Тошнота

Шёл второй год работы по распределению. Нагрузка на проекте росла. Часто приходилось задерживаться, задачи были скучные – совсем не творческие, игры делать было некогда. Возродивший мою мечту Прохор уволился и ушёл на фриланс, к тому же, сейлс-менеджер, курировавшая наш проект, ушла в декретный отпуск, и мне пришлось взять на себя часть её отчётности.

Меня одолевали препаршивые настроения. Жизнь казалась серой, один день был похож на другой. Я иногда выпивал прямо с утра, а по дороге на работу громко слушал в наушниках харш-нойз, «чтобы окружающим тоже было плохо», и читал отзывавшуюся моему состоянию «Тошноту» Сартра, что только усугубляло ситуацию.

Меня стали посещать размышления о смысле всего сущего: кто я, зачем живу, что потом? Чувствовалась нереализованность творческого потенциала, который я не очень результативно пытался выразить в музыке после работы. Идеи становились всё примитивнее и тускней. Болели спина и голова, начал дёргаться глаз, появились признаки геморроя. Образ одинокой жизни и смерти на хуторе снова сделался крайне привлекательным. Самоубийство тоже выглядело вполне приемлемым вариантом – я понемногу изучал в интернете наименее хлопотные способы.

Сердце грела только одна идея, которую поселил во мне Прохор, – идея об «освобождении», до осуществления которой оставался ещё год. Уволиться, начать своё дело, осуществить, наконец, уже почти забытую мечту. И больше никогда не работать на дядю, на пятидневке, в опостылевшем офисе.

Общаться с Антоном не оставалось ни желания, ни сил. Мы иногда встречались. Без особого энтузиазма я помогал ему в реализации некоторых идей. Однажды мы ночь напролёт совращали и мучили знакомую лесбиянку, отпаивая её кофе с водкой и заставляя начитывать на диктофон тексты Антона, написанные «автоматическим письмом», для очередного экспериментального фестиваля. Тогда я впервые столкнулся с этим видом творчества: отключаешь мозги и строчишь что попало, а потом включаешь и перечитываешь – иногда можно откопать жемчужины мысли.

А ещё мне довелось побывать шафером на свадьбе моего старшего товарища. Приглашение без возможности отказаться стало для меня полной неожиданностью, а деловой костюм, который я зарёкся не надевать со школьных времён, пришлось одолжить у стройного коллеги по работе.

Вообще меня приятно удивило, что вопреки моим домыслам Антон не зациклился на своих «игрушках» и мрачных переживаниях, а собрался с силами придать своей разухабистой жизни опрятный социально-одобряемый вид.

Мероприятие прошло строго по плану – все хлопоты взяла на себя подружка невесты, а моё присутствие требовалось лишь формально. За праздничным столом я сидел на молчаливо-жующей «взрослой» стороне и общался преимущественно с женихом, в то время как молодёжь – гости со стороны невесты – шумно «голливудила» с другого края. Тем не менее я позволил себе один зажигательный танец а-ля «верхний брейк», глубоко впечатливший родителей невесты. И зачем-то согласился поехать на «афтерпати», где пытался спать на полу рядом с предающимися любовным утехам шафершей и кем-то там ещё. А наутро полез в чей-то ноутбук смотреть передачу про сакральный символизм.

После женитьбы Антон фактически исчез из моего поля зрения. До меня лишь долетали вести о том, что он готовится стать отцом.

– Вот так мы и теряем друзей, – думал я, – они растворяются в семьях и исчезают для всего остального мира. Ни личности, ни протеста, ни самовыражения – семья съедает человека полностью.

От Антона мне остались лишь терабайты музыки, тяготение к «Coil» и «Autechre», заразные цинизм и мизантропия.

С Беллой я тоже предпочитал не видеться, чтобы не подпитывать её романтические настроения и избежать занудных объяснений.

Зато однажды, после скромного празднования дня рождения на офисной кухне, я полез обниматься к дизайнерше.

