Цитаты из книги «Профессия миссис Уоррен»

Нет, мой милый, вы старше; вы родились стариком. А я родился мальчишкой; я никогда в жизни не был уверен в себе, как полагается взрослому человеку.

Послушайте ее! Посмотрите, как она плюет на седые волосы своей матери! Дай тебе Бог дожить до того, чтобы твоя дочь растоптала тебя так же, как ты растоптала меня. И ты доживешь до этого, доживешь! Не бывать счастливой той женщине, которую мать прокляла! Виви. Перестаньте беситься, мама. Это только раздражает. Будет вам. Я, пожалуй, единственная из молодых женщин, какие попали вам в руки, мне одной вы сделали добро. Не жалейте об этом. Миссис Уоррен. Да! Прости меня, Господи, это правда! И только ты одна пошла против меня. Ведь это же несправедливо, так несправедливо, так несправедливо! Я всегда хотела быть хорошей женщиной. Я пробовала честно работать – и мной помыкали, как тряпкой, пока я не прокляла тот день, когда впервые услышала о честной работе. Я была хорошей матерью; я вырастила дочь хорошей женщиной – и за это она чурается меня, как прокаженной. О, если б можно было начать жизнь сначала! Сказала бы я словечко этому лицемеру священнику из нашей школы! С этих пор – пусть простит меня Бог перед смертью! – я буду делать только зло и ничего, кроме зла. И наживаться на нем. Виви. Да. Уж лучше выбрать свою дорогу и идти по ней до кон

вам нужна дочь, Фрэнку нужна жена, – а мне не нужно матери и не нужно мужа. Я не пощадила ни себя, ни Фрэнка, когда выпроводила его. Вы думаете, я пощажу вас?

знаю таких, как ты, – у тебя нет жалости ни к себе, ни к другим. Я знаю. Мой опыт хоть в этом мне помог: я умею распознать ханжу, лицемерную, сухую, бессердечную женщину. Что ж, оставайся одна, мне тебя не надо! Только послушай. Знаешь, что я с тобой сделала бы, если бы ты родилась снова? Да, сделала бы, свидетель Бог! Виви. Задушила бы меня, верно? Миссис Уоррен. Нет, я воспитала бы тебя так, чтоб ты была мне настоящей дочерью, а не такой, какая ты теперь, – с твоей гордостью, предрассудками и образованием, которое ты у меня украла. Да, украла! Ну отопрись, если посмеешь! Скажи, что это, как не воровство, а? Я воспитала бы тебя у себя дома, да.

я дочь своей матери. Я такая же, как вы: мне нужна работа, нужно зарабатывать больше, чем я трачу. Но у меня другая работа и другая дорога. Мы должны расстаться. И для нас изменится очень немногое: вместо того чтобы встретиться, может быть, несколько раз за двадцать лет, мы не встретимся никогда, вот и все.

вся светская мораль – сплошное притворство, что если б я взяла ваши деньги и всю остальную жизнь тратила бы их, как принято в обществе, я без всяких внушений стала бы такой же пустой и никчемной, как самая последняя светская дурочка. Но я не хочу быть пустой. Мне было бы неинтересно кататься в парке, рекламируя свою портниху и своего каретного мастера, или скучать в опере, демонстрируя целую выставку брильянтов.

Да разве они сделали бы что-нибудь для тебя, если б я им не платила? Разве я тебе не говорила, что хочу, чтобы ты была порядочной? Разве я не воспитала тебя так, чтобы ты была порядочной? И разве ты можешь оставаться порядочной без моих денег, без моего влияния, без друзей Лиззи? Ведь ты сама себя режешь и мне разбиваешь сердце, когда отворачиваешься от меня. Виви. Я узнаю жизненную философию Крофтса, мама. Все это я слышала от него у Гарднеров.

, и что все так и есть, как тебя учили думать в школе, – хорошо и правильно? Так нет же, все это только притворство, чтобы держать в руках трусливых, смирных, обыкновенных людишек. Хочешь узнать это в сорок лет, как другие женщины, когда будет уже поздно, или вовремя, от родной матери, которая тебя любит и может поклясться, что все это правда, святая правда? (Настойчиво.) Виви, умные люди, настоящие люди, те, кто всем правит, – знают это. Они живут по-моему и думают по-моему. Я многих таких знаю. Я знаю их, я познакомлю тебя с ними, они станут твоими друзьями. У меня ничего дурного на уме нет; вот этого ты не понимаешь, тебе внушили самые дикие понятия обо мне.

Я уверена, что если б у меня хватило смелости, я до самой моей смерти только и делала бы, что рассказывала это всем и каждому, клеймила бы и жгла их, чтобы они понесли свою долю позора и стыда, как несу я. Больше всего на свете я презираю жалкую условность, которая берет под защиту такие порядки, запрещая женщине говорить о них. И все-таки я не в силах сказать вам. Позорные слова, определяющие, что такое моя мать, звучат в моих ушах, просятся на язык, но я не могу произнести их, я сгораю от стыда. (

Если мы трое останемся друзьями, то ко мне вы должны относиться как к деловой женщине, неизменно одинокой (Фрэнку) и неизменно чуждой романтике (Прэду). Фрэнк. Я тоже останусь неизменно одиноким, пока вы не перемените мнения. Прэдди, оставим эту тему. Ваше красноречие пригодится на что-нибудь другое.