IX

Никитин осторожно вёл свой «жигулёнок», то и дело приспуская боковое стекло и поглядывая назад, где ему внушали опасение наращенные борта прицепа: не развалились бы они да не растерять бы рыбу по дороге? Он уже миновал поселок, проехал поворот, ведущий на аэродром авиационного завода; вот потянулся деревянный заводской забор, за которым темнели корпуса цехов, и высилась труба котельной, – ещё немного и побежали по левой стороне домишки частного сектора другого поселка, называвшегося Победа.

И вдруг в скупом свете фар, в завесе дождя, выросла почти посередине дороги человеческая фигура в плаще-накидке с капюшоном, – взмахнула полосатым жезлом, приказывая ему остановиться и припарковать к обочине.

«ГАИ! Нарвался! – промелькнуло в голове Никитина. – Как их угораздило высунуться в такую мокрядь? Ах вы, суки! Всё пропало! Может, рвануть наудачу?»

Медленно притормаживая на мокром асфальте, он проскочил гаишника и припарковался справа у обочины метрах в пятидесяти от гаишника. И не сразу он заметил гаишную «Ладу», спрятавшуюся на зеленом газоне, в кустах. Пока гаишник шел к нему, Никитин снова подумал: «Может все же рвануть? До дома всего с полкилометра, оторвусь, главное рыбу доставить домой, а там пусть едят с потрохами».

Но тут же подумал о том, что с прицепом не оторвется от «Лады», только рыбу по дороге растеряет.

Гаишник уже подступился к нему, – Никитин приспустил боковое стекло.

– Старший лейтенант Сазонов, – козырнув, отрекомендовался гаишник рукой с повисшим на шнуре жезлом, – попрошу ваши документы.

– А что случилось, командир? – с напускной развязностью и даже веселостью спросил Никитин. – Я что-то нарушил?

– Ничего не случилось, – отвечал офицер, лица которого не было видно, оно скрывалось в глубине капюшона, словно в широком, глубоком дупле. – Совмещенный рейд ГИБДД и ОМОНа, согласно Указу губернатора. Кетовая путина, сами понимаете, проверка всех транспортных средств. Что у вас в багажнике и в прицепе?

– Ничего особенного. Так, рыбки немножко, для дома, для семьи.

– Открывайте багажник и показывайте, что у вас в прицепе, – командовал он. – И попрошу документы.

Никитин достал из бардачка водительское удостоверение и документ о праве собственности на автомобиль и отдал их гаишнику. Затем надел фуражку, застегнул куртку под самое горло и, уже предчувствуя самое скверное развитие событий, выбрался из автомобиля. Он только сейчас осознал то, что они выпивали сегодня со Славкой, а в холодную, сырую погоду запах спиртного далеко чувствуется.

В это время из «Лады» выбрался ещё один служитель порядка, тоже в плаще-накидке с капюшоном, и приблизился к ним. Этим служителем оказался омоновец. У него под плащ-накидкой поверх бронежилета угадывался автомат.

– Употребляли сегодня? – спросил Никитина гаишник. Лицо его все так же не было видно из «дупла» капюшона.

Отрицать это было глупо.

– Рыбалка, командиры, сами понимаете. Холодина такая, без этого нельзя, иначе дуба дашь. Совсем немного приняли для сугреву. Дорога пустая, никому никакого вреда не причиню. Я тут поблизости живу, три минуты, и я дома. – Он старался говорить виноватым тоном.

– Открывайте ваш багажник! – скомандовал гаишник.

Никитин открыл багажник.

– А ещё и браконьерствуете вдобавок, – с укоризной проговорил гаишник.

– Ну, какое там браконьерство, командиры? Пропитание себе добываем. Выживать-то надо. – Я безработный, никаких доходов нет, жене зарплату четыре месяца не платят, – оправдывался Никитин

– Показывайте, что в прицепе.

– А что показывать? Там тоже рыба.

Никитин откинул брезент с прицепа.

– Ничего себе немножко! – воскликнул гаишник. – Смотрите, капитан, какие масштабы?

Омоновец, стоявший чуть поодаль, приблизился, чтобы полюбопытствовать, и, присвистнув от удивления, вставил свое веское слово:

– М-да, этой рыбой неделю можно целый взвод кормить. Оформляй протокол на изъятие, я свяжусь с руководством, чтобы понятых прислали, – приказал гаишнику омоновец, который, должно быть, на этом посту был старшим.

– Отвязывайте прицеп и следуйте со мной в машину, – сказал Никитину гаишник.

– Это ещё зачем мне прицеп отвязывать?

– Вашу машину перегонят на штрафстоянку, а рыба будет конфискована, – объяснял ему гаишник.

До Никитина только теперь дошел смысл его слов.

– Как это конфискована? Зачем конфискована? Командиры, Христом-богом прошу, не забирайте рыбу!

– Закон есть закон, уважаемый, без всякого снисхождения… Освобождайте багажник, отвязывайте прицеп и идите в машину. Паспорт с собой есть? – поинтересовался он.

– Зачем вам паспорт?

– Повторяю, вы будете задержаны до утра, а завтра вас с утра отвезут в суд.

– В суд? Зачем ещё в суд?

– Вы что, гражданин, простых законов не знаете? Или прикидываетесь тут дурачком?.. Вы будете задержаны за управление автомобилем в нетрезвом состоянии и до утра отправлены в спецприемник. А утром вас отвезут в суд. Суд решит, какое назначить вам наказание, – штраф или суток десять-пятнадцать ареста. Понятно? Отвязывайте прицеп и идите в мою машину!

Всё было предельно ясно. Но Никитин ещё пробовал спасти рыбу.

– Командиры, не забирайте рыбу, у меня семья, дети, их кормить надо! – умолял он служителей порядка. – Штрафуйте, отправляйте в спецприемник, но оставьте мне рыбу!

– Вот все вы такие: натворите дел, а потом на жалость давите, будто мы злодеи какие-то, – вставил свое слово омоновец.

Гаишный офицер отправился к «Ладе» оформлять протокол. Никитин загородил ему дорогу.

– Командир, ну имейте снисхождение! Оформите задержание с алкоголем, оставьте мне рыбу! Семью год кормить надо, у меня двое детей-школьников! Христом-богом умоляю! Возьмите рыбы, сколько душа желает! Вы же тоже люди и у вас семьи! На колени перед вами встану!

– Не надо перед нами на колени вставать. Проштрафились, отвечайте по закону. Чего дурака-то валять? Выгружайте рыбу из багажника и отвязывайте прицеп, – ответил на эту тираду Никитина гаишник.

И, обойдя Никитина, он направился к своей «Ладе».

Никитин попробовал уговорить омоновца.

– Командир, – подсунулся он к нему, – ну вы же люди, – пробовал он ещё раз надавить на жалость. – Не отнимайте последнее! Ей-богу, без ножа зарежете, если отнимете рыбу! Ну, что вам стоит?

Но тот уже связывался по невидимой связи со своими. Он говорил куда-то внутрь себя, вероятно, под плащом у него было пристроено средство связи и микрофон…

– Первый, первый, я пятый…Как слышишь меня?

– Первый на связи… Что у тебя? – сквозь хрип донеслось в ответ.

– Задержан автомобиль «Жигули», очень большой конфискат, нужны понятые и транспорт отбуксировать прицеп с конфискатом.

– Где находишься пятый?

– На посту, дорога в сторону поселка Менделеевский. Тут стоим на трассе, увидят нас…Понятых негде взять, шоссе пустое, ни прохожих, ни автомобилей.

У Никитина потемнело в глазах.

«Надо было свернуть в поселок, по кочкам и болотам, но добрался бы, миновал бы этот пост, а теперь…Господи, милосердный! За что же мне так не повезло? Всё…всё ведь рухнет!» – проносилось в его голове.

– Отвязывайте прицеп и перегружайте рыбу, – напомнил омоновец о себе, закончив говорить по связи с неведомым «пятым».

Ничего не оставалось делать, как выгружать из багажника рыбу в прицеп. Он был переполнен до крайности, но Никитина это уже не волновало – это была уже не его, а чужая рыба, «конфискат», за которым сейчас приедут чужие люди и куда-то рыбу увезут, «конфискуют», а они, Никитин и его семья, будут «сосать лапу» и сейчас, и зимой, и весной. Никитин перебрасывал рыбу из багажника в прицеп… Один «хвост», второй, третий, десятый…И с каждым «хвостом» словно бы уходила из Никитина надежда на жизнь, на дальнейшее выживание, на деньги, которые одолжили, чтобы собрать Полю в школу, на другие, более давние долги, на сытую жизнь детей… «И опять, опять побирушничать, просить в долг…Все заберут, всё, оставят меня ни с чем, со штрафом со многими нулями, я сяду в задницу до конца дней своих», – думал он с отчаянием и в тоже время со злой решимостью и тем самым ожесточением, которое охватило его в стычке с толстопузом на стоянке.

Омоновский офицер тем временем возился с прицепом, отвязывал буксировочный трос, стоя спиной к Никитину. На дне пустого багажника лежала пешня для зимней рыбалки – острый на конце тяжелый лом для долбежки льда, – и решение налетело внезапно, как вихрь, затмив остатки разума.

Он вытащил пешню из багажника, секунду-другую раздумывал, глядя на «Ладу»: видит ли их другой офицер? И, убедившись в том, что второй офицер ничего не видит, размахнулся и ударил омоновца по голове. Тот медленно стал оседать и заваливаться, а затем упал на станину прицепа, свесив голову вниз. Откинулся капюшон его плаща, слетела с головы фуражка, распахнулся плащ и обнажился автомат. Никитин отстегнул застежку на плаще и снял с его шеи автомат и, держа автомат и пешню за спиной, поспешил к «Ладе», – там, внутри, включив свет в салоне, гаишный офицер, писал протокол. Свет в салоне не позволял ему видеть то, что происходило на дороге. Никитин, бросив пешню, подскочил к дверке автомобиля, открыл ее и, наставив автомат внутрь салона, скомандовал:

– Вылезай из машины!

– Ты что, мужик, с ума сошел? – оторопело спросил гаишник. – Ты что задумал?

– Вылезай, говорю!

Гаишный офицер выбрался из «Лады».

– Достал пистоль – и сразу его на землю! – командовал Никитин.

– Глупость делаешь, мужик, – пытался отрезвить Никитина гаишник. – Подумай, сколько тебе светит за нападение на пост сотрудников правопорядка при исполнении?

– Быстро оружие на землю!

Офицер отвел рукой назад плащ и стал нашаривать на боку кобуру.

– Лишнее движение – и я тебя прошью! – предупредил его Никитин.

Офицер не стал искушать судьбу, – слышно было, как позади него пистолет упал на землю.

– А теперь отошел подальше! – снова скомандовал Никитин.

Офицер отступил шагов на пять, на дорогу.

Никитин поднял тяжеленький пистолет и забросил его далеко в темноту, в сторону заводского забора.

– А теперь сел в машину! – скомандовал он.

– Глупость делаешь, мужик! – Гаишник покачал головой. – Из-за какой-то рыбы до конца жизни сядешь.

– Вот именно, из-за какой-то рыбы! – зло процедил Никитин. – Жить нам тут не даёте, паразиты! Это наша земля, наша река-кормилица, наша рыба, наше выживание, чтобы вы по указке жирных, сытых котов тут поперек дороги нам стояли! Лиман, с-суки, в устье перегородили, чтобы губернаторский сынок ее всю выловил и икрой обожрался. Два сейнера подогнал, с охраной, краном сетки вытягивают, две ходки дошли до нас пустые! А мы без рыбы тут сидели! Мы на эту рыбу молимся, ждем-не дождемся, когда она пойдет, а вы, с-суки, нас трясете, чтобы мы голодали!

– Эти дела нас не касаются! – ответил гаишник.

– Зато нас касаются! Залезай в машину быстро! – зло скомандовал Никитин.

Офицер снова забрался в автомобиль.

– Приспусти чуть стекло и через щелку верни мне документы!

– Они тебе больше не понадобятся!

– А вот это уже не ваше дело!

Забрав документы, Никитин затем поднял пешню и, держа ее одной рукой, двумя ударами пробил «Ладе» оба ближних баллона – передний и задний, – машина заметно осела набок.

– Даже до дома не доедешь, дурачина, а тебя уже вычислят, – приспустив стекло, сожалеюще проговорил офицер.

После этого Никитин вернулся к своему «жигуленку», взял за ноги и оттащил омоновца от машины в сторону. Тот не подавал признаков жизни. Это был уже немолодой, грузный офицер, с широкоскулым, мясистым лицом, крупным носом, с короткими, сильно поредевшими волосами, которые зачесывались назад. На его голове крови не было видно, вероятно, она быстро смывалась дождем. Никитин взял его обвисшую руку, хотел нащупать пульс, но рукава рубахи у запястья были застегнуты наглухо, к пульсу не пробиться. Потрогал шею, но пульс на ней нигде не прощупывался. «Неужели я убил его? – подумал он.

– Пятый-пятый, куда ты пропал? – слышалось под плащом. – Пятый, выйди на связь с первым…Пятый…

Надо было торопиться, времени у Никитина было в обрез. Он осмотрел трелёвочный трос, уже отвязанный от прицепа омоновцем, связал трос, после чего поднял с дороги автомат, размахнулся и зашвырнул его в темноту, за обочину.