Как хорошо в палатке, под кондиционером термометр показывает всего тридцать три. Он ни черта не выспался. Взглянул на часы. Уже пять, через два с половиной часа начнёт темнеть. У него в ногах, чтобы тоже попадать под прохладную струю кондиционера, сидит Самара. Рукодельничает и тихо мычит какую-то мелодию. Он садится, а она сразу протягивает ему пиалу с водой:
– Я тебя не будила, не знала, во сколько нужно. Думала будить после жары.
– Ничего, всё нормально, я не проспал, – сказал он, отпивая невкусной воды.
Ему снился сон. Не очень хороший. Он ехал по пустыне, а за ним, прячась за барханами, бежал… бежало то зелёное существо, делая огромные шаги. Ему редко снились сны, а тут раз и приснился, да ещё дичь такая. Он допил воду и огляделся.
Его вещи были аккуратно сложены в углу перед выходом, ремень с револьвером лежал поверх одежды, а обрез прямо под его рукой. Её одежда была там же, у входа.
Самара бросает своё рукоделье и говорит ему:
– Я убила сколопендру.
– Вы молодец, Самара, – говорит Горохов нейтрально. И тут же спрашивает. – Послушайте, а вы не встречали тут такого… ну, такого странного существа, высокого, выше человека, на двух лапах ходит. Бегает. Быстро бегает, а след у него на след дрофы похож, но только трёхпалый.
Первый раз он видит её удивлённой. Инженер понимает, что ей что-то известно, он ждёт, пока она начнёт, и она произносит:
– Антоха Сизый из соседского коша приезжал к нам месяц назад, спрашивал наших казаков, кто такого зелёного видел в степи. А над ним тогда наши посмеялись, говорили ему, дескать, перегрелся, так он и уехал. А наш дед Станислав сказал, что таких он видал в Перми. А здесь, в степи, так далеко от развалин, таким не выжить.
– А этот дед Станислав в Пермь ходил?
– Много раз, сам ватаги туда водил, пока глаза и руки не лишился, – отвечает казачка. – А что ты такого тоже видал?
«Значит, из Перми эти зелёные уже и сюда добегают?». Он кивает женщине:
– Да, видел одного такого, позавчера, кажется.
– Вот, а над Сизым все смеялись.
Горохов кивает и встаёт.
– Зря смеялись.
Очень ему не хочется отходить от кондиционера, хоть и маленький он, хоть и слабенький, но всё-таки льётся из него живительная прохлада. Жаль, что пора собираться.
– Ты есть хочешь? – Самара тоже встаёт с ним вместе.
– Куска хлеба будет достаточно, – отвечает он и начинает одеваться, на самом деле думая, что съел бы парочку кактусов, уж очень они были вкусные и, главное, сочные. В степи это самая сочная еда, всё остальное тут, как правило, жирное или вообще сухое.
– Съешь кактусов, – она берёт блюдо с едой, а там ещё осталась эта вкуснятина, казачка ни одного кактуса сама не съела, ему всё оставила.
– Это ваши остались, – отвечает инженер и берёт с блюда большой кусок жёлтого кукурузного, уже подсохшего хлеба.
Женщина убирает еду, берёт свою одежду:
– За сколопендрами собрался? Пойду с тобой.
– Нет, я еду в город.
– Атаман рассказывал, что у тебя в городе проблемы, – она тоже начинает надевать штаны, – я с тобой могу поехать.
«Да что ж вы там в вашем коше все такие болтливые, что бабы, что атаман ваш!». Горохов смотрит на неё с укором и говорит:
– Нет, вы останетесь здесь, тут у меня ценный инструмент, приглядите за ним.
Ну конечно, ей это не нравится, но спорить она не берётся, боится, что ли, ему перечить:
– А когда приедешь?
– К ночи, – отвечает он, проверяя патроны в обрезе и револьвере. Обувается, выпивает ещё воды, берёт кусок хлеба в рот и, натягивая перчатки, выходит из палатки.
Когда он думал, что ему хорошо в палатке, он ещё не предполагал, насколько. В три часа тут точно было под шестьдесят. Да и теперь его обдало зноем, как из печки. Мотоцикл стоял в тени, а весь горячий.
Пересидеть жару? Подождать ещё часик? Нет, потом придётся возвращаться ночью. Запросто можно налететь на многоножку. Тут их вон сколько. Он завёл мотоцикл и поехал за начинавшим уходить солнцем на запад, к реке. Дело у него, по большому счёту, было одно: он решил доехать до пристани, поглядеть, не приплыл ли Дячин, не привёз ли буровую. Но помимо главного дела, у него было ещё и дельце. Инженер хотел проверить одну свою мыслишку, он размышлял об этом последние сутки, даже когда делал расчёты или когда ел. Вот для этого и поехал к реке. И не доехав километра, остановился и полез во флягу. Достал оттуда передатчик. Осмотрел его внимательно и снова прилепил его на то самое место к мотоциклу, с которого его снял.
