ворот закрывались, а охрана усиливалась. Запоздавшие до утра должны были коротать время по ту сторону стен царской крепости.

Дежурные офицеры, когда шли дожди, и начиналась пора «знаменитых» шуринских грязей, особенно в ночную пору, должны были в темноте балансировать по гребню крепостных стен, чтобы проверить, как несут службу солдаты на постах.