Однако ночью резко похолодало. С севера наползли тяжёлые тучи и обрушились сильнейшим снегопадом. Ранний снег лёг на поля, повис на не успевшей опасть листве. Сырой туман окутал окрестности. Промозглая, слякотная погода простояла дня три. Снег таял и опять выпадал, превратив окрестности в непроходимые для техники болота.

«Ну, теперь уж до весны, – решил Лабазов – Мало ли чего Захарину захотелось?! Стихия есть стихия. Я, конечно, обещал, но возникли обстоятельства. Большой снег уже на носу. Дело такое, что стерпит!»

Неожиданно последовавшая за осенней слякотью сумасшедшая жара опрокинула логику прижимистого предпринимателя, а обильно политые дождями и прогретые горячим солнцем навозные пирамиды превратились для мух в идеальные питомники.

15. Как с Гонсалесом

В отличие от Мухановки этот ноябрь в американской столице не был аномальным. Температура колебалась в рамках среднестатистических показателей, а вечер, когда вьетнамский посол в Вашингтоне устроил приём по случаю отъезда из Штатов своей военной делегации, был ясным и безоблачным. Над трёхэтажным зданием посольства Вьетнама колыхался красный флаг с золотой звездой. Конгрессмен Роберт Бейкер, выйдя из машины, привычно поправил галстук, застегнул костюм, оглянулся и увидел, как из подъехавшего вслед за ним лимузина вышел министр обороны.

«Тебя-то мне и надо», – Бейкер остановился и подождал Артура Маккензи.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал тот, пожимая руку конгрессмену.

– Почему же?! После того как я провел пару лет в ханойской тюрьме, вьетнамцы меня считают своим. На каждый приём приглашают… но это ладно… у меня к тебе дело.

– Что ты хотел?

– Можешь прояснить, где в настоящий момент находится подводная лодка «Страйкер»?

– Она сейчас на Тайване. А зачем тебе?

– Комиссия, председателем которой я являюсь, хотела бы заслушать капитана «Страйкера» Генри Пакмана в качестве свидетеля по делу о гибели «Эльзаса».

Маккензи нахмурился. Кому понравится, когда подчинённого вызывают для дачи свидетельских показаний, но с комиссией Конгресса не поспоришь.

– Насколько это важно? – спросил он.

– Очень важно.

– Ладно, – вздохнул Маккензи. – Пришлю капитана в Капитолий.

Следствием этого разговора стала телеграмма командующему Восточноазиатской группировкой. Прочитав её, Кондраки позвонил в Субик Биллу Вольфу.

– Пакмана вызывают в Вашингтон, но он там появиться не должен. Направляю его к тебе. С ним – как с Гонсалесом.

– Но это не так просто, – попытался уклониться от неприятного задания Билл. – Американский офицер, к тому же командир подводной лодки, он у филиппинцев как муха под увеличительным стеклом!

– Руки боишься испачкать?!

– Не то чтобы… но… – попытался что-то сказать в своё оправдание Билл, адмирал не дал ему этого сделать.

– Я тебя там держу не для того, чтобы каждый раз с тобой торговаться! – Раздражённо рявкнул командующий. – Выполняй!

– Я всё понял, сделаю, как ты хочешь, – голос Билла Вольфа дрогнул.

– Нужные распоряжения на «Страйкер» будут направлены! – Кондраки бросил трубку.

16. Подарок царя обезьян

Солнце стояло еще высоко над Таби-Таби, когда внизу под домом вождя началась суета, послышались повелительные крики Агубара. Голова генерала показалась в проёме, он что-то хрипло доложил вождю.

Семе Кударат надел корону, сдвинул её, как всегда, набок, глянул в зеркало, висящее на столбе, и довольный посмотрел на гостей.

– Давай выходить! Только солнце много. Все голова прятать.

Под широкой бамбуковой террасой полукругом стояли две шеренги воинов с ракетницами на поясах.

– Обезьяна идёт там! – Оживился Семе Кударат и показал рукой.

Действительно, из густого кустарника, окружавшего широкую поляну, показалось тёмное копошащееся пятно и медленно поползло вверх. Оживленно щебетавшие птицы смолкли, как по команде, и в наступившей тишине послышались приглушённые крики, взвизгивания и рычание.

