Животные счастливы, если они здоровы и располагают достаточным количеством пищи. Казалось бы, при таких условиях должны быть счастливы и люди, но в современном мире, по крайней мере, в большинстве случаев, это не так.
Несмотря на различные его оттенки, несчастье встречается повсюду.
Допустим, вы находитесь в Нью-Йорке, наиболее типичном современном городе. Встаньте на оживленном перекрестке в рабочий день, или на центральной улице в выходные, или вечером где-то на танцах. Освободите свой ум от эгоистичной направленности и позвольте личностям окружающих вас незнакомцев, одной за другой, завладеть вами. Вы увидите, что каждое из упомянутых людских скоплений терзаемо своими заботами.
В толпе рабочего дня вы заметите тревожность, чрезмерную сосредоточенность, расстройство пищеварения и отсутствие интереса к чему-либо, кроме борьбы, неспособность к лёгкости мысли и бездумность в отношении ближних.
На центральной улице в выходной день вы найдете мужчин и женщин весьма обеспеченных, некоторых даже очень богатых, занятых погоней за удовольствиями. Эта погоня осуществляется всеми на одинаковой скорости, то есть на скорости самого медлительного автомобиля в потоке. Дорогу нельзя разглядеть из-за машин, а окружающее – из-за того, что, оглядываясь по сторонам, вы можете стать причиной аварии. Все без исключения сидящие в автомобилях поглощены желанием обогнать остальные автомобили, чего они сделать не могут из-за потока машин. А если их разум отвлекается от этого занятия (такое иногда случается с теми, кто не за рулем), людей охватывает непередаваемая скука, оставляя на лицах печать банальной досады. Порой какой-нибудь автомобиль, заполненный темнокожими людьми, вдруг выкажет неподдельную радость, но тут же своим сумасбродным поведением спровоцирует негодование и в итоге окажется в руках полиции из-за аварии: радоваться в свободное от работы время противозаконно.
Или же понаблюдайте за людьми на веселой вечеринке. Все явились с твердым намерением быть счастливыми, напоминающим мрачную решимость человека не суетиться на приёме у дантиста. Считается, что выпивка и нежничание – врата к радости; поэтому люди стремительно напиваются и стараются не обращать внимания на отвращение со стороны своих спутников. После внушительного количества алкоголя мужчины принимаются рыдать и причитать о том, сколь недостойны они любви и преданности своих мамаш. Алкоголь высвобождает их чувство греховности, подавляемое в более трезвые периоды рассудком.
Причины этих разновидностей несчастья возлежат отчасти в социальной системе, отчасти в индивидуальной психологии – которая, конечно, в значительной мере сама является продуктом социальной системы.
Моя цель – предложить лекарство от обыденного, повседневного несчастья, которым страдает большинство людей в цивилизованных странах, и которое тем невыносимее, что, не имея никакой очевидной внешней причины, кажется неизбежным. Я убежден, что это несчастье в значительной степени объясняется ошибочными взглядами на мир, ошибочной этикой, ошибочными житейскими привычками, ведущими к уничтожению того естественного вкуса к достижимым предметам и явлениям, от которых в итоге зависит счастье как людей, так и животных.
Я не родился счастливым. В детстве моим любимым гимном был этот: «В тщете земной, под бременем греха моего».
В пять лет я рассуждал, что в случае, если мне суждено прожить до семидесяти, я пока что выдержал только 14-ю часть жизни, и пролегшая впереди скука казалась мне почти невыносимой. В отрочестве я ненавидел жизнь и постоянно находился на грани самоубийства, от коего, однако, меня удержало желание больше узнать о математике. Сейчас, напротив, я радуюсь жизни; можно даже сказать, что с каждым годом я наслаждаюсь ею всё больше. Причина отчасти в том, что я сумел выяснить, чего по-настоящему желаю на этом свете и постепенно достигать всё большего из этого списка. Отчасти же причина в том, что мне удалось выбросить из головы некоторые объекты желания (например, получение бесспорного знания о тех или иных явлениях) как в высшей степени недостижимые.
Но самая главная причина – в уменьшении поглощенности самим собой. Как и все, кто получил пуританское образование, я имел привычку размышлять о своих грехах, безрассудствах и недостатках. Я казался себе – без сомнения, справедливо – жалким субъектом. Постепенно я научился с равнодушием относиться к себе и своим порокам; я всё больше внимания обращал на внешние объекты: состояние мира, различные отрасли знания, людей, к которым был привязан. Внешние интересы, что правда, несут каждый свою вероятность боли: мир может быть поглощен войной; знание в определенной области может оказаться труднодостижимым; друзья могут умереть. Но боль такого рода не может разрушить основополагающее качество жизни, в отличие от боли, возникающей из отвращения к себе. Каждый направленный вовне интерес вдохновляет определенную деятельность, которая, пока этот интерес жив, надежно защищает от тоски и опустошенности.
