Болезни и страшилки

В дошкольном возрасте у меня были проблемы с пищевыми инфекциями, а в школьные годы я стабильно болел каждый год простудными заболеваниями. Мне нравилось валяться дома на кровати, пить душистый горячий чай с малиновым вареньем, потеть, делать ингаляции с маслом чайного дерева и поглядывать в окно на «приливы и отливы» машин, детей и взрослых, спешащих в школу и на работу, а потом обратно.

Нравилось и то, какой становилась мама, когда я болел. Казалось, что забота о больном ребёнке и неспешные домашние хлопоты делали её добрее, позволяли хоть чуточку расслабиться и передохнуть от механистичности трудовых будней. Впрочем, даже из дома она не позволяла себе отдыхать и продолжала консультировать коллег по телефону.

Однажды, когда я преодолевал традиционное ОРВИ, у меня из носа пошла кровь. Такое случалось и раньше, но на этот раз она ни в какую не хотела останавливаться. Когда крови натекло примерно полтазика, вызвали скорую. Врачи уверенными движениями запихали мне в ноздрю несколько метров бинта, пропитанного перекисью водорода, завязали нос и увезли в больницу.

Там меня ожидали несколько недель приключений в компании безбашенных детдомовцев, постоянно выдумывающих дебильные игры и издевающихся над тщедушным пареньком. А также уйма таблеток глюконата кальция и уколы в попу по два раза в день.

Кровеносные сосуды быстро пришли в норму и с тех пор не ломались. А удивительное чувство извлечения из недр черепной коробки многометрового бинта запомнилось на всю жизнь.

С ОРВИ дела обстояли хуже. Казалось, что в условиях больничных сквозняков, сопли и мокрота только эволюционируют, меняют цвет, но никогда не пройдут окончательно. А потом, ко всему прочему, я ещё и отравился. Но с этой проблемой врачи быстро расправились посредством полифепана и рисового отвара. Мама регулярно навещала меня и следила за развитием событий по телефону. В итоге, осознавая трагизм ситуации, она досрочно забрала меня домой под расписку. Там я быстро пошёл на поправку.

Мама обязательно задёргивала вечером шторы, опасаясь, что на соседнем доме могут оказаться снайперы. А в школе нас постоянно запугивали маньяками, которые водились в нашем микрорайоне. Рассказывали даже, что один из них развешивал кишки и трупы младенцев на телевизионных антеннах моего дома. Я долго пытался их там разглядеть, но так и не нашёл.

Для детских ушей всё это звучало действительно страшно. Но когда мы шли с друзьями домой по тёмным дворам, то вслух фантазировали, как на нас нападёт маньяк, а мы покажем ему письки, и он убежит. Было весело и ясно, что никакой извращенец нам не страшен – ведь они нападают только на запуганных одиночек и сторонятся шумных компаний.

Но гулять на улице по бескрайним просторам бетонного спального гетто всё-таки было надо. Самое интересное занятие, что мне удавалось найти – поиск и анализ всякого мусора под окнами домов. Чуть позже – сдача стеклотары и последующая трата денег в удивительном разноцветном мире кооперативных ларьков.

Там было небезопасно – у меня несколько раз вымогали и крали деньги. Но чудесный мир дешёвых пластмассово-химических удовольствий манил калейдоскопом красок. Жвачки с наклейками и фантиками были культом нашего поколения. Их жевали десятками, надувая огромные пузыри. Фантики с машинками из «Турбо» и наклейки из «Трансформеров» (долгое время я читал это название исключительно как «трахс-фортерс») коллекционировали, а голыми тётками оклеивали буквально всё, порой даже обложки школьных дневников, – в знак взрослости и независимости.

Эпопея с жвачками закончилась для меня тошнотой, накатившей однажды после употребления «коктейля» из пары «Трансформеров», после чего я уже чисто физиологически не мог их жевать. Похоже, организм окончательно интоксицировался тамошними химикалиями.

Спасительные экраны

На фоне серых монотонных будней и опасных улиц экран телевизора выглядел настоящим спасением. Оазисом красок, событий, юмора и музыки. Я и брат просто балдели от диснеевских мультиков; телепередач с обзорами компьютерных и приставочных игр. Виртуальные миры выгодно отличались от окружающей действительности своей цветастостью, игривостью и чувством перспективной стратегической цели, «правого дела», которому можно смело служить и быть уверенным в положительном результате – ведь добро всегда побеждает зло. Да и вообще – там всё было просто и весело.

Мы проводили вечера с родителями у телеэкрана – это было нашим основным способом познания мира, развлечения и альтернативой живому общению. Вернее, мы разговаривали с родителями, но их почему-то интересовали только события в школе и на работе, и то, что можно увидеть по телевизору. Я решил, что это нормально – так люди и общаются.

Конечно, мы с братом просили приставку. И однажды папа купил её – восьмибитную «Денди». Это был восторг! Родители пытались как-то нормировать игровое время, но что толку, если это было единственным (помимо книг и сна) спасением от реальности.

Приставки были и у друзей, и в магазине-клубе. Началась совсем другая жизнь: соревнования по очкам, покупка и обмен картриджами за деньги, полученные за стеклотару или накопленные со сдачи в магазине; прогуливание уроков, а чуть позже – зависть к обладателям «шестнадцатибиток», зависание в магазине приставочных игр в созерцании поединков в «Mortal Kombat» или просто игры в «Дюну». Отец и сам порой просиживал ночи без сна за «SuperMario» – просто потому что не было возможности сохраниться.

Однажды я сломал руку, выпендриваясь перед мамой на турнике, – упал на спину, но почему-то повредил лучевую кость левого предплечья. Сидеть дома с одной рукой целый месяц было скучновато – очень скоро я слегка размочил водой и исправил гипс, чтобы можно было держать джойстик приставки двумя руками, и снова стал полноценным игроком.

Первый компьютер, х386-й, принёс в дом отец. Просто так, без особого праздничного повода. С той поры новая игрушка стала точкой пересечения интересов всех членов семьи. Детям выделялось по часу времени после школы, маме – тоже немного, погонять «Шарики» («Lines»), остальное время монополизировал отец, перестраивающий ход мировой истории в «Цивилизации». Мы с братом играли в «Winter Games» от «Accolade» и «Prince of Persia», а потом тоже перешли на «Цивилизацию».

Естественно, мы всеми правдами и неправдами пробирались к компу, пока взрослых не было дома, приводили друзей, а потом как умели заметали следы.

Впервые познакомились с досовским порно – набором зацикленных роликов по несколько секунд каждый.

Особенно запомнилось появление «DooM», который папа принёс с работы на нескольких дискетах. Сперва пришлось долго осваиваться с управлением и играть, преодолевая страх. А когда однажды утром по телефону сообщили о смерти дедушки, я тут же уселся за «DooM», «чтобы отомстить за него демонам».

Тогда же в глубине заигравшегося сознания впервые промелькнули мысли о смерти. Что остаётся, когда подводится итог человеческой жизни, кроме не слишком благодарных родственников, делящих имущество покойного? И куда в действительности отправился дедушка, произнеся свои последние слова: «Не забудьте картошку выкопать»? Может, его призрак теперь будет посещать нас на даче, в которую дед вложил последние силы?

Дача

Творческие эксперименты

Летом нас с братом отвозили на дачу к бабушке, где мы вдоволь отъедались овощами и ягодами со своего огорода, деревенскими продуктами и прочей вкуснятиной. Типичный завтрак: пышные блины с маслом и сметаной, жирное жареное мясо с вяленым луком, ароматный чай и домашнее варенье. И всё это на залитой утренним солнцем веранде. Бабушка хорошо готовила, имела грубоватое деревенское чувство юмора, была не слишком внимательной и изрядной пофигисткой – при ней можно было позволить себе многое.

Дача радовала велосипедами, на которых мы много катались, правда в основном не дальше двух-трёх километров от дома, а то и вовсе «до канавы». Можно было ходить в лес за грибами и ягодами, или просто поиграть. Но только вместе с бабушкой, а она передвигалась очень медленно, и для нас каждый поход превращался в настоящее испытание. Мы предпочитали сидеть дома или загорать на своём участке; вместе взятых а также выгуливать нашу сухопутную черепашку Соню и играть в игры, которые мы в изобилии придумывали для себя сами.

