Если вы полагаете, что суд – частное дело частных людей, когда одни отбиваются от обвинений, а другие пытаются наказать зло, и большинства из нас это не касается, то ошибаетесь. Суд, какой бы частный характер он ни носил, создает прецеденты, которые так или иначе могут коснуться каждого, а то ненароком и зашибить.
На минувшем заседании подсудимый Квачков ходатайствовал об оглашении протокола собственного опознания, в котором зафиксировано, что сразу же после ареста Квачкова охранник Чубайса Клочков не опознал в Квачкове мужчину, которого видел на железнодорожной станции Жаворонки. Ни на опознании, ни на двух предыдущих судах опознать не мог, а тут вдруг просветление нашло… На что прокурор потребовал … изъять из дела протокол опознания, как недопустимое доказательство, на том основании, что «охранник Клочков мог до опознания видеть Квачкова по телевизору в экстренных выпусках новостей о покушении на Чубайса». Прокурор представил в суд видеоматериалы с выпусками телевизионных новостей, правда, неизвестно от какого числа и какого телеканала, но где действительно демонстрировали фотографии Квачкова времен афганской войны, еще молодого, сорока лет не было. Адвокаты Чубайса дружно поддержали прокурора, изо всех сил добиваясь одного: о протоколе опознания, в ходе которого Квачков не опознан Клочковым, присяжные знать не должны.
Прокурор спросил Клочкова: «Скажите, потерпевший, как Вы объясните, что изменили свои показания?»
Клочков: «Просто я четыре года наблюдал Квачкова в судах, приглядывался к нему, хорошенько рассмотрел его – мимику, жесты, вот и узнал».
Найденов уточняет: «Скажите, пожалуйста, сколько лет мужчине на фотографии, которую Вы видели по телевизору до опознания?»
Клочков уверенно с готовностью: «55–60 лет».
Миронов улыбается: «Ваша честь, как понять прокурорскую логику: «потерпевший не узнал обвиняемого, потому что видел его по телевизору». Не узнал, потому что видел! Шедевр…»
Судья Пантелеева возмущенно обрывает: «Прекратите издеваться, Миронов. Шедевры – в Эрмитаже! А здесь суд!»
Миронов: «Это шедевр логики, Ваша честь».
Судья Пантелеева: «Миронов, Вы предупреждаетесь о некорректном отношении к прокурору!»
Миронов: «Понял. Допустим, мы приняли прокурорскую логику, но что это меняет? Ведь Клочков сейчас пояснил, что на фотографии он видел мужчину 55–60 лет. Но на фотографии, которую показывали по телевидению, человек моложе лет на двадцать, он не может подпадать под описание, данное в суде Клочковым. К тому же прокурор предъявил видеоматериалы, которые не имеют логотипа телеканала НТВ, а, значит, это рабочие материалы телеканала, из которых далеко не все попало в эфир. И не факт, что эти фотографии были показаны в эфире. И такая доказательная база является основанием изъятия протоколов опознания как недопустимого доказательства? К чему устраивать этот странный фарс?»
Судья, вся алая от злости: «Называя судебное заседание фарсом, Миронов, Вы оскорбляете всех участников процесса!»
Адвокат Михалкина: «Протокол опознания Квачкова оформлен строго в соответствии с законом и его следует огласить перед присяжными. Потерпевший Клочков так легко меняет показания, потому что истекает пятилетний срок со времени его первого допроса, и его не смогут привлечь к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний».
Трудно сказать, какие доводы больше всего убедили судью Пантелееву, но она приняла единственно здравое решение огласить перед присяжными заседателями протокол опознания Квачкова в марте 2005 года, когда охранник Чубайса Клочков, и это подчеркнуто в документе, уверенно не опознал Квачкова, то есть у него не было тогда никаких сомнений, что на железнодорожной станции Жаворонки точно был не Квачков.
А случись иное, и откажись судья под давлением прокурора от протокола опознания, – какой опаснейший прецедент был бы ею создан в судебной практике! Ведь сегодня, когда именно телевизионный показ фотографии или созданного оперативниками по свидетельским показаниям словесного портрета – фоторобота, очень часто помогает находить и обезвреживать преступников, – подобный прецедент мог подорвать всю доказательную базу следствия, основанную на свидетельских показаниях. Ведь тогда бы, после показа фотографии преступника или его фоторобота по телевидению, все опознания свидетелями пойманного преступника должны были бы признаваться недопустимым доказательством. Гуляй, маньяк, дальше! Или отменяйте бутовскому маньяку Пичушкину полученный им пожизненный срок, ведь его приговор основан на протоколах опознания потерпевшими, которые прежде могли видеть его фоторобот, очень схожий с оригиналом. Самое поразительное, что столь опасный судебный прецедент пыталась создать именно прокуратура, которая, казалось бы, больше всего заинтересована в том, чтобы опознание являлось прочной опорой доказательной базы обвинения. Может, потому, что не истина вовсе цель нынешней прокуратуры, а обвинительный приговор любой ценой. В таком случае впереди нас ждет целый вернисаж шедевров прокурорской логики, не постижимой ни умом, ни здравым смыслом.
