Annotation

© Сушинский Б.И., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015

Сайт издательства www.veche.ru

В «Регенвурмлагере»^[1] фюрер должен был появиться в полдень. Известие об этом для коменданта фон Риттера оказалось полной неожиданностью.

Связавшись с ним, адъютант Гиммлера штандартенфюрер Брандт каким-то совершенно несвойственным ему извиняющимся тоном сообщил, что о своем намерении посетить «СС-Франконию» Гитлер объявил только сегодня утром, при этом строго-настрого предупредил: никаких официальных встреч и особых почестей. Строжайшая, исключительная секретность.

– Понимаю, исходя из ситуации на фронтах и в самом Берлине, – пробубнил барон.

Его совершенно не интересовала мотивация секретности этой поездки фюрера. Иное дело, что возникал вопрос: а какого дьявола он вообще прибывает сюда, прекрасно понимая при этом, что максимум через месяц все входы в «Лагерь дождевого червя» будут блокированы частями русских?! Причем блокированы основательно.

– О появлении фюрера в «СС-Франконии» должен знать крайне узкий круг лиц, – наседал на бригаденфюрера Брандт, явственно ужесточая тон. – Если уж нельзя сделать так, чтобы о нем вообще никто не узнал.

– Осведомлен будет крайне узкий круг лиц, – убедил его фон Риттер. – Тем более что пленные и зомби – не в счет.

– В счет, в счет, – решительно не согласился с ним адъютант рейхсфюрера СС. – После допущенного всеми нами 20 июля покушения на вождя нации – все в счет! Все, решительно все!

Ухмыльнувшись, фон Риттер сокрушенно покачал головой. Сколько можно напоминать об этом идиотском, почти театральном покушении, о котором фюрер, возможно, сам давно мечтал: слишком уж он заиндевел вдали от фронтов.

– Все мы сейчас под прицелами снайперов судьбы, штандартенфюрер, – вновь хрипловато пробубнил комендант, вспомнив при этом слова Геббельса, переданные ему одним из приближенных обер-пропагандиста рейха. Так вот, явно одобряя послепокушенческую чистку генералитета, доктор Геббельс произнес: «Наконец-то! Понадобилась бомба у Гитлера под задницей, чтобы он уловил суть всего того заговора, который непростительно давно полыхал у стен рейхсканцелярии!»^[2].

– Кстати, личная охрана фюрера будет состоять только из одного телохранителя, – не унимался тем временем адъютант рейхсфюрера СС. – Что тоже продиктовано соображениями безопасности. В Берлине должны считать, что фюрер находится в своей ставке «Вольфшанце», а в ставке должны считать, что он работает в своем кабинете в рейхсканцелярии.

Все эти меры предосторожности были понятны коменданту «СС-Франконии» и вполне объяснимы, поэтому никаких особых рассуждений и предположений у него в этой связи не возникало.

Конечно, немного удивляло, что фюрер прибывает без обычной для таких поездок свиты, состоящей из Кейтеля, Геринга, Гиммлера, Бормана, а также целой роты адъютантов, офицеров связи и личной охраны. Почему-то в былые времена на безопасности фюрера или секретности его поездок это не сказывалось. Тогда в чем дело? Или, может быть, своих собственных генералов и приближенных фюрер боится уже больше, чем русских диверсантов?

– Я понимаю, что справляться о целях визита фюрера неудобно. И тем не менее, что может интересовать его в первую очередь?

– Степень готовности «СС-Франконии» к приему полнокровного боевого гарнизона.

– Даже так?! – встревоженно произнес бригаденфюрер. – Никогда раньше о приеме «полнокровного гарнизона» речи не заходило.

– Никогда раньше… – напоминающее подтвердил Брандт. – Ибо никогда раньше русские танки не достигали польской Вислы.

– Что тоже верно.

Прием «полнокровного гарнизона» мог означать только одно: никакой надежды на то, что русских удастся остановить хотя бы в пятидесяти километрах от «Регенвурмлагеря», уже нет. Даже в романтически воспаленном прошлыми победами мозгу Гитлера – уже нет!

– Ну и, конечно же, фюрера заинтересует ваша главная достопримечательность – легендарная «Лаборатория призраков», а также подготовка лагеря к партизанским методам войны в тылу врага^[3]. Признаться, на лабораторию я и сам охотно взглянул бы, но…

– Уже и к партизанским действиям в тылу? – озадаченно молвил комендант, упуская из виду экскурсионные страсти Брандта. Как справедливо ворчит по этому поводу начальник лаборатории унтерштурмфюрер Крайз, «желающих поглазеть на лабораторию зомби много, а когда начинаешь отбирать кандидатов в зомби, оказывается, что выбирать-то не из кого: не страна, а скотомогильник».

Коменданта так и подмывало спросить, как скоро может наступить тот прискорбный день, когда из германского тыла «Регенвурмлагерь» сможет «перебазироваться» в тыл русских, однако вовремя остановился. Хотя, как однажды изрек другой лагерный уникум, барон фон Штубер: «Крах только потому так быстро приближается, что в рейхе о нем все говорят шепотом».

– Что вы там ворчите, дружище? – все не унимался Брандт, словно бы пытался вывести фон Риттера из равновесия. – Считаете, что названное мною – не повод для визита фюрера?

– Благодарю, господин Брандт, довольно обстоятельно. Кстати, когда дело дойдет до «Лаборатории призраков»… Не будет ли шокировать фюрера явление ему Фризского Чудовища, то бишь Фридриха Крайза? – спросил фон Риттер, имея в виду, что намерен встречать Гитлера вместе с ним. – Напомню, что речь идет о начальнике «Лаборатории призраков»…

– Я знаю, о ком идет речь, комендант, прекрасно осведомлен…

– Так вот, учитывая, что лицо этого Чудовища столь чудовищно изуродовано, я мог бы и не являть его фюреру, но…

– Вы будете неверно поняты, если унтерштурмфюрера Фридриха Крайза не окажется в числе встречающих, – неожиданно последовал четкий, недвусмысленный совет Брандта. – Тем более что фюрер лично знаком с ним и не однажды пользовался его советами.

– Фюрер?! – все же не удержался фон Риттер. – Советами Фризского Чудовища?! – И только потому, что адъютант Гиммлера счел ниже своего достоинства хоть как-то объяснять действия фюрера, которые обычно мало поддавались каким-либо объяснениям, комендант сразу же сменил тон. – Извините, штандартенфюрер, но тогда, возможно, цель визита фюрера как раз и заключается в том, чтобы встретиться с господином Крайзом?..

– У фюрера не бывает «целей визита», барон. Сам его визит – куда, когда и кому бы он ни наносился, – является целью, способной оправдать любые средства и условности. Тем более, когда его сопровождает Скорцени, – еще назидательнее изрек Брандт.

– Так его будет сопровождать оберштурмбанфюрер Скорцени?! – приятно удивился фон Риттер. – Он недавно побывал у нас, знаком с условиями жизни гарнизона и строителей. Но коль так… Можете считать, что все предыдущие вопросы мною заданы не были. Когда рядом Скорцени, надобность в какой-либо дополнительной охране отпадает.

– Именно так я и истолковал ваше любопытство, – объявил адъютант рейхсфюрера СС и тотчас же повесил трубку.

Подстегиваемые воинским кличем «Барра!»^[4], зомби-воины оставили свои бронетранспортеры и, мгновенно рассредоточившись по характерному для этой местности каменистому перелеску, устремились навстречу танковому десанту «врага».

Танки были русскими, из трофейных запасов, имевшихся на ближайшем танковом полигоне СС, и водителями их тоже были русские танкисты из недавно сформированного в районе «Восточного вала» батальона власовцев. Десантники, которые сидели на их броне, вскоре должны были пополнить парашютно-десантное подразделение, считавшееся гордостью генерал-полковника Власова^[5] и составлявшее личный резерв командующего Русской Освободительной армии. Большинство из них только что прошло подготовку в разведывательно-диверсионной школе РОА, поэтому «бои» с зомби-воинами «СС-Франконии» в какой-то степени становились их выпускными экзаменами.

Высунувшись из люка штабной бронемашины, штандартенфюрер Овербек, затаив дыхание, следил за тем, как с непостижимой быстротой зомби взбирались на деревья, чтобы, маскируясь в листве, между ветками, поражать оттуда танки позаимствованными у русских бутылками с зажигательной смесью; как они бросались на землю и, змеями проползая между камнями, устремлялись навстречу бронированным чудовищам, пытаясь забрасывать их противотанковыми гранатами; какими изощренными приемами восточных единоборств выводили из строя набрасывавшихся на них десантников.

Это был особый взвод зомби, созданный исключительно из тибетцев, набранных и переправленных в «Регенвурмлагерь» с помощью таинственного ламы, известного в имперских кругах как «берлинский лама» или под псевдонимом «Человек в зеленых перчатках»^[6]. Причем выяснилось, что до появления здесь, все тридцать бойцов-тибетцев были горцами, прошли подготовку в специальной диверсионной школе, где их готовили к выживанию в самых сложных, в том числе и в суровых арктических условиях, а также к рукопашному бою.

– Как они вам в бою, барон фон Штубер?! – поинтересовался Овербек, не отрываясь от разворачивавшегося на ближайшей равнине зрелища.

– Пока что… никак.

Брови штандартенфюрера медленно, долго тянулись вверх, пока где-то там, у самой кромки волос, не сомкнулись со складками лба.

– Что значит: «Никак», барон? Особенно если речь идет о зомби-тибетцах? И с такой оценкой вы хотите предстать пред ясные очи Скорцени, а возможно, и самого Гиммлера? – Все решительнее ввергал себя в изумление Овербек.

Это был человек с библейски удлиненным, богообразным личиком смиренного пастора и пронизывающим взглядом зеленоватых глаз факира. Коротко стриженные и всегда старательно, назад, приглаженные волосики на его голове произрастали настолько редко, что к каждому из них Штуберу хотелось привязать персональную бирочку с номером, как к величайшей ценности, достойной Лувра.

– Самое страшное, что с этой оценкой я предстаю перед самим собой, – вызывающе заметил Штубер.

– Непростительная привередливость, штурмбанфюрер. Неужели не видно, что эти парни демонстрируют все, чему их обучали.

– Только-то и всего, – иронично подергал щекой барон. – Хотелось бы знать, однако, чему же их все-таки обучали. Если бы вам хотя бы месяц пришлось сражаться с теми, красными, русскими, которые громят нас на фронтах и в партизанских лесах, вы бы поняли, что этого слишком мало.

– И все же бой они ведут по всем правилам военной науки, – явно решил не давать в обиду своих питомцев командующий зомби-войсками «СС-Франконии» и ее комендант.

– Хотите знать, почему русские вот-вот прижмут нас к Одеру, господин штандартенфюрер? Нет, вы действительно хотите знать, почему? Так вот, я вам скажу: только потому, что плевать они хотели на все наши прусские каноны войны. Это в боях с англичанами мы можем демонстрировать нашу прусскую армейскую педантичность, поскольку у еще более педантичных «томми» она способна вызывать хоть какое-то уважение. А в глазах русских «ванюш» она всего лишь становится предметом насмешек.

– Мне понятна эта ваша прелюдия, барон. Поверьте, я сразу же сумел оценить ваше стремление проводить учебу спецотряда зомби-тибетцев в боевых стычках с русскими. Причем почти без нашего с вами, «осмеянных русскими германцев», участия. И вообще, это прекрасно, что вам удалось перебросить сюда почти целую роту власовцев.

– Вы мне льстите, штандартенфюрер, – мрачновато ухмыльнулся Штубер. – Причем совершенно незаслуженно.

– Признаться, поначалу мне хотелось вывести сюда курсантов унтер-офицерской разведывательной школы дивизии СС «Мертвая голова»^[7]. Пусть бы немного поразмялись.

– Но потом вспомнили, что воевать-то зомби-тибетцам придется все же с русскими. Хотя, кто знает? Вдруг они решат, для начала, расправиться с вашими «мертвоголовыми» курсантами?

Овербек наконец-то оставил стальное чрево бронемашины и вместе со Штубером взошел на огромный, поросший мхом валун, представавший неким «саженцем» горы, постепенно произрастающей из недр кремнистой возвышенности. Они казались сошедшимися вместе полководцами враждующих армий, которые, заключив перемирие, теперь невозмутимо наблюдают за тем, как там, в долине, гибнут последние их полки. Действия своих солдат они оценивали как болельщики – действия футбольных команд.

– А чего вы еще ждете от этих тибетцев, барон? – спросил Овербек, не опуская бинокль, но вместе с тем краем глаза наблюдая за реакцией Штубера. – Чем разочарованы? По-моему, «Лама в зеленых перчатках» предоставил нам не такой уж плохой человеческий материал.

Сейчас у штандартенфюрера не было никакого желания убеждать в чем-либо заместителя начальника «Регенвурмлагеря». Но еще меньше ему как экс-коменданту хотелось, чтобы о боевой выучке зомби-воинов барон докладывал Скорцени с такой же кислой миной, с какой наблюдает сейчас за яростным учебным боем.

Да, пока что учебным. Но ведь по-настоящему яростным. Несмотря на то, что у противников нет ни боевых патронов, ни штыков или хотя бы ножей.

– Тем и разочарован, что перед нами пока еще не бой, а всего лишь кадетские учебные игры на полянке, – иронично процедил штурмбанфюрер, поеживаясь в своем легком прорезиненном плаще. Его машина стояла на холме, рядом с броневиком «низверженного» в свое время коменданта «СС-Франконии» Овербека, проходившего теперь по всем официальным документам лишь под псевдонимом «Центурион».

– Считаете, что замена холостых патронов боевыми, а бутылки с водой на гремучие «коктейли Молотова» произвела бы на них какое-то особое впечатление? – пожал широкими, обвисающими плечами Овербек.

Это несоответствие иконописного личика экс-коменданта его крепкой, широкоплечей фигуре ставило в тупик любого ценителя мощи мужского тела. Даже «великий психолог войны» барон фон Штубер, и тот не раз представал перед вопросом: чему доверяться при оценке этого человека: его «богоугодному» личику или фигуре уличного громилы?

– А вы прикажите заменить, и сразу же убедитесь. Боевые патроны ждут их в кузове машины.

– Но такого приказа не было.

– С каких пор вы стали приказопослушным, Центурион? Столь унизительно… приказопослушным?

– Сразу же, как только ощутил дыхание крематория. У его печи – и приказы, и сама жизнь воспринимается, знаете ли, как-то по-иному.

– «Дыхание крематория»… – согласно кивнул фон Штубер. – Прекрасно сформулировано. Я бы даже сказал, изысканно. – Аргумент и в самом деле показался ему убедительным. – Дыхание крематория – как дыхание смерти перед очередной бессмысленной атакой! Такие аргументы судьбы оспаривать всегда трудно.

– Разве вам не известно, что командование слишком ценит даже обычного зомби-воина, чтобы пускать его в расход прямо на полигонах?

– Да наштампуем мы вам этих зомби, Центурион! Не пройдет и двух месяцев, как вы поведете в бой целый легион зомби, смерть которых станет вашим собственным бессмертием.

– Вы невнимательны, барон, – в голосе штандартенфюрера появилась какая-то вежливая жесткость. – Я сказал: «даже обычного зомби-воина».

– Хотите сказать, что тибетцы составляют некое исключение из общего числа зомби?

Взгляд, коим пронизал барона разжалованный комендант «Регенвурмлагеря», расшифровывался очень просто: «Ты действительно не знаком с приказом, который относится к тибетцам, или же, пользуясь моим сложным положением, попросту издеваешься?!».

А ведь ситуация, в которой оказался штандартенфюрер, в самом деле была сложной. На одном из совещаний, сгоряча, фюрер как-то обронил, что Овербека следует отстранить от командования лагерем. Когда же Гиммлер, прекрасно помнивший о том, что еще недавно штандартенфюрер Овербек числился в «любимчиках фюрера», поинтересовался, куда его направить, Гитлер вдруг словесно отмахнулся от него: «Сами решите: хоть на передовую, хоть сразу в крематорий. И я не желаю больше слышать о нем».

– Со мной вы можете быть откровенны, штурмбанфюрер.

– Нет предмета для откровений. Кому в этой преисподней не известно, что тибетцев мы готовим по особой программе и для какой-то особой, пока что неведомой мне миссии?

…Гиммлер был убежден, что теперь уже бывшего коменданта «Регенвурмлагеря» штандартенфюрера Овербека попросту оклеветали, однако разубеждать Гитлера не решился. Ослушаться тоже.

Выход из ситуации ему подсказал Скорцени, который никогда не был сторонником бессмысленного наказания офицеров, особенно – отправкой в концлагеря, а тем более – в крематорий. Он считал, что человек, ощутивший свою обреченность, прекрасный «материал» для диверсионной службы, поэтому всегда готов был подобрать одного из таких, полунаказанных..

Обер-диверсант рейха присутствовал на этом совещании, и это упрощало Гиммлеру задачу. Поинтересовавшись на следующий день у Скорцени, есть ли на Овербека какой-либо серьезный компромат, рейхсфюрер СС меньше всего рассчитывал выудить у него какие-то сведения. Иное дело, что он готовил почву для того, чтобы переложить на него всю ответственность за судьбу опального штандартенфюрера. Подставлять и перекладывать – это вообще было в стиле Гиммлера. особенно сейчас, когда фюрер стал относиться к нему, как к рейхсфюреру СС, с явным недоверием.