Цитаты из книг автора «Борис Пастернак»

МЕЙЕРХОЛЬДАМ   Желоба коридоров иссякли. Гул отхлынул и сплыл, и заглох. У окна, опоздавши к спектаклю, Вяжет вьюга из хлопьев чулок.     Рытым ходом за сценой залягте, И, обуглясь у всех на виду, Как дурак, я зайду к вам в антракте, И смешаюсь, и слов не найду.     Я увижу деревья и крыши. Вихрем кинутся мушки во тьму. По замашкам зимы замухрышки Я игру в кошки-мышки пойму.     Я скажу, что от этих ужимок Еле цел я остался внизу, Что пакет развязался и вымок И что я вам другой привезу.     Что от чувств на земле нет отбою, Что в руках моих – плеск из фойе,

Мне кажется, я подберу слова, Похожие на вашу первозданность.

Иль я не знаю, что, в потемки тычась, Вовек не вышла б к свету темнота, Иль я – урод, и счастье сотен тысяч Не ближе мне пустого счастья ста?     И разве я не мерюсь пятилеткой, Не падаю, не подымаюсь с ней? Но как мне быть с моей грудною клеткой И с тем, что всякой косности косней?     Напрасно в дни великого совета, Где высшей страсти отданы места, Оставлена вакансия поэта: Она опасна, если не пуста.

Весна была просто тобой, И лето – с грехом пополам. Но осень, но этот позор голубой Обоев, и войлок, и хлам!     Разбитую клячу ведут на махан, И ноздри с коротким дыханьем. Заслушались мокрой ромашки и мха, А то и конины в духане.     В прозрачность заплаканных дней целиком Губами и глаз полыханьем Впиваешься, как в помутнелый флакон С невыдохшимися духами.     Не спорить, а спать. Не оспаривать, А спать. Не распахивать наспех Окна, где в беспамятных заревах Июль, разгораясь, как яспис, Расплавливал стекла и спаривал

МЕФИСТОФЕЛЬ   Из массы пыли за заставы По воскресеньям высыпали, Меж тем как, дома не застав их, Ломились ливни в окна спален.     Велось у всех, чтоб за обедом Хотя б на третье дождь был подан, Меж тем как вихрь – велосипедом Летал по комнатным комодам.     Меж тем как там до потолков их Взлетали шелковые шторы, Расталкивали бестолковых Пруды, природа и просторы.     Длиннейшим поездом линеек Позднее стягивались к валу, Где тень, пугавшая коней их, Ежевечерне оживала.     В чулках как кровь, при паре бантов, По залитой зарей дороге, Упав, как лямки с барабана, Пылили дьяволовы ноги.     Казалось, захлестав из низкой Листвы струей высокомерья, Снесла б весь мир надменность диска И терпит только эти перья.     Считая ехавших, как вехи, Едва прикладываясь к шляпе, Он шел, откидываясь в смехе, Шагал, приятеля облапя.

Любимая – жуть! Когда любит поэт, Влюбляется бог неприкаянный.

Ты так играла эту роль! Я забывал, что сам – суфлер! Что будешь петь и во второй, Кто б первой ни совлек.     Вдоль облаков шла лодка. Вдоль Лугами кошеных кормов. Ты так играла эту роль, Как лепет шлюз – кормой!     И, низко рея на руле Касаткой об одном крыле,

ИЗ СУЕВЕРЬЯ   Коробка с красным померанцем —

Тут жил Мартин Лютер. Там – братья Гримм. Когтистые крыши. Деревья. Надгробья. И все это помнит и тянется к ним. Все – живо, и все это тоже – подобья.     Нет, я не пойду туда завтра. Отказ — Полнее прощанья. Все ясно. Мы квиты. Да и оторвусь ли от газа, от касс? Что будет со мною, старинные плиты?     Повсюду портпледы разложит туман, И в обе оконницы вставят по месяцу. Тоска пассажиркой скользнет по томам И с книжкою на оттоманке поместится.     Чего же я трушу? Ведь я, как грамматику,

Так приближается удар За сладким, из-за ширмы лени, Во всеоружьи мутных чар Довольства и оцепененья.     Стоит на мертвой точке час Не оттого ль, что он намечен, Что желчь моя не разлилась, Что у меня на месте печень?