То, что шланг подачи топлива перерезал ему кто-то из людей Коняхина, в этом Горохов был почти уверен, а вот в то, что они же прицепили ему жучка, в это ему верилось с трудом. Тарасов? Тарасов. Даже думать об этом было неприятно, к тому же это походило на правду. Поставив передатчик, он поехал в город; если кто-то его пеленгует, то пусть думают, что он ездит вдоль реки.
Приехал в город – и первым делом на пристань, поглядеть, не пришла ли баржа. Нет, лодки новые есть, но его баржи нет. Впрочем, волноваться ещё рано, она могла прийти сюда сегодня лишь в идеальных условиях. Реальные же сроки – это завтра или послезавтра. Если Дячин не привезёт буровую через два дня, вот тогда можно будет начинать волноваться.
Горохов чувствовал, что в городе опасно, слишком всё непонятно. Но он воспринимал это чувство чуть иначе, чем другие люди. Нет, никакого удовольствия чувство опасности ему не приносило, но именно в этом состоянии тревоги он работал с наивысшей результативностью, что головой, что руками. Главное – не пасовать, не искать укрытие, а спокойно воплощать задуманное. Торчать на берегу, где ветер по пирсам гоняет красную пыль грибка, дальше смысла не было, он сел на мотоцикл и поехал в гостиницу. Предлог – он хотел помыться, причина – он хотел перекинуться парой слов с умненькой девочкой Ниной.
В гостинице народа ещё немного, или уже немного, хозяйка его увидела и обрадовалась:
– Ой, вы вернулись? Я как раз комнату помыла вашу.
– Нет… Мне комната не нужна, я уже в степи обосновался.
На лице хозяйки разочарование и вопрос, и он, видя это, продолжает: – Я бы хотел помыться, постираться, сколько это будет стоить? Кажется, два литра копейка?
Ну конечно, нет, это инженер опять читает на её лице:
– Ой, вы знаете, – с сомнением говорит женщина, и поджимает губы, – это у нас для постояльцев такие цены.
Цена и так была адская, но ему нужно задать пару вопросов девочке, и поэтому он предлагает хозяйке:
– Три литра – две копейки. – И, не дожидаясь её согласия, заканчивает торг: – Давайте тридцать литров и кусок мыла.
– Ну хорошо, – как бы нехотя соглашается она, но Горохов насквозь видит эту прожжённую торговку.
Он начинает подниматься по лестнице, и как бы вспоминает:
– Да, кстати, пришлите мне Нинку, на пару минут.
– Может, вам бота? – на всякий случай спрашивает хозяйка. – Ботов днём мы выдаём за треть цены.
Он поворачивается к ней, смотрит на неё неодобрительно и произносит:
– Мне не нужен бот, пришлите мне Нинку, на пару минут.
И, не слушая её ответа, снова идёт вверх по лестнице.
Глава 16
Бот-прислуга приволок ему в моечную комнату небольшую бочку теплой воды. На вид литров тридцать, но, зная жадность хозяйки, он подумал о том, что и тут она, скорее всего, сэкономила. Горохов был почти спокоен, он, конечно, предполагал, что если им интересуется какой-нибудь «доброжелатель» из тех, что перерезают топливопроводы или лепят передатчики на мотоциклы, хозяйка уже послала такому весточку о том, что он снова в заведении. Поэтому ему просто нужно быть начеку. Как и всегда. Он не торопясь разделся, осматривая и бросая вещи на старый вихляющийся стул. Потом разулся, остался в одном галифе, сел прямо на свои вещи, обрез положил себе на колени, закурил. Выкурил половину сигареты, прежде чем в дверь поскреблись.
– Кто? – спросил он, беря револьвер и становясь рядом с дверью.
– Это я, – донёсся из-за двери девчачий голос.
– Кто я? – ещё раз спросил он, хотя голос узнал.
– Я, Нина.
Он отодвинул засов, но открыл дверь ей не сразу, сначала приоткрыл, просмотрел в коридор за спиной девочки, убедившись, что никого там никого нет, впустил её.
Она смотрела на него молча и ждала: ну, чего? Горохов сразу достал из кармана маленькую монету в двадцать копеек. Да, деньги немалые, он ей уже много денег дал, но тут жадничать было нельзя. Ему нужны были её глаза и её молчание.
– Спасибо, – произнесла девочка, быстро хватая серебряную монетку своей натруженной рукой.
– Это тебе спасибо, хорошо, что ты мне сказала про человека Коняхина, который ходил в гараж. Кстати, а что было после того, как я уехал?
