Иными словами, подытоживая, можно сформулировать весьма правдоподобную гипотезу: воссоздаваемый вне франкмасонства Суверенный военный орден Иерусалимского Храма являлся совместным антииезуитским проектом Восточного Ордена, представленного графом Сен-Жерменом, германскими евангелическо-лютеранскими монархами и герцогами, галликанской партией Католической церкви Франции, Виндзоров того времени, боровшихся с по сути иезуитским якобитским подпольем, возможно, русской императрицы Екатерины Великой, принимавшей знаменитого графа и пришедшей к власти благодаря его советам, и Наполеона Бонапарта, последнего, кто присоединился к проекту в результате Великой Французской буржуазной революции и событий, которые она за собой повлекла. В этой связи более понятной становится и смерть русского императора Павла 1-го, представлявшего прокатолическую сторону русского правящего класса и принявшего сан великого магистра римско-католического Ордена Святого Иоанна Иерусалимского (или Мальтийского ордена). Именно рыцарей этого ордена, тогда понаехавших в Россию, великая императрица, всегда недолюбливавшая католиков, называла в сердцах «велыпской сволочью». Можно даже предположить, что это был опосредованный удар Восточного Ордена по конкурирующей и враждебной еще со Средневековья могущественной рыцарской организации, начавшей утрачивать свои позиции, благодаря чему наша страна сумела сохранить свою идентичность и помешать планам эмиссаров папской курии, всегда мечтавшей прибрать к рукам одну шестую часть суши с ее богатствами.

Возвращаясь к «Левитикону», отметим следующее: с одной стороны, он как бы написан для римских католиков, поскольку, когда речь в нем идет о главных христианских догматах, то Святой Дух исходит, как и в западной богословской традиции, равно от Отца и Сына, что для православных неприемлемо. К тому же, вся изложенная в «Левитиконе» экклезиология не имеет ничего общего с восточной экклезиол огней: иерархия Церкви первоначальных католиков тождественна иерархии Римско-католической церкви, где папская курия заменяется на Апостолическую курию, а Суверенный понтифик и патриарх Иоаннической церкви, нося сие сугубо римское звание, является еще и Князем апостолов: именно так, опираясь на Лжесидоровы декреталии, считает и Римско-католическая церковь, делая из папы викария Христа и наследника Петра, Князя апостолов. Подобные вещи никогда не почитались на христианском Востоке и могут признаваться разве что униатами греко-католиками. То есть у нас нет никаких оснований полагать, что «Левитикон» был написан афонским монахом XII-го столетия святым преподобным Никифором Исихастом или Уединенником (+ после 1282 года), хотя, как известно, он и являлся по происхождению итальянцем и вполне мог быть связанным с историческим Орденом Храма. Молитвенная практика описана Никифором в его главном сочинении «Слово о трезвении и хранении сердца», вошедшем в Добротолюбие. В другом своем произведении или «Методе священной молитвы и внимания» он объясняет способ сосредоточения ума в сердце и контроль над дыханием при произнесении молитвы Иисусовой. Но для того, чтобы приступать к «Методе», учит Никифор, необходимо прежде вести образ жизни безмолвный, беспопечительный и быть со всеми в мире. Позднее на его сочинения, особенно в своих диспутах с варлаамитами, опирался византийский христианский мистик и богослов, архиепископ Фессалоникийский святой Григорий Палама. Кроме того, он высоко ценил труды Никифора Уединенника, создавая философскую систематизацию и богословское обоснование учения исихазма. С другой стороны, мы не можем и исключать того, что святой и преподобный Никифор все же мог иметь отношение к «Левитикону», еще находясь в латинстве, а, пребывая на Афоне, таким образом оставил памятник своей прежней жизни. Но он никогда не стал бы православным монахом, исповедуя по форме и по содержанию латинские еретические с точки зрения восточного христианства идеи, заключающиеся в «Левитиконе», на которые мы только что указывали. Опять же, в отсутствие оригинальной рукописи произведения, сложно провести и анализ «Евангеликона», той его части, которая содержит усеченное Евангелие от Иоанна с несколькими указаниями и аллюзиями на египетских храмовых жрецов, тайнами которых владел Богочеловек Иисус Христос.

Святой Никифор Уединенник Латинянин

То есть заколдованный круг: и даже если представить, что «Левитикон» мог принадлежать святому преподобному Никифору Уединеннику, как утверждал о том Бернар-Раймон Фабре-Палапра (ведь именно под таким названием и с авторством знаменитого исихаста он приобрел греческий манускрипт якобы XV-го столетия в одной из антикварных лавок Парижа), проблема состоит в том, что никто, кроме самого Фабре-Палапра, не видел и не держал этого артефакта, а потому вопрос о его существовании остается открытым. К тому же, у нас совсем нет данных о степени осведомленности Фабре-Палапра в среднегреческом языке византийского периода и манускриптах на том же языке.

С другой стороны, особо стоит отметить, что философская концепция «Левитикона» несмотря на ее завявленное возвращение к истокам платонического миросозерцания, наиболее близкого библейскому тринитарному монотеизму, все же больше тяготеет, как реакция на многовековую схоластику, к мистическому пантеизму католических орденов францисканцев и картезианцев, что опять же никак не сближает «Левитикон» с мистическим богословием исихазма и Восточной церкви. То есть круг снова замыкается: «Левитикон» есть книга, написанная для римско-католического дискурса и пребывающая в рамках сего, что опять же устраняет ее какую-либо связь с восточно-христианской мистической традицией и греко-православной теологией. Слишком уж неуклюжи, неразвиты и даже банальны аллюзии на идеи эллинистического неоплатоника Прокла Диадоха, а концепция Великого Всего или Единого кажется пришедшей в «Левитикон» через третьи или четвертые руки, что опять же говорит о влиянии на книгу францисканского или картезианского орденов с их сугубой пантеистической интерпретацией платонизма и неоплатонизма, легших в основу богословия Греко-православной восточной кафолической церкви. А теологическая несостоятельность и недостаточность уводит церковный организм в сторону формализма, юридизма и внешне строгого структурализма, что в итоге очень сильно вредит церковному деланию на путях спасения, яркий примером чему и служит Римско-католическая церковь, если даже не разбирать ее страшные прегрешения перед градом и миром иного характера.

Однако нам удалось выяснить, какой из христианских философов оказал наибольшее влияние на создание «Левитикона». Это Николя Мальбранш (1638–1715), французский философ-картезианец, римско-католический священник, сын секретаря Людовика XIII-го. Мальбранш являлся выразителем идей геоцентризма, которые мы видим и в «Левитиконе». Мальбранш, как нам представляется, сочетал в своей метафизике декартовский дуализм и механический реализм с пантеизмом Спинозы. А идеи геоцентризма понадобились Мальбраншу как уравновешивающее начало между картезианством и спинозизмом. И при чтении «Левитикона» не оставляет мысль, что его автор черпал откровение у великого нидерландского философа Бенедикта (Баруха) Спинозы, рационализм которого, в конце концов, растворялся в мистическом пантеизме, идущем от элеатов и стоиков. Собственно, весь «Левитикон» можно свести к философии Спинозы, заключающейся в следующем. Существует только одна субстанция (Бог), состоящая из бесконечного множества атрибутов. Бог – natura naturans (с лат. – «природа производящая»), то есть внутренняя (имманентная) причина всего сущего; мир – самопознание Божества (natura naturata). В двух атрибутах, в которых Божество познаётся человеком, в протяженности и мышлении, присутствует тождество, то есть порядок и связь идей тождественны с порядком вещей. Из внутреннего спинозизма «Левитикона» следует и идея спасения всех без исключения людей: по существу, это и есть рационализм, растворяемый в итоговом пантеизме. И что характерно: у Спинозы и в «Левитиконе» отсутствует идея трансцендентности, и Великое Все «Левитикона» не что иное, как имманентное себе natura naturans Спинозы, а отнюдь не одноименное понятие платонической и неоплатонической философии, на которой строится мистическая теология Восточной церкви. Иными словами, и для Спинозы, и в «Левитиконе»: «Natura naturans – это самая божественная сторона Бога, вечная, неизменная и незримая, в то время как natura naturata – это наиболее естественная сторона Бога, преходящая, изменяющаяся и видимая» (цитировано по источнику: Kelley L. Ross. Baruch Spinoza (1632–1677). History of Philosophy As I See It, 1999). Это уже крайний пантеизм, когда божественное начало обезличено и разлито в незримой природе (Великом Все «Левитикона»), и оно порождает свои личностные проявления в виде пророков, наставников и учителей человечества. Формальный и внешний христианский тринитаризм «Левитикона» поглощается дуализмом, а в итоге пантеистическим монизмом Баруха Спинозы.

Николя Мальбранш

И последнее. Читая «Левитикон», постоянно возникает мысль, что его автор желает в единой доктрине примирить уже пробивавшийся в XVIII-м столетии научный позитивизм, ставший итогом рационализма и главенствующим мировоззрением в последние годы жизни Фабре-Палапра, а также иллюминизм и мистицизм старых и еще христианских по духу франкмасонских лож с церковным храмовым служением, откуда и попытка создания новой религии, когда откровение уже не сверхъествественное действо, а вполне закономерное и объяснимое движение в рамках существующей человеческой и иной природы и позитивистского научного подхода. Но, согласимся, подобные научно-религиозные и оккультные гибриды, выдаваемые в качестве древнего предания, как правило, очень нежизнеспособны. А в сухом остатке у нас мистификация – талантливая, великолепная, превосходная, демонстрирующая реликвии, но… мистификация. Хотя она, с другой стороны, сущностная часть искусства подражания и творчества. Следует помнить: положительная мистификация ведет к катарсису, что можно целиком отнести и к Фабре-Палапра с его «Левитиконом» и искренними неорелигиозными устремлениями. Впрочем, в истории остается только то, что для нее ценно. Так воссозданный Бернаром-Раймоном Фабре-Палапра орден пережил все превратности и продолжает существовать уже в XXI-м столетии, успешно преодолев временной срок функционирования исторического Ордена тамплиеров, ну а старательно создававшаяся его религиозная надстройка естественным образом предана забвению, если не считать некоторые самопровозглашенные маргинальные церкви и группы иоаннических христиан, не имеющих к нему никакого отношения, но располагающих… своими папами-патриархами…

Итак, при подробном рассмотрении «Левитикона» мы приходим к выводу, что это произведение западного духа, вряд ли чем-то связанное со святым преподобным Никифором Уединенником и написанное приблизительно в конце XVII – начале XVIII вв., но, вероятно, все же имеющее отношение с деятельностью одной из тайных тамплиерских групп при французском дворе того периода. Это сочинение более философское, нежели вероисповедное. И претенциозная попытка Бернара-Раймона Фабре-Палапра создать на основе «Левитикона» тамплиерскую версию христианства, придав ему статус религиозного откровения, могла завершиться, увы, лишь фиаско. Тем не менее, сама книга, никоим образом не сумев стать доктринальным документом, остается замечательным памятником неотамплиерского наследия, который, несомненно, критически должны изучать все духовные потомки мученика и великого магистра Якова де Моле. Со своей стороны, добавим, что, безусловно, Восточный Орден в лице своих эмиссаров, последовательно возрождая Орден Храма, не планировал создание никакой тамплиерской религии, поскольку видел в новой организации храмовников скорее духовную школу, где хранятся знания тысячелетий, и под сенью которой должны в едином духе собираться братья и сестры, верующие в Святую Троицу и исповедующие христианство кафолической традиции (православие, католичество, лютеранство, англиканство, армяно-григорианство и пр.), военные и гражданские, франкмасоны и люди, не принадлежащие к франкмасонскому ордену. Да будет воистину так! Аминь.