Тень Экзюпери над космодромом Гея

«Странное это небо! – подумал Георгий, отслоняя белый, холодный лоб от проталины на вмёрзшем в автобусную обшивку стекле. Салон автобуса в шесть часов утра первого дня Нового года был пуст и прозрачен. Георгий свободно перемещался по рядам и зависал то у одного, то у другого оконного узора.

Наблюдая мир в лобовые проталины, Георгий не заметил, как к нему подошёл небольшого роста человек в серебристом плаще и странных туфлях не по погоде.

– Здравствуйте, – тихо приветствовал незнакомец, – будьте так любезны, скажите, этот аэробус идёт до космодрома Гея?

– Я не знаю, – растерялся Георгий и прибавил: – может, водитель скажет?..

– Водителя нет, мы вдвоём. Поймите, мне срочно нужен космодром! Ну будьте же смелее, представьте его себе, я считаю ваш имэджин и больше ничем Вас не обеспокою, – затараторил непрошеный собеседник, заглядывая Георгию в глаза.

Георгий постарался представить что-нибудь похожее на космодром, но человек нетерпеливо дёргал его за рукав пальто и сбивал с мысли.

– Не можете… – наконец разочарованно пискнул пришелец и отошёл в конец салона.

На первой же после знакомства остановке Георгий пулей вылетел из автобуса, отбежал в сторону и стал внимательно всматриваться в заросшие белой паутиной стёкла с чёрными островами лобовых проталин. Потом он взглянул на рейсовую табличку у задней двери и прочитал: «Маршрут №17, Чистые пруды – м. „Профсоюзная“ – космодром Гея». Георгий протёр глаза – ничего не изменилось. Автобус тронулся. С минуту наш герой стоял неподвижно. Наконец он простонал сквозь зубы – «Уходит же!», и бросился вдогонку за белыми клубами снежной пороши.

Он бежал, примечая, как меняется утреннее небо. Редеет вереница облаков, и на глазах растёт огромное холодное Солнце.

Окраина города уступила место неряшливой промзоне. Действительно, за бетонным забором городской свалки показалась радарная башня космодрома Гея.

Всё проходит, пройдёт и это

– Сущий, милосердный Бог (если Ты есть), умоляю, избавь меня от этого ежедневного и однообразного кошмара! Ей-Богу, Господи, нету больше моих сил —изо дня в день фабриковать рутинные отчёты и с надуманным восторгом фальсифицировать очередные случившиеся вокруг меня мелочи. На этой глянцевой планете Укх не происходит ничего, достойного пера профессионального астроисторика. Пять с половиной лет меня учили постигать науку бытия через его разнообразие. И что теперь? Стоило ли лететь за тридевять земель, чтобы каждое утро, наблюдая вторжение неизвестных науке биоорганизмов, сломя голову бежать к компьютеру и, как Храбрый портняжка, выстукивать на клавиатуре литеры про очередную армаду молекулярных пришельцев? Конечно, я бы мог просто наговорить текст на вордовский борзописец и избавить себя от непосильного стенографического труда, но эти молекулярные сволочи, кажется, испортили всю фиксирующую аппаратуру.

И такую ежедневную (простите за исторический слоган) хрень я должен описывать в подробностях, выявляя характерные особенности и периодичность амплитудных повторений. Ещё пара отчётов – и я умру от нежелания быть среди всего этого!

Молекулярные ремейки – это ещё ладно. А вчера что? Вбегает ко мне орнитолог Пашка Дергачёв. Орнитолог, он чем должен заниматься? Ну да, изучать физиологию укховских растопырок, их морфологию, распространение по скальным территориям, а он что? Влетел, как… (нет, не буду портить запись) и с порога кричит: «Стикс (это меня зовут Стикс), Укх сходит с орбиты!». Я ему: «Хватит болтать!». А он смотрит на меня в упор: «Ты чего, – говорит, – не слышишь? Укх схо-дит с ор-би-ты!» – «Ладно, – отвечаю я, – диктуй свои идиотские отклонения».

Каково, нет, каково терпеть всё это! А что Ему скажешь? Это я про нашего Ароныча Великого. Вот уж с повезло с руководством, так повезло!

Стикс небрежно потёр руки.

– А ведь я подавал надежды и мог стать приличным историонавтом, а не этой канцелярской авторучкой. Эх, попадись мне другая экзопланета! Не эта периферийная Укха, а, скажем, Глизе 876 d. Уж там бы, на Глизке, наверняка оказалось что-нибудь, достойное моего историографического внимания. Красные карлики – вообще моя личная тема с четвёртого курса Планетологии. Я б расщёлкал этого пунцового недотёпу – мама не горюй!

Стикс накинул лёгкий прогулочный скафандр и вышел на смотровую площадку станции. Повсюду, куда хватало взгляда, кипела сосредоточенная работа астронавтов.

Он недовольно поморщился.

Дело в том, что ЦУПом с Земли была поставлена задача: провести полный геологический анализ планетарной корки за три месяца. Соответственно, срок жизнеобеспечения личного состава колонии был рассчитан с учётом этой сумасшедшей директивы. Недовольны были все, кроме Ароныча. Этот великий путешественник (кстати, поговаривают, что Ароныч – пра-пра-правнук знаменитого русского Фёдора, кажется, Конюхова), так вот, этот потомственный «рисковАн» готов был ежедневно подставляться ради бла-бла-бла! Просто молодец. Одно обидно: наши никчемные жизни напрямую зависят от Его драгоценной биографии – прямее не бывает. И никто об этом не думает! Но ведь должен же кто-то об этом думать!

«Нет, на этой планете толку не жди», – резюмировал Стикс и повернул было обратно, как вдруг в километре от станции в плотной подошве облаков, экранирующих планету, сверкнула фиолетовая вспышка. Через пару секунд огромный летательный аппарат пробуравил нижние слои небесной газовой «наледи» и бесшумно опустился на поверхность Укха, настолько бесшумно, что не все колонисты, занятые раскопками, обратили на это внимание.

Стикс с восторгом смотрел на посадочный модуль, и в его голове, как набат, звучал призыв к долгожданной радости: «Смена! Смена!». Вернувшись к компьютеру, он сбросил скафандр и стал лихорадочно дописывать последнюю «фактологию» про эти долбаные укховские изменения орбиты. «Всё, всё! – веселилось его угрюмое сердце. – Сейчас придёт смена, я сдам дела – и!..» В голову лезли разнообразные романтические продолжения собственной космической биографии.

Действительно, не прошло и получаса, как раздался вежливый стук в дверь и на пороге «материализовался» худенький молодой человек в огромных очках и с острым, как у бледной растопырки, клювом, простите, носом.

– Здравствуйте, – глотая звуки, произнёс юноша, – меня назначили вашим преемником. Меня зовут Гройсман, Владимир Гройсман. Мой генофонд закарпатского происхождения, но, в принципе, я всё адекватно понимаю. Рад познакомиться.

Стикс решил для солидности выдержать паузу, причём каждая секунда задержки давалась ему с невероятным трудом. Его просто распирало от желания подхватить сопляка Гройсмана и задушить в своих гостеприимных объятиях. И он бы наверняка задушил его, если бы не самообладание, выработанное за месяцы каторжного стенографического безразличия.

– Здравствуйте, Владимир, – чинно, будто отплёвывая звуки, начал Стикс, – не будем тратить время на разговоры, приступим!

Стикс указал новобранцу на место рядом с собой и развернул компьютерную картинку на экран большого монитора:

– Для начала должен вас предупредить об исторической ответственности вашей будущей работы. Планетарная система звезды Глизе 876 d, открытая в далёком 1998 году, не предполагала дополнительных фрагментов, кроме первоначальных четырёх (d, c, b, e) и ещё четырёх экзопланет, обнаруженных в 2014 году. Девятая, так сказать, невидимая планета Укх была открыта всего двадцать лет назад. Она же и является наиболее перспективной для изучения в связи с наличием биологической жизни. Однако…

Тут Стикс сделал ещё одну, на этот раз высокомерную паузу и продолжил:

– Однако должен вас огорчить, коллега: всё происходящее на планете Укх не стоит и толики того пиетета, с которым твердят о ней историографические умы на Земле. Уверяю, вам через неделю покажутся наискучнейшими «невероятные» события, которыми изобилует ежедневно поверхность этой вздорной планеты!

На слове «наискучнейшими» Стикс осёкся и понял, что невольно проговорился. А вдруг этот молодой гарный хлопец скажет: «Да пошли вы все!» – и отправится восвояси! Кто тогда примет руль истории? Стикс бросил тревожный взгляд на Гройсмана, но тот сидел, сверкая глазами и потирая вспотевшие от волнения руки, будто не слышал последних слов своего наставника.

– А скажите, вы пользуетесь лабораторией для подтверждения статистической погрешности сводной таблицы результатов?

Стикс поймал на себе влюблённый взгляд юного Владимира и чуть не расхохотался. Дело в том, что полтора месяца назад он грубо, вплоть до неприличия, разругался с бортовым компьютером станционной лаборатории и закрыл файл новостного журнала непозволительной командой Еt cetera. По факту он демонстративно «хлопнул дверью». И теперь думать о каком-либо контакте с пульсарами обиженной лабы было для него делом предсказуемо невозможным.

– Видите ли, юноша, – Стикс скатал губы в трубочку наподобие поцелуя, – не так важна точность симптоматики, как её принципиальная, так сказать, качественная сторона.

– А меня учили…

– Забудьте! Забудьте ровным счётом всё, чему вас учили на расстоянии пятнадцати световых лет от того места, где мы сейчас с вами разговариваем. Единственный шанс вернуться на Землю у каждого здесь присутствующего – это перестать быть алчным наукоёмким землянином. Здесь даже время другое! Его цикличные периоды выстраиваются в унисон с биоритмами сердца. Но у каждого из нас временной резонанс свой. Вы понимаете? Каждому из нас на Укхе положено своё время! Поэтому в день, намеченный к отъезду, не все колонисты окажутся в единой, указанной заранее шестиразмерной точке пространства. Надеюсь, вам давеча сказали пару слов о двух дополнительных «местных» координатах. Да-да, Владимир, добро пожаловать в парадокс Смейла!

Юный Гройсман слушал Стикса затаив дыхание. Всё, сказанное наставником, он воспринимал как дивную романтическую сказку. Самый молодой в отряде астронавтов (принятый в отряд, честно говоря, по блату), истерзанный за пятнадцатилетнее странствие к планете Укх мифологическими сиренами незрелых научных ожиданий, Владимир, казалось, потерял от восторга дар речи. «Вот оно, настоящее!» – пульсировала кровь в височных капиллярах юного романтика.

Стикс с улыбкой смотрел на дрожащие пальцы Гройсмана и думал: «Как он будет набивать эту ежедневную хрень? Ну да ладно, привыкнет, успокоится. Говорят же: всё проходит, пройдёт и это…»