– Борис, мне конечно приятно, что в своём возрасте я ещё привлекаю таких горячих молодых людей, но нет, – с этими словами погасла единственная искра моей офисной страсти.

Имиджборды

«Имиджборд (имиджборда, англ. imageboard, маш. картинкадоска, анонимный имиджборд, АняБ) – разновидность сетевого форума, отличающаяся большими возможностями по прикреплению к сообщениям картинок. Как правило, имиджборды построены по одинаковой схеме и состоят из нескольких тематических разделов (или досок), в которых содержатся треды, состоящие из постов от разных пользователей. Пользователи имиджборд, как правило, избавлены от необходимости регистрироваться, и поэтому анонимны, хотя и существуют трипкоды и другие методы идентификации постов одного человека». (Lurkmore)

Всех друзей мне заменил Анонимус. Я обрёл в его лице Антона, помноженного на десять и много более того. Сарказм, бесчеловечность и извращения; музыка, порно, книги и кино; паранормальные явления и психология; смелые идеи, которые никто бы не посмел опубликовать открыто; максимальный троллинг и накал страстей – и никаких ограничений! Антон пытался привить мне свой вкус, чувство стиля, отметая неугодное ему, и с этим приходилось считаться. Здесь же я попал в виртуальное царство свободы, которым, как мне казалось, и задумывался Интернет изначально. Каждый визит на борды сопровождался эйфорией, сравнимой с приёмом наркотика – водопад ярких впечатлений пропускается через мозг на умопомрачительной скорости!

Вернуться к общению с нормальными людьми в реальной жизни после такого бывало непросто. Они ведь не знают мемов, серьёзно относятся к тому, над чем на бордах угорают, а за троллинг ИРЛ можно отгрести неиллюзорных пиздюлей.

Я воспринимал Лурк как кладезь мудрости, народную «Википедию», а имиджборды – как школу жизни. Ведь они просто, доступно, а главное – с юмором и иронией могли объяснить смысл любого явления. Мнение коллективного сознания об устройстве мира, половых отношениях и даже смысле жизни постепенно перекочевало в мой мозг. Я оброс имиджбордовскими идеями и понятиями, превратившись в тролля, зацикленного на потреблении контента, цинично относящегося решительно ко всему и живущего «ради лулзов».

Сперва я просто зачитывался высокохудожественными копипастами и статьями, раскрывающими, как мне казалось, самую суть вещей. Потом эта суть стала приедаться, потому как ею всё чаще оказывалось говно. И то – говно, и это… Общая философская мысль имиджборд-культуры скомпилировалась в моём уме так: «Жизнь – говно; давайте над ней стебаться!» – этакое тупое злобное веселье. Наступило разочарование. Я стал заглядывать на борды лишь в специализированные разделы по психологии, философии, медицине и выживанию. Читал высказывания адекватных анонов, а сам практически не писал.

Поскольку я снова стал выпивать и питаться как попало, меня опять стали беспокоить прыщи. Я вычитал на бордах и опробовал на себе метод лечения, заключавшийся в подкожных инъекциях Плазмола – препарата плазмы крови человека. Самым драматическим был момент, когда однажды посреди процедуры (я уже давил на поршень, вводя препарат внутрь) в дверь ванной стал шумно ломиться отец. Я закричал «занято» и в панике выдернул шприц. Пришлось потом успокаиваться и слегка трясущимися руками проделывать в коже новую дырку.

– Господи, что я делаю? Я шизею, творю тут какую-то дичь, которую приходится от всех скрывать – подумалось мне тогда, – а грань тонка, и я уже почти спалился…

Результат курса лечения из девяти уколов (десятая ампула оказалась бракованной) был сначала не слишком заметен, но со временем прыщи исчезли и даже «втянулись», образовав характерные ямки. Впрочем, сложно определить действительную причину. Это мог быт и частичный возврат к вегетарианской диете, и временное снижение уровня стресса.

Тот инцидент в ванной, в совокупности с заметно возрастающей социопатией и косноязычием, убедили меня, что имиджборды ведут «не в ту степь» и превращают жизнь в какой-то идиотский набор бессвязных действий. Я всё отчётливее ощущал себя двухмерным персонажем какого-то дурацкого аниме, затерявшимся в мире реальных людей. Но окончательной жирной точкой в истории моего взаимодействия с бордами стала встреча с одним из анонимусов в реале.

Это был настоящий «хикки» – крайне тяжёлый в общении и ощутимо дезориентированный в физическом мире великовозрастной детина, живущий с мамой. Он казался мне окружённым аурой серого ватного вакуума, лишающего всякой возможности дотянуться до него. Абсолютно искусственное лицо, почти лишённое какого-либо выражения, и такая же поза тела. В глазах – пустота и более ничего. То ли манекен, то ли призрак. Я совершенно не понимал, что с ним делать и чего от него можно ожидать. Казалось, что с равной вероятностью он мог зарезать, пёрнуть, заплакать, предложить подрочить на брудершафт… Кто же там – в этом органическом мешке?

На все мои предложения он вяло соглашался, слушал, но разговор не поддерживал, а своего жизненного опыта у него не было вообще. Словно чёрная дыра, которая безвозвратно поглощает любую частицу и волну, выпущенную в её сторону. Мои опасения по поводу непредсказуемости собеседника оказались напрасны. Он не мог проявить себя. Никак. Убедившись в бессмысленности попыток как-либо «расшевелить» этот овощ, я ушёл. И никогда более не возвращался ни к имиджбордам, ни к их обитателям. Мне очень не хотелось стать таким же.

Общение с родственниками

С матерью, отцом и братом мы практически не общались. Все были работающими и учащимися людьми – домой приходили кушать и спать. Иногда обменивались ничего не значащими историями с работ, смысл которых в основном сводился к банальному «начальники – тупые».

Здесь я чувствовал себя неловко. Рассказать о том, чем заполнены мои программистские будни, обычному человеку без специальной терминологии не представлялось возможным. Да и с ней оказалось бы совершенно не интересным.

– Чем занимался сегодня? – спросила однажды мама.

– Учил машинки летать на вентиляторах, – после некоторой паузы честно ответил я. А про себя подумал:

– Какой же всё-таки оторванной от жизни хернёй я занимаюсь… А главное – для кого? Ведь об играх, которые я пишу месяцами, узнают лишь считанные подростки, которые забудут их через неделю. А большое бизнес-приложение, которое я даже не понимаю, как работает целиком, и вовсе останется где-то в недрах неизвестных зарубежных корпораций. Опять же – его будут постоянно обновлять и, вероятно, весь мой код вскоре будет кем-то переписан. А потом и сам Flex устареет как технология, и удалят вообще всё. Сизифов труд. Но за него платят хорошие деньги. Боже, на что я трачу жизнь и остатки здоровья? Как же это всё нереально…

Меня утешала мысль, что, заработав много денег, я смогу наконец потратить их на свою мечту. Правда не ясно, на которую: делать игры-миры или уехать в глушь, заниматься творчеством и сходить с ума.

Яркими точками соприкосновения с родственниками были праздники. Мне довелось быть диджеем на свадьбе двоюродного брата. Того самого Ш., которым я так восхищался в детстве. После армии мы с ним мало виделись. Мне казалось, что брат изменился в худшую сторону: забросил творчество, занялся какими-то сомнительными бизнес-махинациями, да и женился он уже во второй раз. Я иронично оделся в чёрное, намекая, что мероприятие отнюдь не радостное – хорошее дело браком не назовут.

На свадьбе мне в очередной раз довелось убедиться, что женщины в целом мне нравятся больше – они всегда заняты полезным делом. А мужчины – пафосные павлины, распускающие друг перед другом хвосты, обсуждающие глобальные вещи и скрывающие правду самих о себе. Особенно заметно это стало после моей неудачной шутки:

– Да ну, после первой закуска нужна, как женатому – онанизм!

– Это ты зря так говоришь.

– Почему?

Мужчины лишь, замявшись, промолчали в ответ, и стало ясно, что дело не в закуске.

Но больше всего свадьба запомнилась тем, что мой ноутбук остался ночевать под дождём – прямо под стоком с крыши. Обнаружив «утопленника» утром, я сделался мрачнее тучи. Пошла под откос жизнь программистская. И музыка, и всё остальное… Но я старался не подавать виду. Сказал жениху: «С тебя штука баксов», и сел пить водку с хозяйкой коттеджа, которая была рада поделиться житейским опытом:

– Видишь, у него губы-то пухленькие – значит дитё ещё, он как будто титьку просит. Кто повзрослел – у тех губы-то тонкие, поджатые…

Я слушал её и представлял, что двоюродный наверняка будет медлить с деньгами. Куплю новый ноутбук, а этот сдам на запчасти. И никогда больше не стану помогать родственникам. Ни-за-что.

Однако вернувшись домой, я разобрал своего электронного друга, дал время его потрохам просохнуть, собрал обратно и – о чудо! Он заработал! Всё было в порядке, только батарея перестала держать заряд, но это казалось несущественной мелочью. И озлобленность на родственников тут же прошла.

Другим примечательным событием стал юбилей отца. Он с юности увлекался чтением, и мне было не по себе оттого, что папа перечитывает раз за разом одни и те же книги. Казалось, что он застрял в развитии. Я решил порадовать родителя шедеврами современной прозы. Составил перечень книг по рекомендациям из литературных разделов имиджборд, постепенно отыскал и купил все произведения.

У меня не было времени изучить все рекомендации в деталях. Я офигел и проклял борды, пролистав книжки Сорокина и Масодова. Даже собирался их выбросить, но решил идти до конца. Затроллить отца, пронять его чем-то неожиданным, совершенно ему не свойственным, казалось хорошей идеей.

Папа молчаливо осилил всё. Книги одна за другой переместились «на дальнюю полку». Единственный раз он подошёл ко мне с покет-буком Пелевина «Чапаев и Пустота» и сказал:

– Как будто наркотиков поел. Рекомендую!

Увольнение из офисов

Тем временем на работе настал долгожданный момент увольнения:

– Главное – несгибаемое намерение. Смотреть на вещи конкретно, без лишних абстракций: физически удержать не смогут – а значит в крайнем случае будут вынуждены уволить по статье. То есть самое главное здесь – убедить себя самого, что за пределами работы есть жизнь, и она прекрасна, и более чем достойна того, чтобы стремиться к ней; рваться как птица из клетки на свободу.

Учитывай фактор времени, скорее всего, процесс затянется. Придётся постепенно уходить с проекта, выжидать некоторое «время на подумать», потом идти «догуливать» оставшийся отпуск и только потом удастся получить на руки трудовую. Таков порядок.

Я подготовился как следует: узнал приёмы, которые обычно используют директора, чтобы уговорить остаться, настроился психологически и вошёл в кабинет начальства со включенным диктофоном. До сих пор иногда переслушиваю эту замечательную запись, где я озвучиваю директору своё твёрдое намерение, свою философскую концепцию Судьбы как всеобщей предопределённости, а он пытается переманить меня, обещая открыть целый отдел под моим руководством, который будет заниматься исключительно тем, что мне интересно. А ещё поучает житейской мудрости:

– Это пока у тебя жены нет, ты говоришь, что у тебя есть деньги «лишние».

– Молодо-зелено! Бизнес начинают с друзьями, а заканчивают с партнёрами, – делёжка денег рассорила многих его знакомых.

Я же делюсь романтическими представлениями о своём будущем игродельном бизнесе. Мне видится, что там я смогу быть свободным художником, путешествовать, генерировать идеи, а исполнением будут заниматься наёмные специалисты. Уже тогда чувствовалось, что это слабое место в моей концепции, как и то, что я не хотел разграничивать работу и дом. Но мне хотелось верить, что всё к лучшему.