Удивительно, что творят годы с памятью. Случившееся пять лет назад предстает в рассказах очевидцев настолько противоречивым, что если бы не протоколы допросов тех лет, можно было подумать, что речь о совершенно разных происшествиях. Разрешив огласить на суде показания Хлебникова, внесенные следователем в протоколы допросов сразу после взрыва на Митькинском шоссе в 2005 году, судья заранее предупредила присяжных заседателей: «Уважаемые присяжные, вы должны исходить не из того, есть ли противоречия в показаниях потерпевших, вы должны исходить из самих показаний, потому что противоречия могут быть существенными и несущественными». Нелегкое дело предстояло присяжным – отделить от существенных противоречий в допросах Хлебникова противоречия несущественные.
После оглашения показаний Хлебникова, первый вопрос водителю машины охраны Чубайса адвоката Оксаны Михалкиной: «Вы вышли из автомашины после взрыва вместе с двумя другими охранниками, как говорили на следствии, или Вы остались за рулем, как сказали нам на суде?»
Судья Пантелеева снимает вопрос.
Михалкина: «Почему в первых показаниях на следствии Вы упоминаете, что на дорогу выехал лесовоз, а на суде, спустя пять лет, говорите, что движение на дороге было прекращено?»
Хлебников: «Лесовоз действительно выехал в метрах 200–300 от нас».
Михалкина: «Значит, лесовоз был?»
Хлебников: «Лесовоз был».
Михалкина: «А почему Вы не сказали на суде, что Моргунов уехал с места происшествия, чтобы сообщить милиции номера лесовоза? Ведь именно об этом Вы говорили на следствии».
Хлебников: «На тот момент я не знал, зачем Моргунов поехал. Ну, выехал лесовоз, и что? В оперативной обстановке это ничего не меняет».
Равнодушие потерпевшего к лесовозу, выехавшему из леса сразу после взрыва и обстрела, и укатившему к Минскому шоссе, почему-то ни у кого, кроме подсудимых с защитниками, не вызвало удивления. Впрочем, и другие противоречия, которые обсыпали показания Хлебникова, как волдыри больного ветрянкой, обвинение проигнорировало. Подсудимый Миронов: «Чем объяснить, что на следствии Вы утверждали, что занимаетесь обеспечением охраны Чубайса, а на суде заявили, что охраны Чубайса Вы не осуществляете?»
Хлебников: «Я на следствии имел в виду охрану имущества и бумаг Чубайса».
Миронов: «Так Вы подтверждаете, что занимались обеспечением охраны председателя РАО ЕЭС?»
Судья начеку, вопрос снят.
Миронов: «На суде Вы заявили, что маршрут следования кортежа Чубайса Вы не знали, а на предварительном следствии Вы сказали, что Чубайс всегда ездит по этому маршруту, так как Минское шоссе скоростное. Чем вызвано то, что Вы изменили показания?»
Хлебников: «Я и эти показания на следствии подтверждаю, и то, что на суде говорил, подтверждаю».
Миронов: «На суде Вы сказали, что торможение автомашины БМВ было настолько сильным, что Вы едва не въехали в автомобиль Чубайса. А на предварительном следствии утверждали, что БМВ Чубайса уехал, даже не затормозив. Объясните противоречия в Ваших показаниях?»
Хлебников: «Расхождения здесь никакого нет совершенно».
Миронов: «На суде Вы сказали, что охранник Клочков заскочил от выстрелов в автомобиль, и Вы его оттуда за шиворот вытаскивали через переднее сиденье. А на предварительном следствии утверждали, что Вы все трое присели за колесами вашей автомашины, прячась от выстрелов. Вы подтверждаете свои показания на следствии?»
Хлебников внезапно раздражается: «Да, подтверждаю».
Миронов: «Тогда как же понять Ваши показания на суде о том, что Клочков залез в машину и Вы его вытаскивали?»
