На самом деле он шажок этот пытался сделать, и это ему не просто давалось, у него такое чувство возникло тогда, словно он в гастрономе пытается стырить ящик конфет. Вскоре после ночных посиделок Люсьен попытался проявить робкую инициативу, приобняв Мун Рос при следующей встрече. Она улыбнулась: «Я уже подумала, что ты совсем безнадежен», – и поцеловала его губы, очень нежно. Ее губы были такими мягкими, сладкими и… и живыми, что Люсьен не мог объяснить словами всю гамму неведомых чувств, обрушенную на него этим прикосновением губ. Люсьен поцеловал как-то одноклассницу Светку, но то было на спор и прилюдно. За что он получил от Светки пощечину, и она сплюнула, как будто Люсьен ее измазал слюной. Но это было не так. Бросок, прикосновение к губам Светки, и не успел отпрыгнуть, получил по щеке. У Светки была отменная реакция, она занималась пинг-понгом в секции. Смех в классе стоял гомерический. Светка покраснела, а Люсьен был «героем», хотя и потирал ушибленную щеку. Тот поцелуй – это было не то. Так, хулиганство и баловство. Потом Люсьен и Светка многие годы после школы дружили, созванивались, обменивались новостями, иногда встречались и могли подолгу разговаривать о прошлом, об одноклассниках и просто проводить время вместе. Как таковой любви между ними не было, хотя это, кажется, идет против природы. Мужчина и женщина, конечно, могут дружить, но в основе этой дружбы залегает разница полов, при случае эта разница может и в любовь перерасти. Светка вышла замуж и уехала с мужем военным далеко на восток. Как-то они случайно, хотя что есть случай, если люди в многомиллионном городе встречаются в одном вагоне метро на одной ветке в одно и то же время, это случайно или неумолимый рок событий? Светка ехала с вокзала с мужем и сыном, юным сорванцом, блестевшим Светкиными глазами. Люсьен и Светка так обрадовались и так весело весь путь болтали, что ее муж, суровый мужчина с военной выправкой, стал даже подозрительно посматривать на Люсьена. Светка почувствовала это и похлопала мужа по руке. Люсьен понял, кто в этой паре главный. Больше Люсьен и Светка никогда не встречались. Сыграл ли в этой дружбе тот хулиганский поцелуй свою роль или не сыграл, неизвестно.

***

Когда тебе едва исполнилось семнадцать, и у тебя практически нет опыта общения с прекрасной половиной человечества, шажок дается, словно прыжок через бездну. Люсьену было семнадцать лет, и он, «мальчик-колокольчик, ни разу не динь-динь», очень медленно двигался в направлении вот этого решительного шажка навстречу. Он был влюблен в Мун Рос и при одном её появлении едва ли не впадал в ступор. Однако мог взять себя в руки и хоть целую вечность болтать с Мун Рос о чём угодно. Люсьен был очень начитанным мальчиком, «отличался умом и сообразительностью», как говорила Мун Рос, но только не в плане любви. В конце концов это ей надоело, и она взяла инициативу в свои красивые руки с прекрасным маникюром на пальцах.

Мун Рос было двадцать лет, и разница с Люсьеном в три года делала её на сто голов выше в плане любви и много чего еще. Конечно, под влиянием феи Люсьен стремительно рос во всех отношениях. А пока Мун Рос называла его Маленьким принцем и покровительствовала. Они гуляли вместе, появлялись под руку на факультете или на различных студенческих мероприятиях. Однажды на выставке современного искусства незнакомый Люсьену студент старших курсов подошел к Мун Рос и довольно развязно, как показалось Люсьену, сказал:

– Привет, Рос.

Мун Рос иногда называли вторым именем, Люсьен никогда свою фею по имени не называл, он сам не мог бы объяснить почему. Вероятно, некое табу на священное для него имя.

– Привет, – отвечала небрежно Мун Рос.

– Это твой новый паж, – сказал старшекурсник, даже не взглянув на Люсьена. Люсьен напрягся, потому что счел это оскорбительным не столько по отношению к нему, сколько к самой Мун Рос. Она почувствовала, как на руке Люсьена заиграли мышцы, она улыбнулась Люсьену и положила кисть прелестной руки на руку Люсьена, успокаивая его, а старшекурснику сказала с очаровательной улыбкой, приподняв левую бровь и глядя на него с совершенным презрением, словно лимон оказался слишком кислым:

– Пошёл вон! Не завидуй.

– Ладно, ладно, я же только спросить, без задней мысли.

– Похоже, без всякой мысли, – засмеялась Мун Рос.

У неё были обширные знакомства, и Люсьена это немного коробило, он слегка ревновал. Ревновать ее сильно Маленький принц не мог, потому что невозможно ревновать богиню. Можно лишь испытывать благодарность за то, что она позволяет быть рядом. К тому времени шажок во Вселенную любви был преодолен, разумеется, заслуги Люсьена в преодолении было немного.

Он пришёл в её комнату, было воскресенье. Мун Рос была одна и, как обычно, что-то читала, лёжа на кровати. До пояса укрылась одеялом, потому что морозы и в общежитии было не жарко. Её халат слегка приоткрылся, и Люсьен видел, что на Мун Рос не было бюстгальтера! Он старательно отводил глаза от этой бреши в женский мир «куда нельзя». Как чуть позже выяснилось, на его прекрасной и волшебной Мун Рос, кроме халата, вообще ничего не было. После обычных «привет-привет» Мун Рос предложила Люсьену присесть к ней на кровать, стулья все равно были заняты разными вещами, висевшими и лежавшими на них. Люсьен присел на самый краешек, где-то ближе к ногам, и покраснел, как вареный лобстер. Мун Рос улыбалась, ласково глядя на «вареного» Люсьена, подвинулась и предложила сесть ближе, почти как в мультфильме про Маугли, когда удав Каа предлагает бандерлогам подойти поближе. Люсьен очень разволновался.

Мун Рос чувствовала, как он дрожит от волнения, это ей нравилось, и она сама стала волноваться, как будто в первый раз. Она привлекла Маленького принца к себе и стала нежно целовать лицо и губы Люсьена, находившегося в полуобморочном состоянии. Однако при помощи Мун Рос случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Девственность Люсьена приказала долго и счастливо жить. Всё это действо заняло несколько минут, а сама любовь меньше минуты. Люсьен был в шоке, а Мун Рос засмеялась и сказала: «Мы как первоклашки, ничего, нужно работать. А пока считай, что я тебя изнасиловала». Потом они целовались и читали стихи. Читала Мун Рос, а Люсьен не мог ничего сказать, так как был потрясен случившимся.

Так Люсьен впервые получил ключ и попал в пределы Вселенной любви. Он был счастлив настолько, что ничто другое не шло в сравнение с этими чувствами. Вселенная дает человеку счастье любить и быть любимым, но там есть и строгие правила, нарушать которые нельзя, потому что счастье мгновенно превращается в свою противоположность, как волшебная карета в тыкву. К сожалению, и Люсьен, и Мун Рос, как и миллионы обитателей Вселенной, никогда не задумывались над правилами и смыслами жизни во Вселенной любви.

Люсьен был юн, счастлив, влюблен по уши в Мун Рос и писал стихи. А что еще прикажете делать влюбленному юноше?

Я – радуга

в потоке твоих слез,

Я – бездна

в мире твоих грез,

Я – бесконечность

на твоем пути,

Я – боль и скорбь

в твоей груди.

Я – волшебство,

я – радость, свет,

Я – сладкий яд,

и слаще нет.

Я – милая услада глаз.

Я – твой и пепел,

и алмаз.

Я – для тебя и плоть,

и кровь.

Так знай же!

Я – твоя любовь!

Мун Рос прочитала и написала наискосок около строки «Я – волшебство, я – радость, свет» свой вердикт: «Собственность Мун Рос, возврату и обмену не подлежит!»

***

Люсьен стал часто бывать в комнате Мун Рос, где жили ещё две девушки-студентки. Длинная и худая Клава, ее кровать стояла у окна, и маленькая, пухленькая и восторженная девушка Алла, жившая за шкафом напротив худой Клавы. Кровать Аллы стояла за шкафом, перегораживающим комнату почти пополам. Она иногда говорила: «Живу за шкафом, никого не трогаю, но я всё слышу». Это была дежурная фраза Аллы, когда Люсьен и Мун Рос, сидя, начинали страстно целоваться, кровать Мун Рос из-за шкафа Алла не видела, но всё слышала. Обычно Мун Рос отвечала: «А ты не подслушивай, лучше уроки учи».

В этот раз Алла увлеченно и долго рассказывала о непростых отношениях ее двоюродной сестры Зины и какого-то парня, отчаянно ухаживающего за Зиной.

– …Они ходили в кино «Вечное сияние». Зина расчувствовалась, а ее парень приставал к ней. Она очень обиделась. Даже хотела с ним расстаться. Он такой черствый, подумала…

Люсьену поднадоело слушать эту бесконечную мыльную оперу, и он вмешался в рассказ:

– Вот так смотрят фильм, они бы еще в театр пошли на «Турандот», к примеру, узнали бы, что путь к любви лежит через гору отрубленных влюбленных голов. Ромео с Джульеттой вообще идеал любви! В конце все умерли. Смотрят, переживают выдуманные и сыгранные, пусть и талантливо, страсти, а бурю эмоций человека, который рядом, только руку протяни, считают домогательствами. Вот где тут логика? Ещё и черствым обзывают! Алла, дорогая, открой народу главную тайну этой Санта-Барбары. Парень этот черствый, ну он ее, Зину эту, того хоть трахнул?

– Фу, пошляк! – откликнулась худая Клава на «нехорошее» слово, сказанное Люсьеном.

– Не-е-ет, что ты! Он очень воспитанный парень, девушку бить не будет! – Воскликнула Зина.

Даже молчаливая Клава согнулась всей своей худобой и беззвучно залилась смехом до слез, и покраснела. Люсьен подумал, глядя на Клаву, что эта тихоня в курсе, чего на вид и не скажешь.

– А что я такого сказала?! – Удивилась Зина.

– Ничего, проехали, – ответил Люсьен, – трахнуть, Зиночка, это совсем не то, о чем ты подумала.

– Про пошлость. – Люсьен посмотрел на эту худую Клаву. – Пошлость это не плохое слово, это когда за хорошими словами пустота, подлость или ханжество скрываются. Это когда любовью называют тягу к заманчивым сводам дворцов, это вот пошлость. А даже матерные слова всего лишь эмоционально окрашенные понятия, они полны силы, а не пустоты. Знаешь, пошлость это ребенку, замершему в предвкушении чуда, дать яркую обертку от конфеты, он ждёт чуда, а там пусто. Это пошлость. Как-то так.

Тут вмешалась Мун Рос:

– Про пошлость это замечательно. А в остальном, Зина, не обращай внимания, это мужской шовинизм. Они думают, что трахают, то есть совершают победный над женщиной коитус. – Тут и Зина поняла, почему все смеются, и тоже покраснела, как худая Клава. – Наивные, – говорила Мун Рос, – не понимают, что это женщина, позволяя совершать самцу пенетрацию, по сути, трахает его.

Люсьен молчал, понимая, что его замечания по поводу повести Зины не понравились Мун Рос и она теперь читает ему лекцию просвещения. Мун Рос продолжала:

– Без любви всякое совокупление – это животное состояние, это просто пошлая и грязная похоть. Любовь делает отношения мужчины и женщины значимыми, возвышенными, если хотите. Тогда и занятие любовью – это не стремные шпили-вили, а поэзия чувств.

– Где же ее найти, такую любовь? – Вздохнула худая Клава.

– Начни с малого, – ответил Люсьен, – ешь побольше мучного.

– Дурак, – сказала не злобно Клава, она все это время пила чай и кушала булочку. И теперь откусила от нее немного. Глядя на Клаву, все стали смеяться. Клава тоже пыталась смеяться, рискуя подавиться своей булочкой.

– Ну правильно. – Люсьен улыбался. – Что тянуть резину за кошку, сразу ударь по булкам. Эротично и возбуждает.

Студенты вообще живут весело.

С этого дня Люсьен при случае оперировал исключительно понятием «заниматься любовью», всякие пошлые трахи, дрючки, порево, перепихоны, жарево и всё, что просто матерно и на букву «е», он исключил. Впрочем, чтобы не выпадать из сугубо мужской компании друзей, там, среди господства мужского шовинизма, он вполне мог употребить любые из этих слов. Хотя, как правило, они вообще любовь между мужчиной и женщиной не описывали, а касались отношений в обществе, без какого-либо учета пола и уж без любви точно.