Цитаты из книги «Лунный парк»

В этом мире, в этом доме мне места не было. Я это знал. Зачем же цеплялся за то, что никогда не станет моим?

вот так и случается, когда не хочешь встречаться со своим прошлым: прошлое само приходит к тебе.

Но писатель жаждал хаоса, тайны, смерти. Это приносило ему вдохновение, это служило ему импульсом. Писатель хотел, чтобы рвались бомбы. Писателю было нужно олимпийское поражение. Писатель не мог без мифа, без тайны, без совпадений, без пламени. Писатель хотел, чтоб Патрик Бэйтмен вернулся в нашу жизнь. Писатель надеялся, что весь этот ужас разбередит, оживит меня.

Сначала мужчина берет выпивку, потом выпивка берется сама, а потом берет мужчину

Куда подевалась ее манера кончать, как только я входил в нее, где те ночи, когда я смотрел на нее спящую?

щелкнуло – и двинулся дальше. В этом мире, в этом доме мне места не было. Я это знал. Зачем же цеплялся за то, что никогда не станет моим? (Впрочем, к этому многие склонны, разве не так?) Если кто-то и видел меня на террасе закутанным в одеяло, виду никто не подал. Мысль о том, что пора вернуться к холостяцкой жизни в квартиру, которую я все еще держал за собой на Тринадцатой восточной улице Манхэттена, проникала в меня с шипеньем химической реакции. Но холостяцкая жизнь – это жуткий бардак. Всем известно: холостяки сходят с ума, стареют в одиночестве, становятся голодными призраками, насытить которых невозможно. Холостяки платят горничным за стирку. Пьют коктейль за коктейлем в клубе, где давно уже старше самого старого посетителя, болтают со скучными молодыми девицами, от невежества которых волосы встают дыбом. Но, сидя в кресле на террасе, я подумал: уезжай-ка ты из округа Мидленд, отпусти козлиную бородку, кури, соблазняй женщин, которые тебе в дочери годятся (только успешно), обустрой себе рабочее место в солнечном углу квартиры, умерь это помешательство на форме, поведай друзьям о своих тайных недугах. Освободи себя. Начни сначала. Стань моложе. Снова окунись в мир юношеского выгорания и монументальных панно, сложенных из обугленных трупов, – ведь именно это принесло тебе ранний успех. Продолжай игнорировать механизмы общественного мнения, созданного Восточным побережьем. Сделайся эргономичным. Перестань пожимать плечами. Забудь про мотовство. Оставь неуместную иронию. Выброси пиджак с олеандровым тиснением, который тебе так нравился. И пусть тебе натрут тело воском и нанесут искусственный загар, а потом выбьют татуировку на бицепсе. Веди себя так, будто ты только что прилетел из ниоткуда. Работай под гангстера с каменным лицом. Заставь их поверить в твою медийную историю, даже если сам ты знаешь, как все это отвратительно и фальшиво.

Всем известно: холостяки сходят с ума, стареют в одиночестве, становятся голодными призраками, насытить которых невозможно. Холостяки платят горничным за стирку. Пьют коктейль за коктейлем в клубе, где давно уже старше самого старого посетителя, болтают со скучными молодыми девицами, от невежества которых волосы встают дыбом.

Что, если логическое обоснование этим преступлениям было лишь одно: тому, кто их совершал, это просто нравилось.

Ненавижу тебя». Сколько раз я говорил это своему отцу? Ни разу. Сколько раз я мечтал об этом? Тысячи)

Тем утром я столкнулся с необходимостью придумать мирную альтернативу вчерашнему кошмару, притом что в писательском мире драма, боль, поражение поощряются как необходимые для искусства предпосылки: если дело было днем – выпишем ночь, была любовь – устроим ненависть, безмятежность заменим хаосом, из добродетели сделаем порок, из Господа – дьявола, из дочери – шлюху.