В противоположность этому интерес к себе не влечет за собой никакой прогрессивной деятельности. Он может привести к ведению дневника, к прохождению сеансов психоанализа или, возможно, на стезю монашества. Но и монах не будет счастлив, покуда монастырский порядок не заставит его забыть собственную душу. Счастье, которое он приписывает религии, монах мог бы обрести, и став подметальщиком улиц, при условии, что он был бы вынужден им оставаться. Внешняя дисциплина – единственная дорога к счастью для тех несчастных, чья поглощенность собой слишком глубока, чтобы излечить её как-либо иначе.
Встречаются разные виды самопоглощения. Рассмотрим три наиболее распространенных разновидности: грешника, «нарцисса» и человека с манией величия.
Когда я говорю про «грешника», я не подразумеваю человека, совершающего грех: грехи совершаются всеми или никем, в зависимости того, что мы вкладываем в это слово. Я имею в виду человека, погруженного в сознание греха.
Освобождение от тирании ранних верований и привязанностей – первый шаг к счастью для жертв материнской «добродетели».
Самовлюблённость в определенном смысле противоположна привычке чувствовать греховность. Она состоит из привычки восхищаться собою и желать, чтобы тобою восхищались остальные. До определенной степени это, разумеется, нормально и не подлежит осуждению; лишь в своём избыточном проявлении это становится серьезным пороком.
Тщеславие, если оно выходит за рамки, ради самого себя убивает удовольствие от любой деятельности, тем самым неизбежно приводя к апатии и скуке.
Человек с манией величия отличается от «нарцисса» тем, что хочет быть не очаровательным, но могущественным и влиятельным, хочет, чтобы его боялись, а не любили. К этому типу принадлежат многие безумцы и большинство великих людей в истории.
Не существует конечного удовлетворения ни в том, чтобы развивать одну составляющую человеческой натуры в ущерб всем остальным, ни в том, чтобы считать весь мир сырьём для великолепия чьего-то эго. Обычно люди с манией величия, как безумные, так и номинально «в своем уме», появляются в результате какого-то чрезвычайного унижения.
Типичный несчастливый человек – тот, кто в юности, будучи лишен некоего нормального удовлетворения, пришел к тому, что начал ценить именно этот единственный вид удовольствия превыше всех остальных и тем самым придал своей жизни одностороннее направление, наряду с непомерным акцентированием итогового успеха, в противоположность вниманию к сопряженным с ним действиям.
Существует, однако, дальнейшее развитие ситуации, очень распространенное в наши дни. Человек может ощущать преграды как столь непреодолимые, что перестает искать какие-либо формы удовлетворения, а только пути отвлечения и забвения. Он тогда становится приверженцем «удовольствия». Иными словами, он стремится сделать жизнь выносимой, становясь менее живым. Пьянство, к примеру, это растянутое во времени самоубийство: счастье, которое оно приносит, негативно, это кратковременное прекращение несчастья.
Люди, которые несчастливы, подобно людям, которые плохо спят, обычно гордятся этим фактом.
В наши дни, как бывало и во многие другие периоды мировой истории, принято считать, что самые мудрые среди нас сумели насквозь увидеть воодушевления прежних дней и пришли к осознанию, что не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Люди, склонные к такой точке зрения, неподдельно несчастны, но гордятся своим несчастьем, которое относят за счет самой природы мироздания и считают единственным разумным для просвещенного человека отношением.
Следует проводить различие между настроением и его интеллектуальным выражением. В отношении настроения спору нет; оно может перемениться под влиянием каких-либо удачных событий или вследствие изменения состояния нашего тела, но посредством спора настроение не изменить.
Я глубоко убежден, что те, кто всерьез относят свои печали за счет собственных взглядов на миропорядок, ставят повозку впереди лошади: истина в том, что они несчастливы по некоторым причинам, которых сами не осознают, и именно это несчастье приводит их к наименее приятным характеристикам мира, в котором они обитают.
Животное человек, подобно всем прочим животным, приспособлено к некоторой борьбе за выживание, и когда при посредстве значительного богатства гомо сапиенс может без усилий удовлетворять любые свои капризы, простое отсутствие в его жизни усилий уничтожает важную составляющую счастья. Человек, с легкостью получающий всё, к чему чувствует хотя бы умеренное желание, приходит к выводу, что достижение желаемого не приносит счастья. Если по складу характера такой человек философ, он заключает, что людская жизнь несчастна по своей сути, поскольку даже человек, заполучивший всё желаемое, остается несчастлив. Такой философ забывает, что обходиться без кое-чего из желаемого – неотъемлемая часть счастья.
Жизнь не строится по аналогии с мелодрамой, где герой и героиня проходят через невероятные злоключения, в награду за которые получают счастливый конец.
О проекте
О подписке