Было весело набирать воду в велосипедные насосы и брызгаться струями, бегая по участку, устраивая друг-другу засады возле пунктов перезарядки – бочек с дождевой водой. А проигравшего ожидал «расстрел» из поливочного шланга на максимальном напоре.

Но чаще всего мы имитировали виртуальные миры: играли в войнушку на бумаге, делали макеты всяких космических кораблей, танков, машинок, а порой и вовсе использовали только наше воображение – садились на диван и озвучивали сценарий, как мы, герои, агенты разведки, мчимся на задание в машинах-трансформерах, сражая полчища врагов на суше, в воздухе и под водой. Для меня это сопровождалось почти полным, очень реалистичным погружением в мир игры.

Я мечтал, чтобы все люди в мире стали счастливы. Придумывал идеальные модели общественного устройства, проекты по освоению космоса, вечные двигатели, решения глобальных проблем: парникового эффекта, перенаселения, голода, катастроф, войн.

Однажды принёс отцу схему построения идеального мира на Земле, первым пунктом которой был «коммунизм». А после короткой беседы с родителем тут же зачеркнул его, заменив на «анархию», – никаких других перемен в схеме не потребовалось.

Почему-то влюбился с первого взгляда в плакат с ядерным взрывом из кабинета гражданской обороны. Грибовидные облака виделись красивыми и родными, атомная война – вполне приемлемым способом решения многих проблем человечества, а радиация – двигателем эволюции.

Главной своей миссией я видел творчество – внедрение в мир нового, Иного, обеспечивающего его эволюционное развитие. Это, как мне казалось, получается у меня лучше всего. Больше всего я рисовал монстров и оружие.

«Что ты рисуешь всякую ерунду, написал бы лучше что-нибудь», – сделала мне однажды замечание мама. В ответ я написал короткий рассказ, в котором описывалось, как я вхожу в страшную тёмную комнату с шестиствольным пулемётом наготове, на меня нападает монстр, и я высаживаю в него всю обойму. Примерно половину произведения занимало детальное описание разлетающихся по комнате внутренностей существа.

Мама списывала мою склонность к жестокости на влияние фильмов и компьютерных игр. Поговорить со мной на эту тему и выяснить реальные причины почему-то никому даже не приходило в голову.

Тем не менее, писать мне понравилось. «Жемчужиной» моей детской философской мысли стала иллюстрированная книга о земных и космических приключениях в будущем, написанная за одно лето и занявшая целую общую тетрадку.

По сюжету я терплю кораблекрушение в 2031 году и оказываюсь на необитаемом острове, где отстраиваю из останков корабля полноценную военную базу. Затем помогаю освободить Беларусь и Европу от космических пришельцев, собираю армию и захватываю США. Поднимаю со дна Атлантиду и превращаю её в самое передовое государство. Осваиваю Марс. Становлюсь президентом Земли, галактики, а затем и всей Вселенной, методично уничтожая всех несогласных (да и просто непонятных) существ целыми планетами. А когда в пространстве Вселенной становится не с кем сражаться, я отправляюсь в прошлое на машине времени, чтобы бороться с врагами своей Империи там.

Книга стала компиляцией всех впечатливших меня игр и фантастических книг вместе взятых. Обилие батальных сцен со стрельбой и защитными полями выдавали моё ощущение непредсказуемой враждебности мира, стремление обрести средство поскорее уничтожить любую угрозу и не получить повреждений самому. А полный контроль, тотальная гегемония, достигнутая добровольно или принудительно, виделись средством достижения всеобщего блага. Примечательно, что по сюжету на руководящие должности в своей империи я назначал только родственников – чтобы все были «главными»; враги всегда оказывались слабее и глупее; новое оружие пробивало старые защиты; а все диалоги велись безэмоционально, сухо и по-деловому.

В какой-то момент я понял, что мало внимания уделяю деталям. Так эпичные сражения галактических масштабов оказались разбавлены детальным описанием мха и тараканов на вентиляционной решётке, а также того, как герои кушают, умываются и ходят в туалет.

В той же тетрадке я попытался описать свои «трансцендентные мысли» о грядущем будущем человечества: