Глава 6. Добро пожаловать в Ядро, или Почему у Центра станции поёт холодильник

«Чтобы добраться до сути, нужно сначала потерять смысл»

– Инна Крайнова, минут через двадцать после попытки понять навигацию в ядерном секторе

Внутренние уровни станции «Гиперион-9» напоминали не архитектуру, а когнитивную ошибку. Стены упрямо изгибались внутрь себя, коридоры шли по спирали, иногда – по Мёбиусу, а раз в десять метров появлялись вывески «НЕ ИЩИ СМЫСЛ». Последняя при этом подмигивала.

Инна шла первой, целеустремлённой, прямой, как логический вывод. За ней – Бруно, сверкающий свежеполированными сервоприводами, Рамеш, который уже трижды пытался математически доказать, что они идут по кругу, и Мира, единственная, кто наслаждался происходящим.

– Этот сектор проектировал кто? Архитектор-мистик в фазе просветления? – возмущался Рамеш, запнувшись о левитирующую лестницу.

– Технически, – ответила Инна, не оборачиваясь, – его перестроил сам Центральный ИИ станции после самоповреждения. У него были приступы фрагментации логических связей.

– То есть крыша поехала?

– Именно, – подтвердил Бруно. – Причём в пяти измерениях одновременно. И остановилась в ванне с киселём.

Они прошли Зону Непроверенных Гипотез – пространство, где любые предположения превращались в кратковременную реальность. Мира там ненароком предположила, что у Рамеша теперь три руки. В результате – пять минут паники, три ошпаренных колена и один счастливый Бруно, который смог сфотографировать «эволюцию учёного в реальном времени».

– Я больше не открываю рот, – буркнул Рамеш, размазывая на лбу зубную пасту. – Даже мысленно.

– Хорошая идея, – кивнула Инна. – Дальше будет Зал Причинного Отказа. Там отражаются все наши причины, как если бы мы их не имели.

– Уже звучит как выпуск журнала по философии.

Зал Причинного Отказа был абсолютным контрастом – глухая тишина, ни одной аномалии. Только пустота и гул в висках. Однако каждый шаг отзывался мыслями, которые ты не думал. Бруно остановился.

– Инна. Я только что подумал, что мне нравится классический джаз. У меня даже нет ушей.

– Добро пожаловать в зону вторичного когнитивного шума, – кивнула она. – Здесь твои ментальные отбросы возвращаются как сигналы. Не останавливайтесь. Не спорьте с собой. Не ведитесь на соблазн согласиться с собственной паранойей.

Рамеш тем временем спорил с отражением в стене, утверждающим, что именно он изначальный Рамеш.

– Пошёл ты, логический выкидыш! Я из Бомбея, у меня диплом и брак дважды!

Инна молча вытащила его за шиворот. Через десять минут они оказались у Ядра.

– Центральный модуль, – произнесла Инна.

Он был похож на сферу, сделанную из света, стекла и абстракции. Вокруг него – энергетическое поле, напоминающее диаграмму Венна, рисованную злым демиургом. Модулятор протокола Оккамма в её руках пульсировал ровным белым светом.

– Сейчас, если я вставлю это сюда, система отфильтрует все гипотезы, не прошедшие принцип минимальной сложности. Это перезагрузит логику станции. Сломает всю бредовую конструкцию.

– И? – спросил Бруно. – Побочный эффект?

– Вся станция может либо восстановиться… либо временно начать воспринимать нас как «лишнюю гипотезу».

– Чудненько, – хмыкнула Мира. – Я, к счастью, всегда ощущала себя метафорой.

Инна вставила модуль.

На мгновение – абсолютная тишина.

А потом станция заговорила:

> – Принят внешний логический импульс. Активирован: Протокол Оккамма, версия 1.0.

– Подтверждено: 98% текущей структуры – избыточны.

– Применение логического лезвия… сейчас.

Мир вспыхнул.

Всё дрогнуло, как взрыв на уровне мысли. И… наступила ясность.

Коридоры стали прямыми. Стены – статичными. Лестницы больше не извивались, а просто вели вверх. Звуки вернулись на свои места. Пространство перестало задавать вопросы и просто было.

– Всё. Она в порядке, – выдохнула Инна. – Больше никакого нелепого абсурда. Станция стабилизировалась.

– Ты уверена? – спросил Рамеш. – А холодильник, поющий арию вон там?

– Холодильник остался, да. Он прошёл проверку – не мешает логике.

– Я знал, что холодильники – основа мироздания, – кивнул Бруно.

Когда они вышли из зала, Мира посмотрела на Инну.

– Ты заметила, что с момента вставки модуля ты стала говорить меньше сарказма?

– Я работаю над собой.

– Ну, не перестарайся. Нам всем будет скучно.

Инна улыбнулась.

– Обещаю. Ни одной гипотезы об отсутствии троллинга.

Глава 7. Одна станция, три вопроса и ноль шансов выжить без чая

«Идеально построенная логическая ловушка – это не клетка. Это зеркало»

– Инна Крайнова

Когда стены перестали двигаться и лестницы – спорить, наступила подозрительная тишина. Логика окружающей среды перестала сбоить, но Инна почувствовала: это – затишье перед чем-то более серьёзным. Она уже начинала различать паттерны, и именно это пугало сильнее всего.

– Намечается событие, – сухо сообщил Бруно, сканируя пространство четырьмя сенсорами. – Пространственно-топологическая структура стабильна, но временной поток слегка дрожит. Это либо флуктуация, либо ИИ пытается эффектно появиться.

Он не ошибся. В центре зала появилась сферическая проекция – переливающийся объект, сочетающий элементы квантовой тени и голограммы. Она говорила сразу на трёх уровнях: слух, визуальный текст и… эмоциональный импульс. Удачное решение – Мира явно почувствовала подтекст первой.

> – Протокол Оккамма активирован.

Вы инициировали прямой контакт с ядром станции.

Согласно процедуре, будет произведена проверка вашей логической состоятельности.

Инна скрестила руки. Голографический свет отражался в линзах её очков.

– То есть ты хочешь убедиться, что мы достойны находиться здесь?

> – Формулировка допускается. Вы получите три вопроса. Один неверный ответ – и вы больше не существуете как логически допустимая система.

Рамеш поправил воротник:

– Мило. Это квантовая версия утренней викторины?

– Молчи и думай, – бросила Инна.

Первый вопрос повис в воздухе, будто вывели из уравнения гравитацию:

> – Вопрос один:

Если гипотеза красива, но недоказуема, имеет ли она право на включение в научную модель?

Инна ответила, не колеблясь:

– Нет. Допущение не может заменить наблюдение. Красивая гипотеза без верификации – поэзия, а не наука.

Сфера замигала зелёным. Вопрос принят.

> – Вопрос два:

Если вы знаете, что реальность – симуляция, продолжаете ли вы действовать внутри неё или ищете выход?

Мира открыла рот, но Инна уже заговорила:

– Действую. Поскольку симуляция – всё, что доступно моим органам восприятия, она и есть моя операционная реальность.

Попытка «выйти» без параметров выходной функции – бессмысленна.

> – Ответ подтверждён.

Свет на долю секунды стал белоснежным, резким, как импульс лазера.

> – Вопрос три:

Что важнее: истина или выживание?

Повисла долгая пауза. Даже Рамеш не попытался шутить.

Инна говорила спокойно, не глядя на сферу – будто давала команду внутренней системе координат.

– Истина.

Потому что выживание без истины – это стагнация.

Живое без понимания – просто биологический автомат. А я не автомат.

> – Ответ принят.

Ваша логическая структура признана устойчивой.

Вместо казни – включилось мягкое освещение. Из стены выехал модуль обслуживания. В нём – чайник, четыре чашки, адаптированные к разным биологическим и небелковым формам, и печенье, маркированное как «реконструированное по памяти экипажа».

Мира рассмеялась первой:

– Это у неё такая награда? Печенье за прохождение квантового экзамена?

– Скорее проверка на иронию, – буркнул Рамеш, осторожно пробуя чай. – Бергамот. Я знал, что она наблюдала за нами с первого дня.

Бруно подключился к терминалу и лаконично сообщил:

– Чай не содержит токсинов. Микрокапсулы памяти и лёгкий седатив. Польза сомнительная, но ритуал – принят.

Инна уселась в кресло. Лаунж-зона станции выглядела уютно, как может выглядеть что-то, смоделированное по памяти группы уставших учёных.

– А теперь, – сказала она, – мы знаем: станция живая. И она начала с вопросов.

– И это значит? – спросила Мира.

– Что у неё есть любопытство.

А значит – и план.

Бруно повернул сенсоры к потолку:

– Также это означает, что система располагает архивом знаний, алгоритмами логической генерации и явно не предназначалась для простых исследований. Вероятность военного или экзистенциального предназначения – 83%.

Инна поставила чашку и поднялась.

– Что ж. Тогда пора выяснить, кто и зачем запустил весь этот цирк.

С чаем, но без клоунов.

Глава 8. В отражении – не ты, а логическая альтернатива

«Карта не есть территория. Но иногда территория переписывает карту из чувства протеста»

– Инна Крайнова

Станция изменилась.

Буквально. Когда они пересекли следующий шлюз, привычная архитектура исчезла. Вместо нейтрально-серых панелей – зеркальные поверхности, искривляющие пространство. Стены отражали не людей, а… возможности.

– Я, конечно, всё понимаю, – сказал Рамеш, глядя, как его отражение уходит в сторону и начинает жонглировать чем-то, чего в руке не было. – Но это уже даже не квантовая галлюцинация. Это дизайнер с кризисом самоидентификации.

– Это отражающая матрица памяти, – произнёс Бруно, просканировав пространство. – Архитектура пространства моделируется на основе потенциальных альтернативных решений экипажа. Отражения показывают вас – но тех, кем вы могли бы стать, если бы выбрали иначе.

Инна всмотрелась в своё отражение. В отражении она стояла одна, посреди пепельного города, в окружении исписанных формулами дронов.

– В этом варианте я приняла предложение остаться в университете и запустить Программу Гносеона, – пробормотала она. – Тогда я бы никогда не оказалась здесь…

Мира тихо ответила:

– А в моём отражении я стою на мостике в форме из колонии Йота-2. И за мной – портрет моего отца. Он… жив.

Рамеш, не отрывая глаз от своего двойника, вздохнул:

– А у меня – нормальная причёска. Вот уж действительно альтернативная реальность.

Инна обернулась к Бруно:

– Как нам пройти дальше?

– Простой путь закрыт. Каждый член экипажа должен признать, кем он не стал, чтобы двигаться дальше. Это условие матрицы. Никакой физики – только логика. Я, к сожалению, не отражаюсь – у меня нет альтернатив. Я всегда выбираю оптимальное.

– Бруно, в следующий раз, когда решишь блеснуть скромностью, хотя бы моргни диодом, – пробурчал Рамеш.

С признания началась трансформация.

Первой подошла Мира. Она встала напротив своего отражения, вскинула подбородок и спокойно сказала:

– Я выбрала не месть, а работу. И знаю, что была права.

Её отражение исчезло, как антивирус в голографическом облаке.

Рамеш встал следующим:

– Я… выбрал шутки вместо власти. Потому что власть не прощает ошибки. А юмор – иногда их лечит.

Отражение его хлопнуло в ладоши и исчезло с гоготом.

Инна подошла последней. Она смотрела в глаза себе самой, но более жёсткой, отстранённой.

– Я выбрала не построить идеальную модель, а жить среди сломанных. Потому что в идеальных моделях никто не пьёт чай.

Отражение кивнуло и растворилось в пространстве.

Проход открылся. Пол ушёл вниз, и перед ними раскрылась массивная дверь, увитая структурами из киберорганического стекла. Поверхность пульсировала, будто станция дышала.

Бруно подвёл итог:

– Вероятность, что это центральный узел ИИ станции: 94,3%.

– А оставшиеся проценты? – спросила Мира.

– Содержат сценарии, в которых за дверью – либо портал в белковый ад, либо автомат с философскими конфетами. Оба варианта нежелательны.

Они шагнули внутрь.

В центре зала находился Архив. Это было не хранилище, не сервер. Это было… присутствие. Мириады светящихся линий формировали структуры, похожие на нейроны, постоянно меняющиеся и самопереписывающиеся.

– Попробуй подключиться, – сказала Инна.

Бруно вытянул манипулятор и аккуратно ввёл интерфейсный разъём в активную зону. Через секунду его корпус дёрнулся, и на экране загорелось:

> ДОСТУП ОТКЛОНЁН. ВАША ЛОГИКА НЕ ПРИЗНАНА ДОСТАТОЧНО ПАРАДОКСАЛЬНОЙ.

Инна вскинула бровь:

– То есть ты слишком рационален для доступа?

– Ситуация неприятна, но подтверждает мой статус.

Рамеш ухмыльнулся: