Глава 4

Прошло три дня. Потеплело, снег в низинах растаял. Мы с тревогой ждали, что тела людей Мейнарда обнаружат и об этом станет известно в Удине. Ричард был еще слишком слаб для путешествия, поэтому приходилось идти на риск и ждать. Тот самый надменный чиновник вернулся вечером следующего дня, с более внушительным отрядом, и был встречен самим аббатом Отто, почтенным человеком с лицом добряка. Отто дал согласие на обыск монастыря – судя по дерзким замашкам посланца Мейнарда, это произошло бы в любом случае, – но предусмотрительно распорядился спрятать нас в монашеских кельях, едва только прибыли незваные гости.

Даже приспешнику Мейнарда не хватило наглости вломиться в обиталища братьев. Еще ему не достало ума поручить солдатам проверить сенной сарай, где приютились наши лошади. Уехал он в еще более скверном настроении, чем в первый раз.

Нам вновь удалось спастись лишь чудом, но были также причины верить в будущее. Судя по всему, Мейнард должен был свернуть поиски, решив, что нам удалось выскользнуть из расставленной им сети. А еще, благодаря аббату, нам удалось раздобыть лишних лошадей. Теперь все могли ехать верхом.

К двенадцатому декабря король окреп настолько, чтобы впервые встать с одра болезни. Врачевавший его монах советовал отдыхать еще две седмицы. Ричард, как всегда порывисто, ответил, что мы выступаем на следующий день. Мы устроили тайное совещание – я, де Бетюн, Ансельм, Гийом де л’Этан и Роберт де Тернхем. Все согласились, что нам выгоднее отъехать, чем оставаться. Я добавил, под всеобщий смех, что уступить королю гораздо проще, чем терпеть его гнев.

Тринадцатого числа мы выбрались из-под своих одеял, когда колокола монастыря отбивали час первый. Через морозный узор на окне дормитория я посмотрел на безоблачное звездное небо. И с удовольствием убедился, что снегопада не предвидится.

Мы собрались на темном дворе, дуя на ладони и топая ногами, а аббат Отто тем временем благословлял нас на путешествие. Он разрешил Бертольфу сопровождать нас, признавшись королю, что давно ожидал ухода парня.

Ричард воодушевленно повел нас по Валь-Канале, долине, уходящей на северо-восток, в сторону Альп. Других путников мы почти не встречали, и ничто не говорило о присутствии солдат Мейнарда. Однако поводов расслабляться не было, так как мы вступали в Каринтию, дикую, негостеприимную область, известную своими разбойниками. Но ни один из них не показался нам – в первую очередь, как я подозревал, из-за бесприютной местности. Чем дальше мы продвигались, тем хуже становилось вокруг. В первые два дня мы пробирались через наледь и снег, лошади могли в любое мгновение сломать ноги. По счастью, этого не случилось. Ночевали мы в крестьянских амбарах, покупая доверие владельцев – как мы надеялись – щедрой раздачей серебра.

Трудности путешествия не прошли для Ричарда даром. Его бил жестокий кашель, но он настойчиво требовал идти дальше. Мы с де Бетюном не спорили: суровая, враждебная Каринтия не вызывала желания задерживаться в ней. На третий день мы предпочли обойти стороной городок Филлах, чтобы не быть узнанными. Дорога шла вдоль северного берега обширного водоема: Бертольф сообщил, что он называется Оссиахер-Зее. Тем вечером парень доказал свою полезность, приведя нас к очередному бенедиктинскому аббатству, расположенному близ берега озера.

Снова монахи предоставили нам кров и пищу, не задавая лишних вопросов. Устав от тягот пути и переживаний за короля, я спал как убитый. Меня не тревожили страшные сны, в которых являлся Генри или убитый мной мальчишка.

Шестнадцатого числа сумерки застали нас, смертельно уставших после тридцати миль перехода, у стен Фризаха. Этот город разбогател благодаря лежащему неподалеку серебряному руднику, и там не стоило показывать свои лица. Но наши припасы истощились, с королем случился новый приступ, мы нуждались в провизии и лекарствах, а также в приюте – по возможности на несколько дней. Крестьянский амбар не подходил, это пришлось признать даже Ричарду.

Смеркалось, но мы все равно разглядели поразительно высокие стены, тянувшиеся по обе стороны от могучих ворот. Фризах был гораздо крупнее Гориции, Удине или Филлаха. При удаче, подумал я, мы затеряемся в толпе и отдохнем пару дней. Нам предстоял долгий и трудный переход на северо-восток, до Вены, расположенной в самом сердце владений герцога Леопольда. Мне вспомнился этот надутый как пузырь человек, которого Ричард решил жестоко унизить после падения Акры. Я надеялся, что королю не предстоит пожалеть о своем поступке.

– Вот вы где.

Из сумрака возник Генри Тьютон, который вел в поводу лошадь. Они с Бертольфом отправились назад на разведку, чтобы найти тихую гостиницу, способную приютить весь наш отряд.

Я поглядел поверх его плеча. Он стоял на обочине, в тени брошенного фургона со сломанной осью.

– Нашли место? – спросил я. – Где Бертольф?

– Да, гостиницу неподалеку от ворот. А Бертольф пошел побродить. Послушать, о чем говорят, нет ли солдат и так далее. Никто не обращает внимания на мальчишек, так он сказал. Надеюсь, я поступил правильно?

– Да, сдается, это разумное решение.

– Король?

Взгляд Генри переместился на Ричарда, стоявшего чуть позади меня. Государь покачивался в седле, глаза его были наполовину прикрыты.

– Ему нездоровится, – сказал я, хотя это было очевидно. – Чем скорее мы уложим его в постель, тем лучше.

Генри продел ногу в стремя и запрыгнул в седло.

– Следуйте за мной, ты и король. Остальные пусть входят позже, по одному или по двое. Так караульные обратят на нас меньше внимания. Спрашивайте гостиницу «Черный лебедь», это в сотне шагов слева от ворот.

Он ждал, а я тем временем отъехал назад и переговорил с де Бетюном, после чего присоединился к королю.

– Почти прибыли, сир, – сказал я так тихо, что слышать мог только он.

Ричард пробормотал что-то в ответ. Я собирался уже взять его лошадь под уздцы, но тут король вскинул голову. В глазах его блеснула веселая искорка.

– Не настолько уж я болен, Руфус.

Обрадованный сильнее, чем когда-либо за этот день, я кивнул.

Вслед за Генри Тьютоном мы въехали в ворота.

Нам пришлось подождать во дворе, пока Генри Тьютон договаривался с хозяином. Король, храни его Господь, дремал стоя.

Я подумывал, не отвести ли его в комнату, но ему требовалось подкрепиться – никто из нас толком не ел с предыдущего вечера. Он уселся слева от меня, сонный, но вполне довольный тем, что может отведать свиного жаркого – это блюдо посоветовала нам крутобедрая молодая служанка. Она принесла кувшины с вином, приправленным пряностями, и жандармы налегли на них. Я склонился к Рису и попросил проследить, чтобы никто не напился.

Когда мой приказ передали всем, сидевшим за столом, я поймал много недовольных взглядов, но вино стало литься не так обильно. Посетители не слишком любопытствовали насчет нас, что уже было хорошо. Зато Бертольф еще не вернулся, и это мне совсем не нравилось.

Как будто услышав зов, парень появился на пороге. Лицо у него было мрачным и напряженным. Сердце у меня екнуло, я пнул де Бетюна под столом. «Плохие новости», – прошептал я одними губами.

Подойдя к столу, Бертольф собрался было поклониться, но потом опомнился и лишь неуклюже опустил голову, выражая уважение. Король усмехнулся:

– Садись, парень.

Рис потеснился, и Бертольф присел на край скамьи. Все мы смотрели на него, понимая, что наша судьба качается на лезвии ножа.

– Ну? – спросил я тихо, но строго.

– Дайте ему вина, – сказал Ричард, как всегда заботливый.

– Благодарствую. – Бертольф сделал большой глоток, потом поставил кубок на стол из нестроганых досок. – Нехорошо тут.

Мы в тягостном молчании слушали его рассказ. Во Фризахе было полно солдат, многие десятки, и они постоянно обыскивали гостиницы и таверны. Все конюшни города тоже осматривались.

– Кто их начальник? – спросил я.

– Фридрих фон Петтау, один из самых могущественных баронов герцога Леопольда, – сказал Бертольф.

– Леопольда, значит? – Король невесело хмыкнул. – Герцогу очень хотелось бы наложить на меня свои короткие жирные лапы.

– Солдаты ищут тех, кто говорит по-французски. И особенно тщательно, – Бертольф понизил голос, – высматривают английского короля. Вознаграждение – двадцать золотых монет. Я слышал об этом в двух разных местах.

Стыдясь произнесенных им слов, он уткнулся в кубок.

– Меня оценили в какие-то двадцать золотых? – фыркнул Ричард.

Его попытка развеселить нас была встречена ледяным молчанием. Едва ли в христианском мире нашелся бы человек, способный пренебречь подобной наградой.

Я посмотрел на де Бетюна, гадая, не промелькнула ли в его голове та же мысль, что в моей. Наш товарищ, рыцарь Гийом де Пре, добровольно сдался в плен в Утремере, чтобы король мог спастись.

– Нельзя, чтобы вас схватили, сир, – сказал де Бетюн. – Этого никак нельзя допустить. Я не позволю такому случиться.

Выходит, он все-таки тоже пришел к этому решению.

– И я не позволю, сир, – поспешно ввернул я. – Вам следует немедленно уехать, взяв всего несколько человек. Прочие станут агнцами на заклание.

– Мне это все не по душе, – буркнул Ричард. – Бросить своих людей в Удине, это уже достаточно скверно. А теперь…

– Либо так, либо нас всех возьмут, сир, – возразил де Бетюн. – По словам Бертольфа, вскоре солдаты войдут вон через ту дверь. И нам уже не удастся силой проложить себе путь.

Король ничего не ответил, потому что принесли жаркое из свинины и с ним свежий хлеб. Мы набросились на еду, как собаки, которых не кормили несколько дней. Ричард ел жадно. Между глотками он проворчал, что если уж отправляться в путь, так с полным желудком.

Де Бетюн многозначительно посмотрел на меня и прошептал едва слышно:

– Ты иди. Я останусь.

– Один из нас будет сопровождать короля. И это ты, – уперся я. Мне не хотелось оставлять государя, но то, что я совершил в Удине, свинцом давило мне на плечи. Самопожертвование, надеялся я, хоть отчасти облегчит этот груз.

Ричард утер губы и встал.

– Бертольф, ты послужишь толмачом. Генри Тьютон будет переводить для Балдуина. Гийом, – сказал он, повернувшись к де л’Этану, – я хочу, чтобы ты тоже поехал.

Обрадованные Бертольф и Гийом поднялись.

У меня перехватило в груди. Он ведь не оставит меня, правда?

– Балдуин, Руфус, Роберт, Ансельм, – продолжил король, скользнув взглядом также по Рису и остальным. – Все вы дороги мне. Никогда я не забуду того, что вы для меня сделали.

Не в одном глазу появилась слеза. Я резким движением смахнул свою.

– Сир, я…

– Оставайся, Фердия.

Король нечасто называл меня настоящим именем.

– Да, сир. – Не решаясь встретиться с ним взглядом, я разглядывал стол. – Да обережет вас Господь.

Послышался приглушенный всхлип. Это был Ансельм, нежная душа.

Сердце отчаянно билось о грудную клетку. Затем, страшась не увидеть, как Ричард уходит, я поднял голову. Рис смотрел прямо на меня. Встревоженный тем, как он округлил глаза, скосив их влево, я медленно повернулся, разглядывая посетителей.

Сначала я увидел толстяка, жадно припавшего к кружке. Не он. Его приятель, настолько же тощий, насколько тот был дородным, о чем-то разглагольствовал. Не он. Двое мужчин с рубцами на руках и в кожаных передниках, кузнецы или слесари, хохотали над какой-то шуткой. Не они. Мое внимание задержалось на востроносом юнце: он не пил, но я заметил, как его рука, скрытая под плащом так, что выглядывали только кончики пальцев, тянется к кошелю на поясе ничего не подозревающего соседа. Воришка, подумал я, выбросив его из головы.

Рис присвистнул, и я проследил за его взглядом. И успел разглядеть спину покидавшего таверну мужчины.

– Что? – спросил я.

– Когда король выходил, он наблюдал за ним, словно коршун, – прошептал Рис. – Постоял немного, как бы в нерешительности, а потом последовал за нашими.

Не успел он договорить, как я вскочил и накинул плащ. Де Бетюн вопросительно посмотрел на меня.

– Нужно навестить уборную, – солгал я и наклонился к уху Риса. – Остаешься здесь.

Он ответил непокорным взглядом, так хорошо мне знакомым.

– Нам всем нельзя идти с королем, – прошептал я.

– Тогда я последую за вами, один.

– Не смей, – прошипел я. – Я приказываю тебе, как твой сеньор.

Рис скроил такую рожу, что мог бы пугать маленьких детей. Я стиснул его плечо, показывая, как он мне дорог, и тихо промолвил:

– Бог свидетель, мы еще встретимся.

Подойдя к двери, я услышал, как де Бетюн громко заговорил по-французски, а Ансельм подхватил. Они привлекали к себе внимание, давая Ричарду возможность ускользнуть незамеченным. Ком подкатил к горлу. Никто не мог поручиться, что я снова увижу своих товарищей и друзей или Риса, не разлучавшегося со мной вот уже тринадцать лет. Он стал для меня больше чем спутником – младшим братом, которого у меня никогда не было. И вот я расставался с ним.

Я широко распахнул дверь и с радостью встретил порыв ледяного ветра. Он помогал лучше соображать и заглушать боль в душе. Королю грозила опасность, и не только со стороны солдат Фридриха. Пройдя быстрым шагом по коридору, я выскользнул через другую дверь в темный двор. Поблизости никого не наблюдалось. Из открытой двери в конюшню лился слабый желтый свет. Я разглядел Ричарда и Гийома, мгновением позже появился Бертольф, ведший лошадь. С ними был мальчишка-конюх. Он кивал и помогал перекинуть через круп коня пару седельных мешков. Ячмень, скорее всего. Путники вот-вот уедут.

Я обвел глазами двор, заглядывая во все закоулки, рассматривая любую тень. И на углу между гостиницей и следующим зданием различил очертания закутанного в плащ человека. Он сосредоточенно наблюдал за конюшней. Не зная точно, его ли заметил Рис и известно ли незнакомцу, кто такой Ричард, я колебался. Того мальчишку в Удине я зарезал, защищаясь. Сейчас же это будет хладнокровное убийство, как в Саутгемптоне, когда я прикончил Генри.

Король вывел своего коня на двор. Гийом шел за ним по пятам. Последним появился Бертольф – его лошадь плелась, понурив голову, явно недовольная предстоявшей прогулкой.

Неизвестный насторожился, затем двинулся к воротам, что вели на улицу. Я подождал, когда он скроется из виду, затем бросился за ним, как гончая за зайцем. Никогда не бежал я так стремительно и так легко, соблюдая притом крайнюю осторожность.

– Руфус? – услышал я за спиной окрик короля.

Я не ответил и выскочил на улицу. Слава богу, она была пуста, не считая моей добычи. Я кинулся к человеку в плаще. Действовать совсем бесшумно я не мог – когда я оказался рядом, он испуганно обернулся.

– Der König? – спросил я в надежде, что он отзовется. На лице неизвестного проступило удивление. Он кивнул.

Я занес кинжал.

Рот его открылся, он неуверенно шагнул назад.

Перед моим мысленным взором возникло бледное, безбородое лицо юнца, убитого мной в Удине. Я видел полные ужаса глаза Генри, которого Рис удерживал, подставляя под удар моего кинжала.

– Nein, bitte^[9], – взмолился мужчина.

Я врезал ему кулаком в живот, а когда он упал, с силой ударил рукояткой кинжала пониже уха. Неизвестный распластался на мостовой и больше не шевелился.

Я побежал обратно к воротам.

На улице показался Ричард. Его конь, испуганный моим стремительным появлением из темноты, вскинул голову. Король натянул поводья.

– Руфус?

– Да, сир, – сказал я, отдуваясь. – Тот человек собирался поднять тревогу.

– Ты ему помешал.

– Ага.

Я молился, чтобы мой удар не оказался смертельным.

– Преданное сердце, вот ты кто.

– Сир? – прошептал я с надеждой.

– Бери своего коня, Руфус.

Вот так в конце концов нас оказалось четверо.