– Обезьяны, – сказал капитан, приложив к глазам бинокль и осторожно подкручивая винтик наводки резкости, – выстроились в пирамиду, на вершине которой какое-то лохматое существо. На, посмотри.

Бинокль перешёл к Назару Ефимовичу, и тот увидел в окулярах вознесённый над головами приматов паланкин, на котором важно восседала толстая обезьяна в тёмных очках. Низкий лоб существа перетягивала белая повязка.

Семе, получив в свою очередь бинокль, прояснил ситуацию так:

– Дрилон, собака, мой очки украл, на носилка сел, а все другой обезьян его везёт. А там, сзади, смотри, два настоящий человек!

– Люди?! – удивился Иван Васильевич, которому Семе возвратил бинокль. – Не может быть! Ну-ка, ну-ка… Точно, мужчина и женщина. Идут позади со связанными руками.

Вождь что-то прокричал вниз. Охрана защёлкала курками, нацеливая ракетницы в сторону обезьян. Мускулистый воин втащил на балкон стянутый лианами мешок, из которого торчала голова Зарипы. Рот любимой жены царя обезьян был заткнут соломенным кляпом, жёлтые глаза горели ненавистью. Пытаясь избавиться от пут, она извивалась всем телом, и мешок, как живой, дёргался и прыгал по настилу.

Обезьяны остановились метрах в тридцати от строения и почтительно опустили паланкин на траву. Дрилон слез с носилок, встал на две лапы и выпрямился. Свесив почти до земли страшные лапы, широкий как краб, обросший лохматой шерстью, царь обезьян сделал два тяжёлых шага и издал гортанный рык. Обезьянья свита засуетилась, и вперёд были выведены высокий седой мужчина и темноволосая женщина в изодранных одеждах.

По знаку Семе Кударата воин приподнял над оградой террасы бьющийся в конвульсиях мешок. Увидев любимую жену, Дрилон содрал с себя очки, забросил в траву и заплакал, размазывая лапами слёзы. Вслед за повелителем жалобно взвыл весь обезьяний хор.

Зарипа застонала, замотала головой, вытолкнула изо рта кляп и так пронзительно взвизгнула, что воин от неожиданности выпустил мешок из рук, верёвка, которой была затянута мешковина, развязалась. Зарипа, освободившись из неволи, молнией соскользнула по столбу вниз, и стремглав понеслась к соплеменникам.

Дрилон издал радостный рык, раскинул лапы и, когда Зарипа запрыгнула ему на грудь, прижал к себе. Та защебетала что-то, показывая пальцем на дом правителя острова, затем, извернувшись, уселась на спину супруга и нетерпеливо заколотила пятками по его бокам. Обезьяны, оставив пленников, подняли носилки с Дрилоном и Зарипой над головами и с гиканьем понеслись вниз к джунглям.

17. Тренд, бренд энд драйв

Мухи властвовали в Мухановке уже третий день, когда секретарша, наконец, изволила соединить Захарина с губернатором.

– Что ты меня дёргаешь?! – недовольно спросил Люмкин таким голосом, что Василию Петровичу показалось, будто из трубки пахнуло перегаром. – Понедельник – вообще день тяжёлый, да к тому же сенатор из Москвы наведался, а тут ты ещё зудишь со своей Мухановкой!

– Народ бедствует, Владислав Максимович, вот я и звоню, – зазвучал в трубке голос Захарина. – Надо хоть как-то помочь людям.

– Ты думаешь, что губернатору больше делать нечего, как вашей Мухановкой заниматься?! – Возвысил голос Люмкин. – То ремонтом дороги доставал, теперь мухами. Может, хватит?! У тебя такой тренд, я смотрю, чуть что – к губернатору. А где твой собственный драйв?!

– Я стараюсь, Владислав Максимович, но финансовый ресурс районной администрации ограничен.

– Бюджет области не резиновый! Этому дай, тому дай… Я как та Тамара, которая всем давала. На травлю мух у меня нет ни копейки. Они как сами прилетели, так сами и улетят!

Захарин недоумённо посмотрел на трубку, разразившуюся недовольными короткими гудками, покрутил головой и после небольшого раздумья достал мобильник. Набрав номер главного канала столичного телевидения, представился и изложил то же самое, что минуту пытался донести до губернатора.

– Да, – ответил ему вежливый женский голос из высокой телевизионной башни, – тема необычная, а в свете событий в американском Гринхилсе – актуальная. Мы вам перезвоним.

Через несколько минут тот же доброжелательный голос донёс до главы Лаптевского района, что в области находится репортёрская группа, которая немедленно будет перенаправлена в Мухановку.

– Спасибо, – поблагодарил Захарин, – только у нас дороги, боюсь, москвичи не поедут.

– Эти москвичи поедут, – заверили из Останкино. – У вас там подходящее средство передвижения найдётся?

– У нас есть.

– Номер вашего телефона мы сообщим корреспонденту. Как вас по отчеству?

– Василий Петрович.

– Понятно, – отозвалась сотрудница телевидения. – Корреспондент с вами свяжется. А вы, Василий Петрович, пожалуйста, обеспечьте группе доставку.

– Будьте спокойны, за нами дело не станет, – заверил Захарин.

В новостях следующего дня на экранах телевизоров бесновались атаковавшие Мухановку полчища крылатых насекомых. Они жужжали, ползали по оконным стеклам, копошились на полах, роились под потолком. Подоконники, словно живые, шевелились под толстым слоем мух. Гроздья утонувших насекомых плавали в вёдрах, корытах и железных бочках с водой, которую жители деревни держали про запас.

«Село близко к гуманитарной катастрофе! – комментировал диктор. – Однако областные власти не предпринимают ничего, чтобы помочь людям!»

Большой интерес к кадрам, отснятым в скромном селе российской глубинки, проявили и американские телезрители.

«В нашествии насекомых ничего экстраординарного нет, – прокомментировал случившееся в Мухановке профессор Брегель. – Это достаточно редкое, но далеко не сверхъестественное явление. В своё время полчища мух обрушивались на американский Мейсон-Сити, мексиканский Пьедрас-Негрос, сербский Кралево, а в России – на город Чебаркуль и уральскую деревню Верхние Караси. Тем не менее, рассматривая Мухановский катаклизм через призму случившегося в Гринхилсе, надо следить за развитием ситуации, чтобы своевременно выявить тенденцию опасной мутации насекомых, если таковая возникнет».

18. Интервью Цусика

Строев внимательно перечитал запись разговора Кондраки и Ферри. Если для двух заговорщиков личность человека, подписавшегося Жаном Люком под посланием журналистке Ани Ламберт, оставалась загадкой, то Строев не сомневался, что это был Николя Бризар, и понимал, что началась охота на полковника.

Необходимо было срочно предупредить французского офицера об опасности. С этим деликатным делом мог бы справиться профессор Глебов. Генерал потянулся за трубкой городского телефона, чтобы позвонить Андрею Петровичу, но его движение остановил зуммер прямой линии связи с приёмной министра. Алла Булкина в свойственной ей повелительной манере передала просьбу шефа ознакомиться с интервью, которое Цусик дал корреспонденту газеты «Новые известия».

«До чего же наглая баба! – подумал Александр Иванович. – Затащила на себя министра, и гонору теперь как у президента Уганды!»

Интервью, как обычно, открывалось комплиментами Цусика в адрес президента.

«Как можно в такой бесцеремонной манере петь дифирамбы начальству?! – Брезгливо скривился Строев. – Ещё бы написал: “мы живём только благодаря Вашим титаническим усилиям, господин президент!” Проходили же это не один раз! Как таким ребятам не стыдно?! И славословят, и славословят. Был бы я президентом – запретил бы указом любые восхваления в свой адрес, но, видимо, тот сам уже вошёл во вкус. А уйдёт – будут поливать прежнего кумира грязью с таким же радостным энтузиазмом, как сейчас восхваляют. Сколько таких угодников знает история!

Генерал без особого интереса пробежал глазами несколько бодрых абзацев, и вдруг от очередного тезиса кровь ударила ему в виски. «В результате ввода в строй комплекса по перехвату линий закрытой космической связи, – хвастливо заявлял Цусик, – нам стала поступать важная информация о планах некоторых стран по созданию новых типов запрещённого международными законами биологического оружия».

«Идиот! Любой командир взвода знает, что радиоразведка, тем более на стратегическом направлении, – секрет из секретов. Нет смысла прослушивать секретные переговоры противника, когда соперник знает, что его слушают. Он или сменит канал, или, что ещё хуже, начнет гнать дезинформацию. Это же надо, Цусик уже два года как министр, а до сих пор не понял, в какое кресло его усадили!»

Генерал взял трубку.

– Цусик слушает, – раздался бархатный голос министра.

– Хотел бы поговорить по поводу вашего интервью.

– Пожалуйста, пожалуйста, Александр Иванович. Какие могут быть вопросы, заходите.

Глава оборонного ведомства сидел за столом словно юбиляр, приготовившийся к приему поздравлений. «Что-то он припозднился», – подумал Цусик, когда вошел Строев. Это был уже четвертый заместитель, зашедший к министру в связи с публикацией. Первые три поздравили с «великолепным интервью», теперь он ждал выражения восторгов от Строева, но на лице у Александра Ивановича признаков бурной радости написано не было.

– Я к вам по серьёзному вопросу, – начал Строев. – Вы представляете себе, что такое радиоразведка?!

– Ну, конечно… в какой-то мере, – опешил министр от такого вступления.

Генерал попытался втолковать министру основные понятия:

– Благодаря перехвату закрытой информации государства выигрывают или проигрывают великие сражения. Американцы, не успев грамотно распорядиться дешифрованными японскими материалами, потерпели катастрофическое поражение в декабре 1941-го в Перл-Харборе, но, когда сумели скрыть от противника, что читают его закрытую переписку, нанесли сокрушительный удар по японцам у атолла Мидуэй и повернули ход войны на Тихом океане в свою пользу.

– Не надо мне читать лекции! – Скривил губы Цусик.

– Я бы не заходил к вам, но интервью раскрывает исключительно секретное направление нашей работы!

– Я думаю, что вы излишне драматизируете ситуацию, – в голосе министра послышались нотки недовольства. – В статье не называются объекты прослушивания. Уверен, Пентагон на публикацию никак не отреагирует.

«Отреагирует он или не отреагирует, – подумал Строев, – мы об этом, может быть, никогда и не узнаем, но прокол очень серьёзный!»

Опасения генерала сбылись. Через неделю ему позвонил начальник станции перехвата космических каналов связи капитан Сенин и доложил, что канал Кондраки – Ферри пропал, предпринятые усилия по его розыску результата не принесли.

«Чего и следовало ожидать, поменяли канал», – Констатировал про себя Строев, а вслух сказал:

– Это потеряли, что-нибудь новенькое нашли?

– Нащупали линию связи Кондраки с командиром крейсера «Честер». Это, конечно, не равноценная замена, но всё-таки…

19. История Змеелова

– Ты кто есть? – спросил на русском языке Семе Кударат освобождённого из обезьяньего плена мужчину.

Тот, не поняв вопроса, отрицательно покачал головой. Девушка, спутанные волосы которой лежали на худеньких плечах, слабо улыбнулась.

– Они не знают русского, – заключил Ганюшкин.

– Вы кто? – спросил капитан Фролов на английском.

– Я – американец, она, – мужчина показал на свою спутницу, – филиппинка.

– Как вы оказались у обезьян?

– Наша яхта потерпела крушение. Все погибли. Спаслись только мы. Течением шлюпку вынесло к острову, выбросило на берег, где нас захватили обезьяны. – Мужчина настороженно уставился на форменную фуражку капитана. – Где мы сейчас?

– Вы находитесь на острове Таби-Таби в доме местного правителя Семе Кударата Шестого. – Иван Васильевич показал на вождя, и тот, вежливо наклонив голову, приложился пальцами к короне. – А мы русские. Академик Ганюшкин и я – капитан парусного фрегата «Исток» Фролов.

– Ганюшкин, Ганюшкин, – повторил американец, всматриваясь в лицо ученого. – Вы занимаетесь мышами?

– Точно так. – Назар Ефимович снял шляпу, блеснул лысиной и опять прикрыл её головным убором.

– Я – доктор Милтон, а она – Нимфа.

– Доктор Милтон?! – Зрачки Назара Ефимовича расширились от изумления. – Ваше исчезновение взбудоражило весь учёный мир. Где вы пропадали?

– Долго рассказывать. – Нахмурился американец. – Не сейчас.

– Надеюсь, теперь, после приключений на Таби-Таби, вы порадуете коллег-ученых исследованиями в новой для вас области. Например, на мой взгляд, большой интерес представила бы работа об иерархической структуре в социуме человекообразных обезьян или…

– Нет, – поспешно перебил Ганюшкина доктор Милтон. – Я не собираюсь писать о приматах. Поверьте, пребывание в обезьяньей стае не самое большое удовольствие. По мне, так лучше иметь дело с десятью змеями, чем с одной обезьяной.

Со Змееловом и Нимфой произошло следующее. После отхода яхты «Калифорния» с острова Ликпо Рональд Милтон, обшарив капитанскую каюту, нашёл пакет с деньгами, в котором было шестьдесят тысяч долларов, паспорта Дэна Ливингстона и подопытных филиппинцев, а также ноутбук Аптекаря.

Сразу после того, как замеченный Нимфой беспилотник-разведчик трижды облетел яхту, Змеелов, распорядившись изменить курс, спустился в каюту и засел за компьютер, в котором, как оказалось, начальник лаборатории вёл дневник и хранил переписку с Кондраки, и с бывшим американским военным атташе Биллом Вольфом.

Появление над «Калифорнией» беспилотного, разведывательного аппарата встревожило доктора Милтона, и он поделился своей обеспокоенностью с Дэном Ливингстоном.

– Дела наши не очень весёлые. За бандой, орудовавшей на Ликпо, стоит командующий Восточноазиатской группировкой. Самолёт-разведчик послал он.

– Кондраки?! – удивился бывший сержант. – Не может быть!

– Я нашёл в компьютере переписку начальника лаборатории на Ликпо с адмиралом, и у меня сомнений не осталось.

– Да, – повертел головой Дэн Ливингстон, – простой переменой курса от такого преследователя не отделаешься. Что ты предлагаешь?

– Надеясь на лучшее, будем готовиться к худшему. Раздай спасательные жилеты. Накачай резиновую шлюпку, поставь на палубе и загрузи бутылями с водой и продуктами. Деньги, которые мы нашли, разделим. Может, нам придётся выживать поодиночке.

После попадания первой ракеты в носовую часть яхты Змеелов успел выскочить из каюты. Вместе с ним в узком проходе оказалась и Нимфа. Подтащив девушку, потерявшую от страха способность двигаться, к трапу, доктор выдернул клапан на её спасательном жилете.

После второго взрыва вода, хлынувшая внутрь яхты, затопила коридоры, «Калифорния» стала быстро тонуть, но наполнившиеся воздухом жилеты вытолкнули Нимфу и Рональда наверх. Резиновая шлюпка раскачивалась на волнах. Змеелов забрался на неё сам и помог влезть филиппинке. Другим выплыть не удалось. Через трое суток морское течение выбросило лодку на остров, где обессиленные беглецы попали в лапы обезьян.

– Нам бы теперь выбраться отсюда. Какой у вас по маршруту ближайший порт захода? – обратился Змеелов к капитану Фролову.

– Сингапур.

– Может, прихватите нас?

– Что за вопрос? Берём! – вмешался в разговор академик.

– Погоди, Назар Ефимович, – сказал по-русски Фролов. – Согласно инструкциям… в наш век пиратства и терроризма… мне нужно запросить разрешение принять на борт двух посторонних. А как долго будут во Владивостоке рассматривать вопрос, одному богу известно. Твое прибытие в Мумбай отложится, по крайней мере, на неделю.

– Нет, так не пойдёт!

– Что будем делать?

Милтон, не зная русского, понимал, что обсуждается его вопрос, и ободряюще кивнул Нимфе.

– Я, академик Ганюшкин, – настаивал Назар Ефимович, – ручаюсь: доктор Милтон не пират и не террорист. Мы не можем отказать в помощи известному учёному. Молчать о том, что он нашёлся, также будет неправильно.

– Предлагай вариант, – нахмурился капитан.

– Давай так, – сказал Ганюшкин после минутного раздумья. – Сообщи во Владивосток, как бы для сведения, что туземцы Таби-Таби спасли потерпевших кораблекрушение американского учёного Рональда Милтона и филиппинскую гражданку Нимфу Санчес, и всё.

– Но если мы берём их на борт, докладывать всё равно надо.

– А ты сделай это часа через три после выхода в океан. Пароходство, как я понимаю, не будет требовать возвращения яхты обратно на Таби-Таби.

Капитан кивнул в знак согласия и повернулся к Милтону.

– Мы берём. Только с помещениями напряжённо. Удобно ли будет поместить вас обоих в одной каюте?

Милтон перевёл вопрос Нимфе. Девушка вместо ответа улыбнулась, кивнула и, шагнув к Змеелову, прижалась к нему.