Хлебников злобной скороговоркой: «Все правильно. Просто когда 17 марта 2005 года я давал показания, их записывали очень быстро и на морозе».
Миронов: «Потерпевший, почему Вы так нервничаете?»
Вопрос снят, как «не имеющий отношения к обстоятельствам дела».
За нервозность Хлебникова обиделся Шугаев, адвокат Чубайса: «Ваша честь! Вопросы Миронова являются издевательством над потерпевшим!»
Першин, адвокат Квачкова: «Почему на следствии Вы утверждали, что после взрыва затормозили сами, чтобы выяснить, что произошло, а на суде сказали, что ваша машина заглохла и не могла двигаться?»
Хлебников неуклюже оправдывается: «Так как машина заглохла, я ее останавливал при помощи торможения».
Першин: «Почему на следствии Вы говорили, что взрывной волны не почувствовали, а на суде, что взрывной волной Вам надавило на глаза и уши?»
Хлебников: «17 марта 2005 года я еще ничего не осознавал, потому что времени прошло немного, и потом меня об этом никто не спрашивал».
Першин: «А разве на суде Вас кто-нибудь спрашивал, происходило ли давление на глаза и уши от взрывной волны?»
Вопрос снят.
Першин: «Почему последствия взрыва в вашем изложении с каждым допросом все усиливаются и усиливаются?»
Хлебников сквозь зубы: «Я всегда говорил одно и то же».
Першин: «Давая показания на следствии, Вы не смогли назвать ни одной буквы из номера автомашины Чубайса. Почему столько времени охраняя Чубайса и его автомобиль, Вы не смогли запомнить три буквы из его номера?»
Хлебников угрюмо бурчит: «Машина поменялась, номер поменялся, и вообще для меня самое главное – цифры, а не буквы».
Першин: «Откуда Вам было известно, что в БМВ Чубайса находился Чубайс и его помощник, как Вы показали на следствии? Ведь стекла автомашины БМВ тонированные».
Хлебников молчит долго, очень долго, и вдруг: «Я не знал, кто там. Машина вышла и все».
Першин: «Вам было известно, что в автомашине был Чубайс и его помощник?»
Хлебников наотрез: «Мне неизвестно, был ли в автомашине БМВ Чубайс».
Вот опять, в который уже раз, судебное следствие возвращается к ключевой точке отсчета всех дальнейших событий: был ли Чубайс на месте «покушения» 17 марта 2005 года, если его там никто не видел, если охранники либо проговариваются, что его там не было, либо на всякий случай отнекиваются – «не знаю, не видел».
К Хлебникову обращается подсудимый Яшин: «По лесовозу проясните ситуацию. Он выехал оттуда, где стрелки были, с просеки? Так?»
Хлебников: «Да».
Яшин: «Через какое время после взрыва появился лесовоз?»
Хлебников: «Не помню».
Яшин: «До того, как Моргунов уехал?»
Хлебников: «Не помню».
Яшин: «Но Вы говорили, что Моргунов поехал сообщить в милицию про лесовоз и запомнил его номер?»
Хлебников: «Да».
Яшин: «Вы сказали, что лесовоз выехал на расстоянии 200–300 метров от вас. Моргунов мог разглядеть номера на таком расстоянии?»
Хлебников молчит.
Яшин: «Вы сами этот лесовоз видели?»
Хлебников обреченно: «Ну, если это в показаниях есть, значит видел. Он сильно у меня в памяти не отложился».
Яшин: «Опишите, какой он был, груженый – не груженый?»
Хлебников: «Лесовоз как лесовоз».
Яшин: «В кабине лесовоза помимо водителя могли уместиться еще два человека, те стрелки из леса?»
Адвокат Чубайса Шугаев встрепенулся: «Ваша честь, прошу снять этот вопрос!»
Яшин настойчиво: «На этот вопрос как раз и надо ответить!»
Хлебников его разочаровывает: «Не знаю».
Яшин: «Лесовоз мимо Вас прошел?»
Хлебников: «Насколько я понял, он поехал не в сторону Минского шоссе, а в сторону станции Жаворонки».
Яшин: «Тогда чем Вы объясните, что на следствии Вы говорили: «Лесовоз поехал в сторону Минского шоссе?»
Хлебников вздыхает: «Ну, значит, поехал в сторону Минского шоссе».
Яшин неотступно: «А кто увидел номер этого лесовоза?»
Хлебников раздраженно: «Да не знаю я, кто его увидел!»
Чей лесовоз и чего он рыскал в районе взрыва – ответит ли кто суду?
О проекте
О подписке