Цитаты из книги «Кавказский меловой круг»

Врач. Ваша милость, действительно, гонорар принято взимать перед операцией, потому что перед ней пациент платит гораздо охотнее, чем после нее. По-человечески это можно понять. В данном случае, приступая к операции, я полагал, что гонорар передан уже моему слуге. В этом я ошибся.

Аздак. Если люди заметят, что князья говорят тем же языком, что и великий князь, они еще, чего доброго, вздернут и великого князя, и князей. Как бы то ни было, подаю кассацию. Основание: война проиграна, но не для князей. Князья свою войну выиграли. Им заплатили три миллиона восемьсот шестьдесят три тысячи пиастров за лошадей, которых они не поставили. Жирный князь. Вздернуть! Аздак. Восемь миллионов двести сорок тысяч пиастров за довольствие рекрутов, которых они также не поставили. Жирный князь. Вздернуть! Аздак. Следовательно, они победили. Войну проиграла только Грузия, каковая на данном суде не присутствует. Жирный князь. Я думаю, хватит, друзья. (Аздаку.) Уходи, висельник. (Латникам.) Я думаю, друзья, что теперь можно и утвердить нового судью. Первый латник. Да, теперь можно. Снимите-ка с него мантию! Один из латников подставляет спину, другой становится на нее и снимает с повешенного судейскую мантию. А теперь (племяннику) уходи отсюда, на всякое кресло своя задница. (Аздаку.) Иди-ка сюда и садись в судейское кресло. Аздак медлит. Садись, старина. Латники ведут Аздака к креслу. Судьи всегда были пропащими людьми, так пусть теперь пропащий человек станет судьей. Аздаку накидывают на плечи судейскую мантию и надевают на голову плетенку от бутыли.

Жирный князь (исступленно). Увести! Увести! Увести! Аздак. Молодой человек, я хочу дать вам один дельный совет. Будучи лицом официальным, не кричите. Кто воет как волк, не может занять вакансии сторожевого пса. Ясно?

Аздак (делает несколько шагов, явно подражая походке великого князя). Есть ли здесь кто-нибудь, кто меня знает? Я великий князь. Жирный князь. Кто он? Второй латник. Великий князь. Он в самом деле с ним знаком. Жирный князь. Хорошо. Первый латник. Начинайте процесс. Аздак. Итак, меня обвиняют в том, что я развязал войну. Смешно. Я говорю – смешно, вам этого мало? Хорошо, тогда вот мои адвокаты, их, кажется, человек пятьсот. (Делает жест, как бы указывая на множество сопровождающих его адвокатов.) Прошу предоставить моим адвокатам все имеющиеся в зале места. Латники смеются, жирный князь тоже смеется.

Третий латник. Дай подумать. У нас есть два врача этой коровы губернаторши. Возьмем их, а? Аздак. Стоп, так не годится. Нельзя брать настоящих преступников, если судья не утвержден. Пусть он осел, но он должен быть утвержден, иначе нарушается законность. Законность – это очень чувствительная вещь, скажем, как селезенка. По селезенке нельзя бить кулаком, а то убьешь насмерть. Вы можете повесить обоих врачей, и законность нисколько не будет нарушена, если судья к этому непричастен. Законность любит, чтобы все было честь честью, такая уж она застенчивая. Скажем, судья вздумал упрятать в тюрьму женщину, укравшую для ребенка кукурузную лепешку. Но он не облачился в судейскую мантию или почесался во время вынесения приговора, обнажив больше трети своего тела – для этого, наверно, надо почесать бедро, – и пожалуйста, приговор недействителен. Законность оскорблена! Скорее уж может вынести приговор судейская мантия или судейская шляпа, чем человек без этих принадлежностей. Законность бесследно исчезает, если за ней не следить. Нельзя выпить вино, которое вылакала собака. Оно исчезло бесследно. Вот так же и законность. Первый латник. Что же ты предлагаешь, дотошный ты человек? Аздак. Я буду обвиняемым. Уж я-то знаю, кого я буду изображать. (Шепчет им что-то на ухо.)

Не беспокойся, лисенок, место за тобой. А как только мы сцапаем великого князя, мы перестанем лизать задницу черни. Латники (между собой). Они наложили в штаны, потому что не смогли сцапать великого князя. – Молодец этот писарь, он дал ему улизнуть. – Они чувствуют себя не очень-то уверенно, поэтому и «друзья мои», и «за народом последнее слово». – Теперь ему нужна даже справедливость в Грузии. – Трескотня остается трескотней, и это тоже трескотня. – Спросим-ка писаря, он на справедливости собаку съел. – Эй ты, чучело, как по-твоему, годится племянничек в судьи? Аздак. Это вы мне? Первый латник (повторяет). Как по-твоему, годится племянник в судьи? Аздак. Вы спрашиваете меня? Или я ослышался? Второй латник. Тебя, тебя, почему не тебя? Ну-ка, блесни умом! Аздак. Я вас понимаю, вы хотите проверить его как следует. Правильно? Так вот, нет ли у вас в запасе опытного преступника, чтобы кандидат показал на нем свое умение?

Кто не может сам расстегнуть штаны, тот государством правит. Кто считать не умеет до четырех, тот восемь блюд пожирает. Продавцы покупателей ищут, но кругом голодающих видят. Оборванные ткачи стоят у ткацких станков, Разве не так, разве не так?

Чтобы крышу мира завоевать, крыши срывают с хижин. К черту на кулички наших мужчин угоняют, Чтобы начальство сидело дома за чашей. Солдаты режут друг друга, полководцы салютуют друг другу, Вдовий грош проверяют на зуб – не фальшив ли. А сабли тупятся. Битва проиграна. Все равно за шлемы заплачено. Разве не так, разве не так?

(Шалве.) Они не умеют читать. Глядите, преступник сам себя обвиняет! Стражник, доложи, что ради выяснения дела я заставил тебя бежать за мной почти целую ночь.

Он угодил на виселицу, как Понтий Пилат в Священное Писание, ни за что ни про что.