– Так Коняха и его дружки сразу за вами подорвались.
– За мной, значит, сразу уехали?
– Ага, – произнесла девочка, продолжая глядеть на него, – сразу, как вы выехали, так они следом.
– Угу, угу, – задумчиво кивал он, размышляя: «Это Коняхин, что ли, поставил мне «жучка»? Ну а как иначе он собирался выследить меня в степи ночью? По следу? Или коптером?». И, опять ничего не надумав, он спросил у Нины. – А кто-нибудь ещё про меня спрашивал?
– Конечно, – сразу ответила она, – много кто.
– Много кто? – инженер удивился. – Тарасов? А ещё кто?
– Да, Тарасов приходил, – сразу начала говорить девочка, – спрашивал меня про вас, ещё спрашивал, не убирали ли комнату за вами. Я ему сказала, что не убирали, он взял ключ и пошёл смотреть. Искал что-то. Матрас поднимал, углы осматривал, мусорку.
– Так, ну это понятно, это понятно, – задумчиво произнёс Горохов, – а ещё кто мной интересовался?
– А ещё один из-за стены, богатый.
– Богач из верхнего города? – переспросил инженер. А вот это было как раз то, на что он и рассчитывал с самого начала дела.
– Угу, – подтвердила Нина.
– И что он у тебя спрашивал?
– У меня ничего, он с хозяйкой про вас говорил, а я рядом песок в зале мела, краем уха слышала.
– Имени ты его не знаешь? Город-то у вас небольшой, тут все друг друга должны знать.
– Не-а, не знаю, я тут недавно, тем более, эти из верхнего города у нас тут редко бывают, нужно будет у хозяйки спросить. Только вы спросите сами, а то если я спрошу, она спросит, чего я лезу.
«Да, хозяйка так и спросит». Инженер был с ней согласен. Её слова звучали разумно, более чем просто разумно для девочки подростка, которая никогда не ходила в школу. Он уже был знаком с одной такой же умной девочкой, и итог того знакомства ему не очень понравился. Конечно, Нинка была другой, не похожей не ту, что он знал раньше, тем не менее Горохов приблизился к ней, словно хотел её рассмотреть или даже понюхать.
– Чего вы? – Нинка чуть отшатнулась от него.
– Ничего, – ответил он, понимая, что будь она не той, какой кажется, он всё равно не сможет этого определить. С той девчонкой всё стало ясно, только когда с её трупа приспустили штаны. С Нины штаны приспускать он не собирался. Да и с тех пор ещё и измениться всё могло. Он достал ещё одну монетку. – Если хозяйка спросит, чего я от тебя хотел, скажешь, что спрашивал про стирку вещей, хотел тебя нанять для стирки, так как скоро сюда приедут мои рабочие, и их нужно будет обстирывать. А ты пока на это согласия не дала, так как цен не знаешь.
– Ага, поняла, – сказала Нинка, кивая и опять всё так же быстро хватая монетку, – значит, вы мне стирать предлагали, если кто спросит.
Он думал спросить у девочки ещё и про цементный завод, про цемент, который тут производят явно в избытке, но решил, что на этот вопрос она вряд ли ответит, да и задавать его было… опасно. Если все дела, что он делал с девочкой, его касались напрямую, то цемент не имел к нему никакого отношения. Не дай Бог кто-то подобру или силой «разговорит» Нину, после этого и у него запросто могут спросить: какого это хрена приезжий лезет в дела местных. За такое нигде по головке не гладят. «Ладно, после…».
– Всё, иди, – произнёс инженер, отпирая дверь. И девочка быстро выскользнула из моечной комнаты.
А он задумался и стал смывать с себя пот и пыль. Тарасов, Тарасов, вот кто волновал его сейчас больше всего. Не отстаёт, не отпускает, роет и роет, словно чует что-то. Комнату после его отъезда опять обыскивал. Что ему там было нужно? Или просто такой служака, который не останавливается никогда? Которому никогда не бывает лень копать и, ничего не найдя, заново всё перекапывать. Эх… Знать бы, что у него там в его большой и лысой башке. Инженер домылся и в остатках воды на скорую руку простирнул самую грязную свою одежду. Выжал её и сразу надел – так даже лучше. И лишь после этого обулся, взял фуражку, накинул пыльник, по привычке проверил оружие и вышел в коридор.
Спустившись вниз, он зашёл на кухню и нашёл там хозяйку, и без всякой хитрости спросил у неё:
– А меня тут никто не искал? Просто ко мне должны приплыть люди с севера, я им писал, что остановился у вас.
– Ой, ой, простите, точно, искали вас, искали, сейчас, – она убежала на секунду в свою каморку и тут же выбежала из неё, уже с квадратом твёрдой бумаги, вернее даже, белого картона, с красивой надписью, – вот, вас искал господин Мордашёв, – она произнесла это имя почти с благоговением. – Вот, он вам оставил, если вы вдруг вернётесь, по этой карте вас пропустят в верхний город к нему в контору.
Горохов повертел в руках эту бумагу без всякого уважения. Кроме слова «Мордашёв» и красивого золотого вензеля, больше на картонке ничего не было. Он сделал вид, что это его интересует мало, и повторил:
– Ко мне должны приплыть люди с севера, я им писал, что остановился у вас. Никто с севера меня не спрашивал?
– А, приезжие? Нет, никого такого не было, – ответила она.
Он поблагодарил её и хотел уже уезжать, но тут в почти пустое заведение вошли три человека. Запылённые мужики с оружием снимали маски, отряхивались, ставили стволы к стене, рассаживались, с шумом двигая стулья. И Горохов направился к ним:
– Здорово, мужики, – произнёс он, подойдя к их столу.
– Здорово, здорово, – отвечали они.
– Вы, я вижу, в Пермь ходите? – предположил инженер.
– Ну, мы-то, может, и ходим, а ты, что, тоже туда намылился?
– Нет, я инженер, воду тут в окрестностях ищу.
– И что, нашёл? – шепеляво спросил один из старателей, у которого не было нескольких зубов в левой части рта.
– Сейчас буровую привезут и будет ясно, – отвечал Горохов.
– Ты уж найди воду, инженер, а то местную дрянь пить больше невыносимо, – произнёс сухопарый старатель. – Её тут три раза перегоняют, а всё равно, дрянь едкая.
– Тут амёбы шибко много, – рассуждал третий, – глянь в затон у пирсов, там не вода, там кукурузный кисель.
– Это да, а ты что хотел, инженер? – спросил шепелявый. – Дело есть или так… Побухать-поболтать?
– И поболтать, и вопросик один есть, – отвечал Горохов.
Тут к ним как раз подошла разносчица, не старая ещё бабёнка с почти не тронутым проказой лицом:
– Мальчики, заказывать будете или попозже подойти?
– Четыре рюмочки принесите нам, – сразу сказал Горохов.
– Кукурузного? – спросила разносчица.
– Нет, синего, – ответил он.
Кукурузный самогон самый дешёвый и самый тяжкий для головы поутру. Синяя водка гонится из кактусов, вещь благородная, пьётся легко и утром почти не мучает. Официантка уходит, а сухощавый приглашает его сесть:
– Ну, садись, инженер, что там у тебя за вопрос?
Горохов уселся на свободный стул, и пока разносчица не принесла им выпивку, заговорил:
– На участке, где я думаю буровую поставить, сколопендр много, пошёл пару дней назад пострелять их и увидал одну тварь, каких за всю жизнь в степи не видал. Так сразу её и не опишешь…
Тут официантка как раз принесла четыре рюмки с синим напитком. Быстро поставила их на стол и ушла, а инженер и старатели взяли по рюмочке, выпили все разом, и он продолжил:
– Высокая такая, зелёная, кажется. Ну, светло-зелёная, морду толком не рассмотрел, но вот ноги у неё, как у саранчи, колени назад.
– Попрыгун, – сразу произнёс сухой.
– В степи? – сомневался другой.
– Это вряд ли, – добавил шепелявый. – Они в Перми в развалинах ошиваются, сволочи редкостные.
– Очень быстрые, – добавил сухощавый.
– Это я заметил, – произнёс Горохов, – пошёл за нею, так у неё между следами метра по два с половиной, а то и все три. Шаг три метра!
– Пф…, – фыркнул шепелявый, – Шаг три метра! Ты бы видел, как эта тварь без разбега запрыгивает на второй этаж. Присядет, сволочь, соберётся вся в комок, и пока ты не прицелился, как сиганёт – и улетела в развалины…, – для пояснения он выразительно махнул рукой.
Инженер сделал знак официантке. «Повторить?» – спросила та. Он кивнул. А сухощавый произнёс:
– Вот только в песке ему делать нечего. Попрыгун, он в развалинах обитает. В теньке сидит обычно. Степь ему ни к чему.
– Это верно, – согласился третий, беря рюмку, которую только что поставила на стол разносчица. – Он на нас там нападает. Прячется на этажах. А лапы передние у него как складные ножи. Когда нужно, он эти лезвия открывает, а так они у него сложены.
– Острые, что твоя бритва. И прыгает всегда на замыкающего, – добавил шепелявый.
– Значит, в степи его быть не должно? – уточняет Горохов.
– Нет, не должно. Да ну… Откуда ему там быть, – в один голос, дружно заговорили мужики.
О проекте
О подписке